Юность

– Умение строить и достигать своих целей всегда будет помогать вам в будущем. Вы все должны решить, с чем связать свою жизнь, максимально оценить свои возможности и желания, тогда обязательно найдется то, что окажется вам по душе. В одиннадцатом классе нужно интенсивно готовиться к экзаменам, и если по истечению первого полугодия вы до сих пор не будете знать, что делать со своим будущим, то потом сделать его успешнее будет сложнее… Звонок с урока прерывает уверенную речь классрука, по совместительству являющейся преподавателем языка и литературы. Не сказал бы, что она мелет чушь, скорее эта её профессиональная красноречивость давит на уши. В конце концов, всё сказанное в голове превращается в кашу. На самом деле я, да и не только я, без неё давно всё это знаем – учёба ради будущего и будущее в учёбе. Но какого-то черта она из раза в раз всё равно продолжает втирать одну и ту же мысль, разве что немного её перефразируя. Я даже перестал радоваться, когда в конце уроков остаётся свободное время, потому что учителя в девяноста процентах из ста начинают гундеть про экзамены, ответственность и прочее, прочее. Да я бы лучше лишний пример решил, прокачал математический или любой другой предметный скилл хоть на одну десятую процента. Не выношу, когда постоянно напоминают о том, что беззаботная школьная жизнь подходит к концу. За эти семь минут (я засекал), что учитель трындела, я ровно три раза переводил свой взгляд на соседнюю парту слева от меня и видел в выражении лица Леви полную отрешённость. Это он всегда так – когда начинается подобный пиздеж, то дошептаться до него невозможно. Поэтому я даже не пытался. Лишь вновь беззлобно позавидовал этому его умению по собственному желанию абстрагироваться от ситуаций, в которых у него нет ни единого желания участвовать. В окно рвутся осенние лучи солнца, от которых хочется куда-нибудь скрыться и желательно как можно быстрее. Конечно, жалюзи закрывать мы не можем, а пиздеть – только так. Как только слышу звонок с урока, соскакиваю со своего места, поднимаю стул, который попросили поднять, а заодно и соседний, пустующий. Леви, зараза, на литературе отказывается со мной сидеть. Видите ли, я его постоянно отвлекаю, а он железно решил сдавать именно этот предмет. Ага, как же. Месяц назад в приоритете у него была физика. Непостоянный он, а виноват в этом я. Прямо-таки охуенно. Хотя, кто бы говорил. У Леви-то всегда присутствует конкретика. Он по жизни такой. Я же до сих пор не знаю, куда податься после окончания школы. За ним рвануть, что ли? Ну не люблю я принимать серьёзные решения, тем более зная, какая последует ответственность после сделанного выбора. В дверях нагоняю Леви. Стоит только глянуть на его хмурое лицо, как сразу же окатывает волной его ауры, что называется «я не в духе». Во время урока я этого не заметил, значит, за эти несколько секунд уже что-то успело произойти. Всегда так – отвернешься, и обязательно случается какой-то экшн. – Она опять написала мне, – друг смотрит в экран своего смартфона и морщится на этих словах. – И что там? Опять о встрече просит? В коридоре сумрачно, людей много, говор оглушает. Кто-то над кем-то глумится, разнося дикий хохот вперемешку с жалобным нытьем. Зачастую так и хочется подойти и заткнуть чужой рот ударом в челюсть. А вот этот парень слева – тот, кто зубрит учебник – наш бывший одноклассник-ботан, к которому Леви частенько пересаживался от меня во время контрольных по алгебре. До сих пор недолюбливаю этого парня. Слишком правильные и тихие всегда вызывают подозрение. Спускаемся по лестнице. Леви палит в телефон и что-то тихо говорит себе под нос, явно не нуждаясь в моих ответах. Я пропускаю чье-то девчачье приветствие мимо ушей, продолжая скользить взглядом по чужим лицам, спинам, грудям и задницам. Киваю одному знакомому, другому показываю фак, а третьему подмигиваю. Парниша из десятого. До сих пор свыкаюсь с мыслью, что вышло так, что я ему симпатизирую. Пока что не решил, что с этим делать, так что пусть грезит в наивных мечтах и невинных надеждах. По крайней мере, этот мальчик не докучает мне. Кстати, ответа от Леви я так и не услышал. Снова она ему написала... «Она» – это слишком настырная воздыхательница Леви. По-моему, из десятого класса. Но что я знаю точно: она совершенно без ума от этого сварливого, но, чего скрывать, забавного чувака. Хотя моя забавность более очевидна, чем