Очерки за кружкой чифира

      Когда я проснулся, в камере стоял необычный шум, нет, в камере гул стоит все время, но сегодня он был какой-то из ряда вон выходящий. Я еще долго не хотел открывать глаза и по слуху различал бряцанье стеклянных бутылок, скрип ножниц и, что самое удивительное, вместо привычного шансона или новостей, или на худой конец клипов муз-тв в магнитофоне играла песня Фрэнка Синатры Let It Is Snow. Наконец я решился открыть глаза, и выпал в осадок: Профессор доставал из-под шконки хорошо спрятанную гитару, Таракан вырезал из старых газет снежинки, а другой арестант держал в руках пакет с алкоголем — запретная вещь в тюрьме, и за нее запросто можно в ШИЗО загреметь. Кому-то передача пришла и арестант довольный вынимал из коробки салаты и мандарины. — О, Малой проснулся! Давай спускайся, помогать будешь, — сказал смотрила за хатой. — Э-э, братва, а что происходит? — спросил я. — Так Новый Год скоро, вот, готовимся, — в разговор вмешался Таракан. — А ты с алкоголем-то спалиться не боишься перед вертухаем? — Ха, так он мне его и принес! За лишнюю мзду он тебе и не такое пронесет, хоть алкоголь, хоть наркоту, хоть бабу.       Я встал с кровати и, сделав все утренние дела, стал завтракать. — Профессор, а как празднуют-то на зонах? — Да везде по-разному. У нас через час сходняк будет о том, как будем праздновать в этот раз, а пока давай расскажу о том, как мы праздновали в одной из колоний. — Россия, наверное, единственная страна в мире, где праздник лихорадит народ почти два месяца. В декабре мы к нему готовимся, потом усиленно отмечаем и уже в январе долго приходим в себя. Места лишения свободы не исключение. Только там эти мероприятия имеют свою специфику. Плюс накладывается фанатичное суеверие арестантов. Типа как Новый год встретишь, так его и проведешь. Большинство мужиков почему-то считают «отметить» и «нажраться» синонимами. Впрочем, это и на свободе, к сожалению, так. Обычная колония, неважно какого режима. Ноябрь еще не кончился, но осужденные думают на месяц вперед. На первом месте, как всегда, разговоры о якобы неминуемой масштабной амнистии. В наступающем году обязательно будет много круглых дат, к которым удачно объявить «скачуху». Находится немало фантазеров, уверяющих, что они собственными глазами видели указ или, на худой конец, его проект. Многие арестанты делают вид, что не верят им. На самом же деле они выражают несогласие в надежде услышать опровержение. Но в эти беседы все чаще закрадывается тема о том, как достойно встретить праздник, чтобы потом было счастье. Самые предусмотрительные начинают добывать и прятать спиртное. Кто победнее, ставит брагу или гонит самогон. Более зажиточные покупают водку, коньяк и шампанское у специальных зэков-барыг, принимают перебросы через забор от знакомых и родственников, подкупают сотрудников, чтобы они занесли пойло через вахту или завезли на машине с продуктами. Перед самими праздниками это будет сделать труднее и дороже, и тогда же вертухаи объявляют тотальный шмон, вплоть до вскрывания полов в бараках и перерывания всех сугробов колонии. Но не затем чтобы пресечь пьянку, а чтобы не покупать алкоголь и покутить что называется на халяву. Силы воли хватает не у всех. Мужики, обвиняя в своей слабости стресс, извлекают пойло из тайников и начинают бухать на буднях. Блатные, «активисты», сотрудники (смотря кто рулит в зоне) постоянно напоминают, что алкашей-дебоширов ждет суровая расплата. По понятиям, если ты нетрезвый затеял скандал, даже если ты прав, все равно поломают. Утихомирят сразу. А после того как протрезвеешь, потянут на сходняк, где приговорят к избиению или калечению. Это если при кипише за нож, палку хватался или ударил кого. «Козлы» могут поступить еще более жестко. Их понятия не связывают. Всем рулит беспредел. Сотрудники, если остаканился и завелся в отношении их, кинут в ШИЗО. Потом отобьют все седалище дубиналом. Зеки об этом знают и боятся, когда трезвые. Но когда бухнут — градус берет свое. Так что пик скандалов и разборок приходится на ноябрь–декабрь. Именно перед Новым годом учащаются попытки переслать запрет. В варенье, конфетах, сухом молоке, зубной пасте находят анашу, героин и психотропные таблетки. Спирт вливают в арбузы и мандарины. Пропитывают маковым отваром носовые платки, носки, трусы. В общем, выдающие передачи прощупывают все вещи, мелко режут все продукты просеивают каждую крупинку. Потому не редки случаи, когда передачу, отправленную в начале декабря, осужденный получает через месяц или полтора. — Неплохо затарились, — я был поражен такой продуманности и смекалке, к сожалению, направленной не в то русло, — ну, а что с культурной программой? — Наконец наступает 31 декабря. С самого утра в отрядах начинается активное движение. Зеки стряпают закусь, готовят торт. — Торт?! это же где его готовят? — Как где? Конечно на кухне. Тоже не бесплатно конечно, да и до кондитерского искусства ему далеко, но лучше синица в руках, чем журавль в