Эра Мориарти

Ночь восхитительна, вся в дрожании черно-алых теней, пропитанных кровью и страхом. Обожаю выгуливать инспектора по Ист-Энду — для здоровья полезно и на приятный сюрприз нарваться можно. Инспектор, правда, думает, что это он меня выгуливает и держит руку на поводке. Пусть пребывает в приятном заблуждении, я сегодня добрый. Хм… Действительно, добрый, о здоровье вон даже подумал. Старею, что ли? Цинично скалясь, запихиваю труп свежеубитого мною сутаноносного маньяка (ах, какое блаженство, голыми руками, с особой жестокостью, по капле выдавливая жизнь!), в ближайшую помойку, где ему самое место, и направляюсь глянуть, кто же так его пуганул. Можно было бы и в Пекло скинуть, но лень тащить. Да, инспектор, просто лень, а вовсе не ради твоих дружков из Скотленд-Ярда. Странно. Оказалось, что когда убиваешь не просто так, из-за того, что хочется (хочу-то я всегда, это скучно) и даже не с неодобрительного разрешения, а по прямой настоятельной просьбе — наслаждение на порядок острее. И очень хочется повторить. Удовольствие словно удваивается, никогда раньше такого не испытывал. Очень, очень приятно… Надеюсь, кто-нибудь разозлит инспектора снова. Иду по следу кровавых брызг, их не видно в черно-алом мареве, но я чую. Грязные кривые улочки, грязный скверик, аллея — как провал в чернильницу. Нет, инспектор, я закусил поводок, не дергай, без толку. Меня не остановить. В острый дух крови и злобы вплетается тонкая нить хлороформа — о, какой дивный аромат свежего насилия! Женщина на скамейке. Одурманена, слабо шевелится, пытается сесть, падает. Рядом детская коляска. Рычание. Замираю в невольном восхищении и успеваю подумать, что мир свихнулся, а пастор был прав, несмотря на всю свою напрочь отъехавшую колокольню. Он стоит между мной и скамейкой. Тот самый монстр, за которым охотился пастор, ошибаясь снова и снова. А сегодня вот угадал. На свою беду. Монстр скалит острые зубы — еще один мой шаг, и он прыгнет. И вцепится в горло. Похож на обычного полугодовалого ребенка, но я не пастор, я вижу. На нем обрывки байкового одеяльца и шелковый бантик у левого уха. Кажется, голубой. В коляске легкое копошение, второй ребенок, обычный. Женщина снова пытается сесть. Монстр рычит. Он защищает своих, хотя они и вовсе не родные ему ни по крови, ни по духу, да и вообще они живы, а он и рожден-то был мертвым. Но он считает их своими. Он сделал выбор. А мне хочется взвыть. Какое славное чудовище могло из него выйти! Ужас не то что Ист-Энда, всей Британии! Но где в наше карамельное время найти настоящих мерзавцев, чтобы смогли воспитать его правильно?! Я не знаю. Берите свой поводок, инспектор! Я умываю руки. Мне тошно от этого мира, где даже отродья дьявола предпочитают убивать, лишь защищая.