его… Только я её понимаю, видимо. А та девка, сто процентов, запала на его внешность. Но, в самом деле, кто же знал, а тем более эта девчонка, что если приятная наружность, не значит, что и характер такой же? И это в точности про этого недовольного парня, идущего справа от меня. – Так что она там пишет-то? На первом этаже народа ещё больше. – Уши почисти. Говорю, на этот раз зовёт к себе в гости. Заебала. Пара девушек, проходящих мимо в этот момент и ржущих над чем-то своим, вызывают у Леви гримасу отвращения. Кажись, он помнит их даже по смеху. Они пытались втереть ему своё видение этой гребаной жизни, намекая на то, что он «вообще ничего не понимает», и много подобного. В общем, после той ночи Леви примерно неделю говорил мне о том, как они его раздражают. Захожу в гардероб, беру наши куртки, не особо обращая внимания на парочку, зажавшуюся в углу. Идите уже в туалет и развлекайтесь как нормальные люди. На выходе из школы меня ждёт Леви, который уже убрал телефон в карман и теперь исподлобья смотрит на школьников. Исподлобья – не только потому, что злой, но и потому, что ростом явно уступает большинству людей, проходящих сейчас мимо него. Над его небольшим ростом могу шутить только я, но я этого не делаю, потому что, за пять лет нашей дружбы, это немного подзаебало. – Что ответил ей? – Подаю ему куртку, открываю дверь, и первый выхожу на улицу, на ходу накидывая на себя свою. – Написал, что субботний день не планировал проводить с ней. Погода, кажись, уже день пятый держится на отметке «-8». Леви всегда жарко, поэтому он не застегивается, а я застегиваюсь, но не до конца – строю из себя хуй пойми кого. Постоянно этим занимаюсь. Народа из школы валит толпами, поэтому мы оба увеличиваем шаг и вскоре заворачиваем за угол. А потом ещё за один и ещё, а там останавливаемся для перекура, а у Леви сейчас ещё и для снятия стресса. – Ха-ха, чувак, ты добровольно отказался от субботнего секса. Какая разница, кто она, вагина у всех одинаковая. Закуриваем. Сигарета после шести уроков – это блять круто. Не всегда удаётся на переменах выйти на улицу. Сегодня опять дежурил этот сорокалетний уебан. Я думаю, даже под дулом пистолета он не выпустил бы никого на перекур между уроками. – Даже не хочу представлять, каким будет её лицо и этот гребаный голос, когда я буду трахать её. Да я лучше ещё неделю буду смотреть порнуху и дрочить за столом. Эрен, мать твою, я тебя уверяю: ты бы поступил точно так же, – между моментами, когда он смотрит на меня, то и дело озирается по сторонам. Как будто сейчас обязательно мимо пройдёт его мать и наваляет пиздюлей и за маты, и за сигареты. Но этого точно никогда не произойдет. Эта девка учится в другой школе, поэтому в лицо я её ни разу не видел. В соц.сети она сидит на фейковой странице, так что не могу утверждать, что Леви неправ. Хоть вкусы у нас с ним несколько отличаются, но на говно и у меня не встанет. – Окей, я тебя понял. И все же, кого он выглядывает-то?.. – Ты чего вертишься-то? Ищешь кого-то? – Да… Жан подходил ко мне на перемене, говорил, что после уроков придёт сюда. Наверное, хочет что-то сказать, – сигарета в руках Леви становится меньше, он снова кривится и достает из кармана смартфон – она что-то ответила. – Наверное, опять будет втирать дичь. Это в его стиле. Он вообще ебнутый, если уж на то пошло. Ты прикинь. Этот долбоесос сегодня ночью, ночью блять, когда даже я уже лёг спать, написал мне, что всегда хотел ощутить, какого это – входить в мужскую задницу. Он походу вчера последнюю траву скурил, не давай ему нихуя. Он неадекватный и без этого. А у меня не просит, потому что знает, что хуй чего дам, ведь именно на мне обкуренный и отыгрывается. Леви лишь усмехается, даже не подняв на меня взгляд. Эта девка меня уже бесит. Слишком много внимания на себя забирает. – Да нет, не думаю, – тихо произносит, замолкает, поджимает тонкие бледные губы и более громко продолжает уже о своём: – А это мысль. Может лучшей ей травы одолжить? Накурится, подогнать ей кого-нибудь, может, залетит, тогда отстанет, – задумчиво произносит друг, глядя на почти-бычок в своих руках. Безысходность, чтоб его. – Скажи ей опять, если прошлые разы она не поняла, что не в твоем вкусе. Совершенно. Или дать по ебалу – тоже вариант, но Леви так не сделает. Он с девушками на словах и действиях какой-то слишком вежливый. Если крышу и сносит, то злость выпускает либо на предметах, либо на