Первое правило

Глаза я разлепил не без труда. Голова ощущалась такой тяжелой, будто существовала отдельно от тела. Мощное ощущение дежа вю не покидало. Просыпался я так уже однажды — с похмельным синдромом, голый и в постели Ковича. Тогда я прикрывался, теперь не стал — чего Игорь у меня не видел. А вот стыдно было точно так же. В особенности от того, что во взгляде Игоря не было ни грамма осуждения. Более того, Игорь, похоже, ничего другого и не ожидал. — У-у-у-у, — взвыл я и все-таки накрылся одеялом, понадеявшись там скоропостижно скончаться от стыда. — А я тебе водички принес, — сообщил Игорь. — И таблетку. Возьмешь? Я высунул руку из-под одеяла. Игорь тихо рассмеялся и одеяло с меня стянул. Я тут же зажмурил глаза — смотреть на него, такого заботливого и понимающего, не было никаких сил. — Ну, чего ты, — мягко произнес он. — Всё нормально. На, выпей. Нормально, как же… Игорь вчера посоветовал проверить, есть ли в холодильнике минералка, а в аптечке — что-нибудь вроде антипохмелина, а я вокруг него горным козликом скакал, доказывая, что пить на мальчишнике не собираюсь. И вообще, смотаюсь туда на полчасика, ну максимум — на сорок минут, и то, чтобы не обидеть Мая. И что если Игорь хочет — я вообще могу туда не идти. Игорь не хотел. Была у в целом идеального Ковича одна неидеальная черта: иногда на него что-то находило, и он вдруг начинал считать нашу, в целом, не такую уж и большую разницу в возрасте ужасающей и отчего-то делать странный вывод, что он лишает меня молодости — как ещё не детства. Вроде как, мне по возрасту полагается отвязно тусить, встречаться с друзьями и знакомыми. Я на это только насмешливо фыркал — тусить, тем более отвязно, я был не большой любитель и до Игоря, встречаться со знакомыми не имел тоже никакого желания — и вот в этом уже отчасти была вина Игоря: со всякими знакомыми мне и в половину весело и интересно так, как с ним, не было. А друзей у меня было всего двое — Май и Вера, с ними я виделся регулярно, а в последнее время с их предсвадебной лихорадкой даже чаще, чем хотелось бы. Началось всё с того, что Май сделал своей возлюбленной предложение. Как планировал, красиво — с шампанским и кольцом. И тут Вера — охуеть-не выхуеть — вдруг заявила, что ей нужно подумать. О чем, а главное, в таком случае — чем она собиралась думать, мне было решительно непонятно. Игорь, когда я ему рассказал, сказал «загадочная женская душа», явно имея в виду другую характеристику. И ладно бы Май воспринял всё в шутку — так нет же, он почему-то воспринял все очень близко к сердцу, тут же решил, что если Вере вздумалось думать, значит, она сомневается, значит, не уверена в нем, а там, может, у нее ещё претенденты на женихов есть, вот она и выбирает. Естественно, ничего лучше, чем начать бухать, он не придумал. Причем пить в одиночку ему претило, поэтому он, как лучшего друга, все время дергал меня. Мог и с пары выдернуть, и вечером из дому, и посреди ночи — за неделю я замотался так, что в мешки у меня под глазами можно было картошку складывать. Игорь, кстати, вообще не возмущался происходящему — смотрел только иногда на меня, отчаянно ругающегося, с незлой усмешкой — мол, и вот в это ты был влюблен? Игорь вообще был не ревнивый, но к Маю, видимо, памятуя о моей пылкой влюбленности, относился по-особенному, чуть снисходительно, как к идиоту. На парах, к примеру, объяснив элементарную тему, он не отказывал себе в удовольствии сказать: «А теперь специально для вас, Май, повторю». Май, кстати, радовался и считал это признаком особого расположения. В общем, заслужил, наверное. Вот и теперь вместо того, чтобы попытаться разобраться в ситуации, он продолжал пить, пока однажды, когда Май своим пьяным звонком сдёрнул меня прямо с Игоря, я не выдержал и позвонил Вере с требованием угомонить жениха, ибо свою личную жизнь они могут портить, как хотят, а вот моя, а тем более Игоря — тут совершенно не при чем. Вера прониклась. То ли осознала глупость своего поступка, то ли пожалела обожаемого преподавателя, но с Маем она, наконец, поговорила, сказала ему заветное «да», Май с последствиями своего затяжного алкомарафона неделю пролежал пластом, но всё устаканилось. Я был уверен, что теперь-то точно все будет хорошо, ребята тихо распишутся и будут жить счастливо. Игорь только проницательно хмыкнул и, конечно, оказался прав. Выяснилось, что ни о каком «просто расписались» и речи не идет. Потому что Вера, оказывается, всегда мечтала о пышной свадьбе принцессы. Чтобы с белым платьем, машинами в лентах, банкетом, подружками невесты в одинаковых нарядах, двухъярусным тортом и шоколадным фонтаном. В общем, Вера, которую знал я, разительно отличалась от той, что собиралась выйти замуж за Мая. Май, кстати, к потенциально пышной свадьбе отнесся благодушно — ему, по большому счету, было все равно, а его мама, бабушка и многочисленные тетушки и вовсе пребывали в восторге, собирались принимать активное участие в организации и взять расходы на себя. Наверное, это и делало Мая таким благодушным. Я было решил, что можно выдохнуть, но куда там — оказалось, раз я лучший друг, то всенепременно должен принимать