Знающий. Конец времени эльфов

— Он готовится к войне, я уверен… Думай, Эльф, где его искать, — тихо вздохнул мужчина в черной толстовке. Его бледное лицо с длинным носом и крупными губами скрывал капюшон, за плечами висела электрогитара, дополняя образ металлиста в кожаных штанах с клепками. Впрочем, то был парадный портрет для большого мегаполиса: для видящих другую сторону реальности толстовка показывалась кольчугой, а гитара — мечом с навершием в виде головы дракона. Нью-Йорк этого мира — как и другие города — содержал второй слой, который не надлежало наблюдать смертным. Так распределила магия в мире этой Земли. За время странствий по разным мирам Сумеречный Эльф — неудавшийся Страж Вселенной — узнал много секретов, в частности, что миров с названием Планета Земля несколько. И каждый из них считал себя истинной Землей, не представляя о существовании других. В этом с древних эпох шла борьба магических созданий и людей, леса и города. И последний в конце концов победил, хотя в далекие времена магическая Золотая Армия обрушила свой гнев на людей, посеяла хаос и разрушения, но король эльфов Балор сжалился над людьми, увидев беспощадность порождения гоблинов-кузнецов, и заключил перемирие. Только его сын, принц Нуада не согласился на мир, уйдя на долгие века в изгнание. Он копил злобу, точно предчувствовал, что его отца обманули, пообещали не истреблять леса, не возводить все новые и новые города. Но разве люди хоть когда-то сдерживали свои обещания? Двадцать первый век сквозил небоскребами, протыкал тучи полетами железных птиц, ревел завываниями метро. Леса и озера сметались, загрязнялись, точно люди решили сами себя отравить. Поделом… Но мятежный принц желал ускорить достижение их цели. И этого Страж Вселенной не мог допустить, призванный хранить миры, пусть великая сила, дающая неуязвимость, и не прижилась в нем, породив безумие и тьму в сердце. Но не меньший — скорее больший — мрак долгие годы таился в сердце Нуады. Истории о Золотой Армии с течением времени сделались легендами, затем сказками, а после и вовсе почти забылись. Король Балор со своей дочерью Нуалой — сестрой-близнецом Нуады — медленно терял могущество, хоть почти и не старился за две с половиной тысячи лет. Но что-то надломилось в нем с тех пор, как он отдал людям одну часть короны, с помощью которой управлялась Золотая Армия. Эти чудовища, почти вестники конца света… В конечном итоге эльфы, гоблины, тролли и иные магические создания обрекли себя на существование незаметных теней, порождений ночи, скрывающихся в городских катакомбах, затканных от взора людей искусной магией. И только Сумеречный Эльф помнил годы их расцвета, что обернулись кровопролитной войной. Неудавшийся Страж Вселенной ненавидел эльфов этой Земли за неумение жить в гармонии с людьми. Но одновременно корил себя за бесконечное бездействие: перед ним открывался рисунок всего мироздания, сотни возможностей и рычагов управления. Но стоило потянуть за один, как рушились сотни других. Однако же в этот раз мелькнула слабая ниточка надежды. Он собрался поговорить, хотя… что бы это решило? Но он все еще цеплялся за этот мерцающий свет, что вел к самому благоприятному исходу, еле достижимому, но все-таки возможному… Пока возможному. — Не смей есть кота, старая троллиха! Сумеречный Эльф подскочил к неприятного вида старушенции, которая торчала под мостом метрополитена Нью-Йорка. На вид-то неопрятная бродяжка с седыми космами, а для знающего взгляда зрелище еще более несимпатичное: покрытое бородавками и наростами нечто, напоминавшее мутировавшую серую грушу в полтора человеческих роста. — Чего тебе надо? — напряглась троллиха, все еще сжимая мяукающий комок шерсти. Неведомо почему, но для троллей коты представлялись каким-то невероятным лакомством; Эльф не одобрял, поэтому легонько стукнул бродяжку по руке, заставляя отпустить добычу. Старуха проводила убегающее животное озлобленным голодным взглядом, зарычав. — Где скрывается Нуада? — спросил Сумеречный, наседая на недовольную собеседницу. Неудавшийся Страж Вселенной ведал все и обо всех, судьбу всех существ в населенных мирах. Лишь собственная от него скрывалась в тумане. И если в чужих намечались «белые пятна», значит, либо следовало вмешаться самому, либо они как-то иначе касались его. До некоторого времени Эльф четко видел все, что делает наследный принц эльфов, но в какой-то момент будущее распалось на несколько частей, половинок, дорог, вероятностей, большая