чьём-то теле, но обязательно мужского пола. – Я скажу и напишу, но это бесполезно – она меня будто не слышит и эти сообщения будто не видит, – раздраженно блокирует телефон и суёт его в карман куртки. – Это уже болезнь. Перевожу взгляд с Леви за его спину. А вот и обкуренный придурок. Лыбится мне. – Жан идёт. – Неужели. Улыбка во все зубы, блестящий взгляд и растрёпанные лохмы – Жан, каков он есть. Хлопает Леви по плечу, жмёт нам руки и встаёт рядом, доставая пачку синего Winston-а. Больно уж он радостный даже для самого себя. Хотя это же Жан, так что похуй. – Какие планы на завтра? Он, конечно, мастер начинать издалека. Скорее всего, собирается позвать нас куда-то. Жан вообще заранее предупреждает, чтобы мы его подождали, только в трёх случаях: намечается попойка, у Кирштайна закончился порошок, у Кирштайна был секс. Но вопрос о планах сразу же наводит меня на гениальнейшую догадку. – Покупать новую сим-карту, – невозмутимо произносит мой лучший друг. – Слушать после в скайпе его ворчания по поводу того, что все номера он снова сохранил на старую симку, а не в телефон, ведь в кои-то веки думал, что она продержится дольше, – отвечаю в тон ему. – В общем, вы не заняты, – подводит в целом верный итог Жан. – Думаю, нет, – усмехаюсь. Леви молчит, но со мной соглашается, кивая. – Тогда маленькая предыстория. Жан говорит долго и упорно, с отдаленными обоснуями, но с конкретикой в теме. Из всей его болтовни я выудил основное: парень подцепил девчонку (а не парня, как по вчерашнему его сообщению я предполагал, без доли сарказма) и у нее завтра свободная хата, куда она предложила пригласить несколько человек, и, в общем-то, сейчас он позовет нас. И мы уже согласны. – Пойдут ещё человек пять из нашей параллели и четверо моих знакомых, а от неё должны прийти телочки, – довольная морда Жана превращается в очень довольную. Вообще, если открутить воспоминания до восьмого класса, то можно отлично так вновь почувствовать то, какое напряжение было между нами. Я бы совершенно реально покалечил, а может нечаянно убил бы того человека, который бы сказал мне, что сейчас, когда нам по семнадцать и мы до сих пор одноклассники, я буду стоять рядом с Кирштайном, лыбиться ему в ответ, угарать с его плоских шуток, соглашаться пойти с ним и с его компанией куда-то. Но в позапрошлом году, то ли у меня, то ли у него мозгов прибавилось – мы стали относиться друг к другу более лояльно, игнорируя привычные подъебы. Даже начали спокойно разговаривать, если, конечно, это было необходимо, а потом даже здоровались и единожды, но сидели за одной партой, и за те сорок минут он ни разу меня не выбесил. А потом Леви, видя, что мы немного даже ладим, начал захватывать его с нами покурить, побухать и далее по списку. Вот и все. Теперь я могу назвать его своим другом, которого с легкостью могу ударить по морде, обозвать всеми возможными словами, а он ответит тем же, и сразу после этого мы будем смеяться, и кто-то кому-то предложит сигарету и одолжит деньги на бутылку пива. С Леви иначе. Драки у нас очень редкие и реально из-за настоящих и серьёзных причин, а злость и раздражение друг на друга длятся дольше. Но я въебу в тысячу раз сильнее тому, кто будет залупаться на него, и не важно, кто будет виноват, я всегда останусь только на его стороне. Даже будь это Жан. Леви – мой лучший друг, близкий для меня человек, как и я для него, поэтому через день после таких ссор, без каких-либо извинений, мы вновь созваниваемся или списываемся, ведя себя так же, как это было и до этого. Нам и не нужно извиняться. Кажется, мы прощаем друг друга как только один скажет другому очередную глупость, но с серьезным лицом, которую поймём только мы двое. – Ну как, вы с нами? – Жан, наконец, дошел до сутейной сути. – Ещё спрашиваешь. Во сколько? – Я в обед позвоню. Ориентировочно к восьми вечера. А в понедельник кому-то, а точнее всем нам, будет хуево. Да и черт с ним, в первой, что ли? – Окей, – на этих словах я выкидываю сигарету, превратившуюся теперь в бычок, через пару секунд Леви делает то же самое. Правда, до фильтра он докурил уже минуты две назад. – Тогда до завтра, – я делаю шаг назад, смотря на Жана, он в ответ кивает. Жду Леви, когда он с нескрываемым раздражением допишет ещё одно сообщение, пожмёт руку Кирштайну и пойдёт со мной по одной дороге домой. Жан, кстати, даже не обратил внимания на особенно злое состояние Леви. Наверное, дело