участие на всех этапах организации праздника. Для начала Май с Верой до хрипоты спорили, с чьей именно стороны я буду свидетелем, затем Вера зачем-то припахала меня к выбору свадебного платья, почему-то ожидая, что во мне есть врожденное чувство стиля, и была разочарована, когда выяснилось, что никаких гейских супер-способностей, которые она себе нафантазировала, у меня нет и я не особо понимаю, чем цвет слоновой кости отличается от белого, а кремовый от бежевого, и чем фасон платья «русалочий хвост» отличается от нерусалочьего. И не от хвоста. Май тоже не оставался в стороне и изводил меня вопросами о том, что лучше: смокинг или классический костюм-тройка, или прикид Дарта Вейдера, дабы всколыхнуть общественность. Вечерами я, сгребая в охапку слабо сопротивляющегося кота, без сил плюхался на диван под бок Игорю и жаловался, рассуждая, что хорошо, что нам с ним жениться не надо и подобное нас не ждет, и что даже если бы нам было можно — то я все равно ни за что бы не согласился. Игорь только поглаживал меня по голове, согласно кивая, и говорил, что да — хорошо, что не надо, и хорошо, что не ждет. И что вообще необязательно жениться для того, чтобы быть семьей. И я в такие моменты так его любил, что мне даже дышать было больно. Когда, наконец, все основные приготовления были закончены, когда было согласовано место, время и список гостей, когда Вера уже тридцать раз попросила у Игоря прощения за то, что не может его пригласить, хотя Игорь и не собирался быть гостем на студенческой свадьбе, даже если бы его позвали, возник вопрос проведения мальчишника и девичника. Вопрос решился на удивление мирно и, что самое удивительное, без моего участия. И позавчера Май торжественно меня на свой праздник пригласил. Таинственно понизив голос, он сказал: — Слушай, ты только Ковичу не говори, что на мальчишник в клуб идешь, — Май с намеком подвигал бровями и продолжил: — Там девочки будут, экзотические танцовщицы. Я хмыкнул. Искренняя уверенность Мая, что меня могут заинтересовать девочки, пусть и экзотические, забавляла. Май, заметив мою ухмылку, тут же сдулся, буркнув: — Вот всё с тобой не по-людски. Может, тебе тогда лучше к Вере на девичник? — А что? — живо заинтересовался я. — Там будут экзотические мальчики? — Обломись, ты мой друг, я за тобой в восемь заеду. И это. Ты Вере про девочек не говори, ладно? Это мне пацаны сюрприз приготовили, отказаться неудобно было. Я только плечами пожал. Не говорить же Маю, что эти самые пацаны три дня этих самых танцовщиц с Верой согласовывали. Вчера в восемь Май за мной, как и обещал, заехал, а потом р-р-раз — и я уже дома с раскалывающейся головой и ровным счетом ничего с прошлого вечера не помнящий. Зато Игорь, судя по всему, отлично все помнил. По крайней мере, ту часть, когда я оказался дома. — Я сам пришел? — нашел в себе силы спросить я. — Ну, «пришел» — это сильно сказано, — хмыкнул Игорь. — Скорее, «приполз». Буквально, кстати. Я хотел тебе помочь обувь снять, но ты не разрешил, начал сам снимать, упал, не смог подняться и в спальню пополз. И спрашивал, как мне вид сзади. Вид, если тебе интересно, был шикарный. — О-о-о, — протянул я. — Надеюсь, после этого я сразу уснул? — Да прям, — разулыбался Игорь. — Сначала ты на кровати нашел кота и стал перед ним извиняться. — За что? — За то, что мы его кастрировали. А потом ты мне рассказал про танцующих девочек, сказал, что можешь в сто раз лучше, и попытался продемонстрировать. Ей-богу, знал бы, что будет такой эффект, я бы тебя давно напоил. — Не издевайся, — попросил я. — Мне и так стыдно. — За что? Тебе нужно иногда расслабляться. Тебе, кстати, Степанчук-то чем не угодила? — А при чем здесь заведующая кафедрой? — А ты грозился однажды ей что-нибудь в чай подсыпать. И пытался запретить мне с ней здороваться. — А, — смутился я. — Ну, просто она к тебе так явно неровно дышит и все время норовит тебя потрогать, что мне иногда ей эти руки оторвать хочется. — А ты никогда не говорил. — Потому что был трезвый и благоразумный. И я же знаю, что ты наверняка даже не замечаешь ее поползновений. — Мне и незачем. — Я знаю. Просто иногда мне справиться с собой сложно и я ревную. — Так вот к чему была эта фраза! — Какая ещё фраза? — насторожился я. — О, прекрасная. Ты сказал, что когда вырастешь, хочешь стать Ковичем. — Бля-я-я, — простонал я. — Комментарии будут? — весело осведомился Игорь. — Нет, — буркнул я, снова натягивая одеяло до ушей. Позорище-то какое… — А потом… — Что, ещё и что-то потом было? — перебил я. — Ага, ты мне по большому секрету сообщил, что у двоюродного брата Мая отличная задница. И что ты весь вечер ею любовался, но только эстетически. И даже с трех разных ракурсов ее сфотографировал, чтобы я тоже эстетически полюбовался. Действительно, кстати, классная задница. Хотя я предпочитаю твою. — О господи… Но потом-то я заткнулся нахрен? — Почти сразу. Только колыбельную мне спел. — Я ещё и пел? — Ну да. Только почему-то на немецком. Я из всего понял только «я тебя люблю». Хотя звучало угрожающе. — За это извиняться не буду. — И не надо. Я тебя тоже очень люблю. — А я на свадьбу точно не пойду! Наверное…