I fell in love this summer

Вы когда-нибудь чувствовали, как перед вашими глазами тают, как мороженое, картины? Как розово-синие цвета комнаты как-то медленно, лениво стекали вниз, смешиваясь с темно-коричневым полом? Как за толстыми стеклами окон носится ветер, убегая от кого-то страшного, а вы этого не слышите, потому что ваши уши заложило? И Миша этого никогда не ощущал. Все оттенки комнаты не резали стеклышки карих глаз своим свежим блеском, что было достаточно удивительно. Тона смешивались, текли по твердым стенам, которые, вскоре, тоже лениво исчезнут, обернувшись пульсирующими, пестрыми фейерверками и искрами бенгальских огней. Язык медленно вел свой мокрый отпечаток на груди парня, собирал там мурашки, и вел всю их стайку вниз, к слегка мягковатому от кушанья животику. Последний, кстати, урчал, и было немного непонятно, то ли от наслаждения, то ли от плотного ужина. Сильные рука сжимали оголившиеся бедра, оставили на них яркие синяки. Откуда-то сверху Миша услышал усмешку. Парень перевел мыльный взгляд на место, где должно было находится лицо Дани и его русые волосы, которые, под, казалось, твердыми лучами солнца, превратились в золотые. Но ничего, кроме бешенства узоров в глазах, не увидел. А Рэнделл спускался ниже. Губы потихоньку начинают щипать нежную кожу чуть ниже пупка, а потом, на секунду затаив дыхание, острые зубки стягивают последнюю обнимающую вещь. Омега даже не понял, как это все произошло. Вроде бы, они только недавно лежали на зеленой перине, что так приветливо и навязчиво щекотала их голые пятки, нюхали пьянящие ароматы серпуха и полевого чая, и совсем не заморачивались на тему того, что горячие, прощальные лучи своими невидимыми когтями сдирают кожу с щек, хватаются на волосы, чтобы продлить свое пребывание рядом с ними. Миша помнит, как, полностью ложась в высокий хвощ, увидел перед собой, в вышине, не розовое небо с мятными иголками, а Даню. Альфа нависал над омегой, был совсем-совсем близко к губам подопечного, а потом все. В голове густой, холодный туман, который никак не хочет рассеиваться. Светловолосый, еще немного изучив тело парня поцелуями, постепенно вошел в омегу, на каждый новый сантиметр делая остановку в пару секунд. Голубоглазый силой придерживал ноги Совергона раздвинутыми, ибо тот, от хлещущей и фонтанирующей боли старался их свести как можно быстрее. Конечно, старшего это немного подбешивало. Он хотел, чтобы все прошло легко и без особых усилий, а сейчас, ему, не менее неопытному, нужно быть медленным и расчетливым. Немного дразнит. Войдя полностью, Даня сделал длительную паузу, во время которого перевел взгляд взгляд морских глаз на омегу. Горячий, стонущий, тянущий носочки от боли и слегка дрожащий от убийственной густоты чувств. Парень явно не мог совладать с собой. Глубоко дыша, его губы были ярко алые, местами трещины наполнялись влажностью, превращаясь в маленькие блестящие стеклышки на устах. Пряная розоватость покрыло личико Миши, а засосы и метки, в которые всматривался альфа, неустанно пульсировали, приятно сгорали. Притянув парня вплотную к себе, Рэнделл уперся руками в подушку, где-то в районе головы подопечного. Русоволосый обнял парня за изящную талию, немного лег на омегу, чтобы было удобнее, и, сладостно выдохнув, плавно, словно художник, воссоздающий свою картину, прикусывал пленяющую шею. Парень пробовал кожицу на вкус, наиболее сладкие места помечал своей сине-фиолетовой печатью, а соленоватые, видимо, от пота, обводил шершавым и уже высохшим языком. Миша, решив не отпускать золотую пыль с волос любимого, зарылся одной рукой в волосы, второй схватился за белую спину, оставляя только от одного чувства полноты и целостности пылкие розовые тонкие бороздки. Худые ноги, красовавшиеся своими следами от ненасытных рук, обняли тело альфы, и все так же тянули носочки от сцепления грызущей боли и язвительного наслаждения. Сухая сирень тихо, и как-то влюбчиво смотрела в черно-синее небо. Ее зеленые листья, напоминающие форму монеток, развернулись, наслаждаясь томной и густой прохладой гнетущей ночи. Ее друзья - птицы почему-то не прилетали сегодня. Видимо, день окатил жмущей жарой, духотой, что перьевые комочки просто не высовывались из глубокого дупла. Но, ей было все равно сейчас. Хрустящие цветочки медленно убегали вниз, а ветер, наконец-таки распутавшийся из объятий сосен, пел похоронный марш, ударяясь о звезды и диск луны. Сирень видела, как солнышко, нехотя отрываясь от русых волос, падало за горизонт. Она видела слияние, которое в своей долгой-долгой жизни никогда больше не увидит. Видела нежность, страсть и ощущала помехи в голове каждого из них. И после этого ее окатила неведомая грусть, когда тлеющий костер романтизма и приглушенную лунным светом тьму рассеял скрип двери, вместе с врезающимся в стены светом ручного фонаря. Человек.