часть из которых вели к гибели Нуады и его сестры. Но оставался шанс, за который хватался Сумеречный, разведывая у всех по крупицам хоть какие-то сведения, свидетельства, позволяющие вмешаться. Странное состояние незнания среди всеведения. — Почем мне знать? — вскинулась сварливая троллиха. — Он связался с одним из ваших. К чему-то готовится. Я обязан узнать, к чему. Прошло две с половиной тысячи лет, и только теперь он что-то замышляет. — Ты же Знающий! Ты и думай. А меня не мучай, ты и так лишил меня ужина! — фыркнула пренебрежительно троллиха. — Ищи его в туннелях. Где ему еще прятаться? Как и всем нам… Троллиха недовольно оттолкнула Сумеречного, напоследок царапнув когтями по кольчуге из драконьей кожи, впрочем, все они знали о его неуязвимости. Все бессмертные создания этой Земли помнили, как две с половиной тысячи лет назад король Балор милосердно приютил почти мальчишку, который представлялся Стражем, проклятым и еще непонятно как. Имени его никто не помнил, как, впрочем, и он сам. Он искал способ совладать со своей поистине пугающей силой. Король счел, что лучше уж не гнать его, а заполучить в союзники. А, может, просто сжалился над совершенно потерянным ровесником его собственных детей. Около ста лет неудавшийся Страж провел с эльфами этого мира, и ему даже показалось, что он нашел… новый дом, и, может быть, друзей в лице юных принца и принцессы. Но когда разразилась война с людьми, Сумеречный метался, сходя с ума, и сокрушал себя, переживая страдания обеих сторон, а долг его не велел вмешиваться. Он долго умолял короля о перемирии, рассказывал, что видит уничтожение всего живого Золотой Армией, которая не насытится сокрушением алчного мира людей. Балор в конце концов прислушался, но с тех пор Нуада возненавидел их всех. Он жаждал безоговорочной победы, жестокосердный, алчный принц. И после его добровольного изгнания Эльф осознал, что тоже должен продолжать свой путь. В тот день он понял, что потерял друга, горько удивляясь, что их вообще объединяло. Разве только нараставшая тьма в душах. Нуада ненавидел людей, а проклятый Страж сострадал всем живым существам, но временами превращался в маньяка от сознания собственной бесполезности. И лишь цепляясь за это сходство, Эльф надеялся через столько веков вновь отыскать принца, хотя шел, как на встречу с восставшим покойником, рассуждая мысленно: «Если он начнет войну, то королевская династия эльфов в этом мире скорее всего прервется уже навсегда. Здесь останется место только мутантам и прочим созданиями вроде Хеллбоя. Но до него мне нет дела, пусть живет. Я не позволю, чтобы Нуада сгубил заодно и сестру! К тому же… они ведь мои собратья, эльфы. За что только такие жестокие? В этом мире все магические сущности — это создания ночи». Впрочем, Нуала таковой не казалась, пусть лицо ее оттенком напоминало диск белой луны, как и длинные волосы, а глаза отдавали свечением янтаря, не содержа белков, как у совы. Но она являла чистый образец кротости и мудрости, способная читать в самой душе при одном лишь прикосновении. Это в свое время роднило их с Сумеречным: только принцесса в полной мере понимала, что чувствует Страж, ведавший о каждом все потаенные уголки разума и подсознания. После стольких лет Эльф считал, что совершил непростительную ошибку, покинув ее в те смутные времена, ее, никогда не желавшую войн и разрушений. Но боялся возвращаться к ней и королю, ощущая себя предателем. И скольких еще он вот так предал?.. От скольких ушел, ведомый лишь немым долгом полученной силы? Сила, долг — общие слова, а если спуститься чуть ниже пугающих неизведанностью бескрайних эмпирей, то он просто предал Нуалу. Пока он надеялся остановить ее озлобленного брата. Он еще не разучился надеяться. *** В ночи вырисовывались яркими линиями золотые цветы на толстых алых лианах, которые плотными путами оплетали все офисное здание этажей в двенадцать. Зрелище в равной мере завораживающее и пугающее, особенно, когда внутри осталось человек двадцать — сотрудники, которые не успели эвакуироваться по первому сигналу тревоги. Их придавило к стенам, корни и ветви задушили их, перемолов кости. Природа беспощадна в своей красоте, к тому же ее призвали намеренно для мести, выпустили одного из последних элементалей — неразумных древних гигантов. «Нуада, это на тебя похоже. Первое предупреждение, значит, пока анонимное, — отметил Сумеречный Эльф, стоя на крыше близлежащего здания. — Природа против города…» Возле