в том, что он всегда на что-то зол и чем-то раздражен. Но походу только я научился различать, когда это напускное, а когда – настоящее. Поднимаемся по размашистым «ступеням», проходим через ворота и оказываемся вне территории школы. Прямо напротив стоят мусорные контейнеры, в которых копаются не то какие-то птицы, не то какие-то люди. А мы обычно в пакетах таскаем в эти контейнеры мусор из двора школы, когда по осени нам объявляют субботники. Мы с Леви живём через два дома друг от друга. Мой виден даже из окон школы на третьем или четвёртом этаже. Раньше это было мне очень даже на руку. Когда мы ещё учились во вторую смену, перед уходом из школы я проверял, есть ли кто дома и могу ли я покурить, и спалят меня или нет. Дело в том, что в полвосьмого моя мать не всегда приходила домой, и я понятия тогда не имел, что она могла так долго делать на работе. Конечно, через год-другой выяснилось, что рабочий день у неё вообще до шести, а потом, из полнейшего горя или ещё чего, она ходила то по гостям к своим подругам, то в клубы, то ещё куда-то. Моя мать относительно молода, даже если сравнить её с матерью Леви, всё потому, что она родила меня, когда ей было восемнадцать. И, когда они с отцом развелись, кстати, мне было тринадцать, она без зазрения совести решила, что может так поступать, под предлогом, что «милый, я ищу тебе нового папочку». Спасибо, не надо. Но сейчас мне плевать: и на то, во сколько она приходит домой, и на то, унюхает ли она запах сигарет. Она даже не сильно истерила, когда я обдолбаный и весь в каком-то дерьме ввалился в квартиру в пять часов утра. Поэтому сигареты и алкоголь – полная хуйня. – Надеюсь, этот хмырь сегодня выудил мою мать из дома. Меня это девчонка невъебенно выбесила. Хочу побыть один, – Леви держит руки в карманах куртки, смотрит себе под ноги и говорит это обыденным тоном. Изредка он высовывает пятерню, но лишь для того, чтобы убрать свисающую на лоб чёлку с глаз. Ему бы пора подстричься. В отличие от моей матери, мать Леви на пять-шесть лет старше и вдова. Кушель, как мать, ужасно строгая и приставучая. С моей они даже иногда созваниваются и договариваются о встречах, а потом обе не приходят ночевать домой. Я даже пару раз выдвинул тему, что они вполне могут спать друг с другом. Я не нахожусь с ответом, тем более через десяток шагов уже поворот к моему дому – молчание явно будет недолгим. Оно не неловкое. Так повелось, что неловкости между нами вообще никогда не возникает. Я точно знаю, что и я, и Леви можем сказать друг другу всё, что угодно, и даже не получив желаемого ответа, никогда не будем жалеть об этом. Будь я проклят, если у Леви есть какая-то великая тайна, и я до сих пор не знаю о ней. Я бы, как минимум, заподозрил о её наличие. Я же этого парня насквозь вижу. – Советую тебе вырубить телефон, – подаю Леви руку для рукопожатия. Пожимает. Руки у него всегда холодные. Что-то там с кровообращением не так. – Это и собирался сделать, поэтому если что – ищи меня в сети. Мы оба знаем, что я в курсе, где его искать. В конце концов, я могу прийти к нему домой. Если Леви говорит, что хочет побыть один, то он хочет побыть один, но вполне не против, что я буду ошиваться где-то рядом. В эти моменты просто нужно молчать. Не знаю, как это назвать, но я к нему ощущаю нечто подобное – даже когда бесят все и вся, Леви никогда не входит в этот список. Он как будто отдельно от всего остального. Является продолжением меня. Друг вот-вот завернёт за кирпичный гараж, где дальше пойдет вверх по улице. Поворачиваюсь и иду к своему подъезду. Дома, наверняка, никого нет. Заебенно. Мне всегда казалась интересной тема того, как люди испытывают друг к другу интерес. Почему одни общаются, а другие – не переваривают друг друга? Почему такие разные люди, как мы с Леви, нашли общий язык и стали близки? Когда-то давно, я помню, Леви часто повторял, что ему только здесь и только со мной действительно комфортно. Тогда я не расценивал это всерьёз. А потом он и вовсе перестал мне говорить об этом. И пару лет спустя я понял, что те слова были самыми охуенными в нашей дружбе. Но теперь мы вообще не поднимаем эту тему, может, потому что стали старше. Да и, черт возьми, Леви знает, что я точно смог это запомнить. Повезло мне с другом, однако. Когда я впервые вспоминаю обо всём этом, то одновременно меня постигает облегчение и одолевает сильная тоска. А потом появляется тупая боль.