небе. Потом выносят торт замерзнуть в снег. Прибегают инспектора и перерывают прикопанные пакеты, тыкают их щупами, пробуют на зуб кондитерское изделие — не пропитано ли оно алкоголем. У зажиточных и оборотистых уголовников ассортимент закусок не отличается от вольного. Присутствует салат оливье, селедка «под шубой», мандарины. Плохо тем, кто спит на втором ярусе, над блатными и наглыми. Им не посидеть в спальном проходе. Если таких не пригласят к простым «мужикам» в гости, одна дорога — в комнату воспитательной работы. Попросту — в телевизионку. Там неимущим с «общака» выделяют чай и конфеты, чтобы чифирнули по-человечески. На поверке начальник вылезает на трибуну, поздравляет спецконтингент, желает скорейшего освобождения. Если в декабре по пьяни никто из зэков не убил и не покалечил сотрудников, разрешает пить спиртное. Только не до поросячьего визга. Еще раз предупреждает, что скандалистов будут жестоко карать, чтоб не мешали отдыхать осужденным и работать сотрудникам. Последние тоже люди. Ближе к вечеру зэки свободно вытаскивают припрятанное спиртное или то, что от него осталось, а это тоже много, поверь мне. Петухи уже во всю развлекают народ танцуя в костюмах снегурочек, нередки изнасилования со стороны пьяных заключенных. Это разумеется считается в падлу и беспределом, но «алкоголь, как и война, все спишет». В спальных проходах и каптерках накрывают столики и табуретки. Все запасы жратвы вываливают на стол. В телевизионке все прилипли к ящику. Концертные номера давно заезжены, отечественные звезды тоже, но смотреть больше нечего. В клубе крутят видео. На выбор. Можно даже порнуху посмотреть или диснеевские мультики. Видак будут показывать всю ночь. Кому негде праздновать, посмотрят кино. Ближе к полуночи начинается замес. Трезвых почти не остается. Зажиточные упиваются и на халяву угощают неимущих. У сотрудников припасено море пойла, изъятого на шмонах. Им еще наливают в отрядах. В одном углу радуются и орут от счастья. В другом бьют гостя за то, что некрасиво себя ведет, чавкает и всех посылает. Теперь о противном. — Это о чем же? — Не перебивай, Малой. На сушилке стоит очередь из сексуальных страдальцев. Среди сохнущей обуви, носков и стиранного белья смазливый педик делает минет и подставляет зад. Нетрезвые мужчины не могут быстро кончить, очередь негодует и волнуется. Здесь тоже вспыхивают ссоры и драки. Блатные устали успокаивать народ. Да они сами не всегда себя контролировать могут. — И вправду, лучше бы ты этого не рассказывал, — я невольно сплюнул в раковину, морщась от отвращения. — Так вот, запрещенные сотовые телефоны раскаляются. Зэки звонят родственникам и знакомым, мешают им праздновать. Потом все слушают и смотрят обращение президента, вопят «ура!» и «с Новым годом!», поднимают кружки и чокаются. Зэки затаскивают в зону много пиротехники. Они начинают ее взрывать. Вольный поселок не так освещен салютами и фейерверками, как наше учреждение. На небольшом пространстве тусуются полторы тысячи пьяных мужчин с тяжелым прошлым. Большинство психически неуравновешены, почти все рецидивисты. Постепенно начинает заполняться санчасть. Диагнозы пострадавших похожи: переломы челюсти, носа, разбитые головы. Редко — ножевые ранения. В неволе редко удается помахать кулаками. Все споры решаются через «смотрящих». Если ударить человека и не обосновать, что ты прав, сам пострадаешь на сходняке. Первого января подъем не объявляют. Но десятичасовая поверка обязательна. Ну и рожи на нее выползают! Все опухшие, в том числе и сотрудники. Зэки в синяках, в рваной одежде, пьяные, злые на весь мир. Инспектора сверяют счет. Нарядчик знает, сколько лежит в стационаре, но все равно многих не хватает. Народ не может встать со шконок — перепили. В виде исключения их считают в отрядах. Хмельной ответственный от руководства выслушивает дежурного, что-то прикидывает. С облегчением узнает, что убитых нет. Значит не придется отписываться — при каких обстоятельствах зэк «нечаянно поскользнулся». Довольный ответственный вылезает на трибуну. Еще раз поздравляет всех с Новым годом и напоминает о приличном поведении. Это я тебе рассказал о типичной пьяной зоне. В других колониях не так отмечают. Гуляют по-разному. Где-то совсем тихо и пристойно или, наоборот, превосходят мой рассказ по количеству нарушений и кипишей. Но осужденные здесь не при делах. После этого разговора, на сходняке я узнал, что праздновать СИЗО будет тихо, с алкоголем конечно, но беспредел будет жестоко наказываться, и праздновать будут лишь до 3 утра. Сам я Новый год не праздную, но был рад объявленной постанове. Оставшуюся часть дня я помогал вырезать снежинки из бумаги, готовить салаты, слушал гитарные баллады. Смотря на всех этих людей, как они радуются и готовятся к празднику несмотря на их незавидную участь, я понимаю что настоящая свобода у человека в сердце и ни один прокурор, ни один судья не может у тебя её забрать, крепость духа, и крепость веры — самые неприступные крепости.