небоскреба полиция обносила все желтой лентой, проверяли метро на предмет корней неизвестного образца флоры. Людей отгоняли, репортерам разбивали камеры, но толпа зевак все равно сгущалась и почти без страха тянулась к неизведанным чудесам. Им повезло, что это оказалось относительно безвредным и миролюбивым по сравнению с тем, какие еще готовил озлобленный принц. В этот раз все началось с малого — в одном из отделов внезапно выросло из-под пола древоподобное нечто с огромным черным цветком посередине; растение зашевелилось, словно в медленном танце, тогда объявили тревогу. Элементаль рос, раскидывая гибкие ветви, заполняя пространство одинаковых рабочих кабинетов, выводя из строя технику, гася электрический свет. Люди в панике бежали, спотыкаясь о его бесконечные руки-корни, которые множились и поглощали ячейки офисов быстрее лавины. «Компания, которая негласно руководит вырубкой экваториальных лесов. Тонкий намек», — отметил Сумеречный, однако его сердце Стража недовольно сжалось при мысли о случайных жертвах. Впрочем, Нуада намеревался уничтожить все человечество. Вот только во имя ли природы и победы волшебных созданий или ради своей растоптанной гордости и властолюбия? Он слишком долго ждал обещанную власть в юности, потеряв ее навсегда после мятежа. «Не указывай мне, Нуада, у тебя еще даже не пробились рога», — говаривал в давние времена король Балор, поглаживая свои ветвистые раскидистые оленьи рога, которые венчали короной чело хранителя лесов, что являлось отличительной особенностью эльфов именного этого мира. Трон и по сей день принадлежал древнему королю, они почти не менялись. Зато мир вокруг них с каждой эпохой набирал скорость, в своем беге превращаясь в чудовищные завихрения безумной гонки. И за свою историю люди уничтожили больше своих собратьев, чем Золотая Армия короля эльфов в свое время. Поэтому Сумеречный отчасти понимал ненависть Нуады, но неудавшийся Страж шел против своего происхождения, сострадая всем существам, не выбирая сторон. Он с одинаковой печалью созерцал безвинно погибших людей и замершего элементаля, скорбя, что столь прекрасное создание достаточно бездарно уйдет в небытие, когда его магия иссякнет, а цветы увянут. Гигант заполнил собой все здание, неуклонно пробурил железобетон. И в какой-то момент из черного цветка полетела золотая пыльца, которая оседала на малиновых ветвях, заставляя раскрыться темные бутоны, что внутри оказывались сияющими. Воздух наполнялся дурманящим ароматом, который не посещает города даже в пору поздней весны. Но по вине архаичной силы природы двадцать человек не дошли в тот вечер до дома, не обняли свои семьи, не осуществили планы. Возможно, кто-то из них хотел сделать этот мир лучше, потому что никто из погибших не являлся преступником или жестоким палачом. Однако же и элементаль ни в чем не провинился, он лишь добрался до воды и запустил изначальный код всего живого — рост, развитие, воспроизведение самого себя с безмолвным стремлением в будущее. Получалось, что Нуада поступил жестоко по отношению к обеим сторонам. Он созерцал лишь одну часть картины, Сумеречный всегда видел полотна целиком, не черное и не белое — сумрак между ними, средний путь, который никто не достигал. От этого его, Стража, бил мелкий озноб, а от бессилия рука тянулась к мечу, однако верный клинок не вернул бы погибших и не поместил колосса в лоно лесов. А ведь на миг представилось, как люди мирно работают в здании, сотканном из корней элементаля, не вредя ни ему, ни себе. Собственно, так и жили когда-то светлые эльфы родного мира Сумеречного, да и многих иных миров. Гармония — простое слово, невиданное в реальности. «Как бы чудесен был наш мир без войн, без ожесточенных противостояний и напрасной вражды. Все миры», — вздохнул Эльф, уходя ночной тенью под какофонию завывающих сирен и транспарантов, разгонявших толпу: — Расходитесь! Расходитесь! — Что это? Великая мистификация? Распыленный галлюциноген? Новое биологическое оружие? — доносились до обостренного слуха разрозненные голоса зевак и журналистов. Люди искали рациональное объяснение произошедшему, забывая, что их понятие «ratio» суживает восприятие до булавочной головки, точно заставляя смотреть на мир через замочную скважину, постигать все разумом, вернее, рассудком, а не сознанием и душой. — «Новое», конечно, «новое»… Древнее, как сам мир, — скептически вздохнул Сумеречный Эльф, ныряя с вышины здания в черные провалы метрополитена.