И на войне есть место для любви

Он сглотнул. Почувствовал, как прокатилась волна сокращений мышц сверху вниз, как скакнул кадык. Вдохнул поглубже и даже зачем-то облизал губы. Все было готово, и он сам был готов, но в этот момент она обернулась и посмотрела прямо на него. Он выдохнул, отвернулся и ушел. *** – А я говорил! – довольно воскликнул Ишачий Лоб, вытягивая свою широченную лапу вперед. Братец Медведь почти целую минуту вглядывался в колдуна, только что пришедшего и сразу же улегшегося на драной лежанке в дальнем конце комнаты, спиной к присутствующим. Поняв, что ничего не дождется, тяжко вздохнул, пошарил в кармане и сунул брату тусклую монетку. Лапошлеп, жадно наблюдающий за их действиями с открытым ртом, периодически бросал взгляды в угол, наконец, закрыл рот и спросил: – Так что, опять ничего? – А ты сам спроси! – Ишачий Лоб довольно загыгыкал, но, услышав, как пошевелился на своей лежанке Молчун, тут же заткнулся. Несколько монет – все достояние братьев Крученых – который вечер подряд переходили из рук в руки. Они ставили на то, объяснится ли колдун с Душечкой или опять не сможет. Иногда – на то, как она на это отреагирует. Причем каждый раз их ставки менялись. То Братцу Медведю казалось, что вот непременно сегодня, хотя еще вчера он был готов прозакладывать душу, что никогда такого не случится, то Лапошлеп, набравшись отчаянной храбрости возразить братьям, ставил на воссоединение влюбленных и всяческую романтику. Старшие братья над ним смеялись, но ставку принимали. Ишачий Лоб был самым непостоянным, он порой успевал поменять мнение до трех-четырех раз за вечер. Монетки были тусклыми и ужасно заляпанными. Душечка понятия не имела о таком развлечении своих ребят, а Молчуну было, видимо, плевать, что на его жизнь и чувства у кого-то есть какие-то виды. Не иначе, сказывалось многолетнее общением с Гоблином и Одноглазым. *** Дождь лил уже неделю, почти не переставая. Вечная сырость раздражала, полоса жидкой грязи, в которую превратилась дорога, вызывала ненависть, а холодные отвратительные капли, текущие за шиворот и от которых уже не спасали плащи с капюшонами – тоже все сырые насквозь – только желание убивать. Но маленький отряд упрямо двигался на север, каждое утро, как только ночной мрак сменялся сумрачным серым светом, чуть лучше позволявшим разглядеть что-то перед собой, они скатывали не успевшие просохнуть и прогреться за ночь лежанки, прятали поглубже в сумки остатки провианта, в жалкой надежде, что туда влага не доберется, надевали растоптанные и такие же мокрые, как и все их имущество, сапоги – и выходили на дорогу. Братья Крученые, несмотря на общую мерзопакостность окружающего мира, находили в себе силы обмениваться шутками и даже, правда редко, травить сомнительной достоверности и еще более сомнительной моральной ценности байки. Душечка и Молчун в тишине ехали бок о бок, время от времени обмениваясь парой жестов. Каждый из них думал о своем. Изредка Молчун бросал украдкой взгляды на спутницу, успевая заметить и слипшиеся от дождя ресницы, и чуть нахмуренный лоб, и напряженно сжатые губы. В этот раз он увлекся, засмотрелся на нее и не заметил, что из пелены дождя им навстречу выдвинулся большой отряд. Только резко распрямившаяся спина Душечки и ее же вопросительный взгляд вернули его в реальность. – Кто такие, куда едем? – их окликнули еще издалека. Учитывая все имеющиеся обстоятельства, а особенно состав их маленького отряда, эта встреча была хоть и вполне закономерной, но очень нежелательной. И, скорее всего, закончится она не слишком хорошо для них. Молчун сосредоточенно пытался посчитать встречных, одновременно прикидывая, скольких еще скрывают придорожные кусты и стена дождя, одной рукой подзывая кого-нибудь из братьев к себе поближе, а второй накрывая сложенные на луке седла ладони Душечки. – Ну? – приблизилось только трое, остальные остались стоять немного поодаль. Хорошая тактика в обычных условиях и очень недальновидная посреди слякоти и сниженной видимости. С другой стороны, мало бы кто отважился напасть на солдат Госпожи. Серая форма, от дождя ставшая скорее черной, отлично узнаваемые даже в неверном свете пасмурного дня знаки различия словно бы говорили – за подобную глупость придется серьезно поплатиться. Молчун сделал несколько жестов, и Крученый перевел вслух: – Господин с дочерью изволят путешествовать в… – он запнулся, поскольку не понял, какое место пытается назвать Молчун, но, проявив недюжинную смекалку, сумел выкрутиться: – В какой-то город на востоке. А нас нанял в охрану, – в доказательство он продемонстрировал короткий меч на боку. – В охрану, значит. – Было видно, что глава отряда не торопится верить путешественникам на слово. – А чего сам не объяснит-то? – Так немой господин, – сообщил возведенный в наемники и переводчики Ишачий Лоб, предварительно «выслушав» инструкции колдуна. – А дочь его по-нашенски не разумеет. – А откуда господин будет? Они почти час простояли на дороге, отвечая на въедливые вопросы начальника разъезда. Тот явно чуял подвох, но не мог найти формального повода задержать маленькую группу. Молчун, напряженный сверх всякой меры от того, что не может заготовить в пальцах каких-нибудь заклинаний – все время приходилось вести беседу – выказывал явные признаки нетерпения и косился на Душечку. Лишь бы она не «заговорила». Тогда легенде, что она просто не понимает местный язык, придет конец. Молчун был уверен, что немую девушку точно захотят арестовать, до выяснения, так сказать… Наконец, у главного закончились вопросы, и он с огромной неохотой пропустил их. Все выдохнули с облегчением, когда серые скрылись за завесой дождя, а Братец Медведь с напускной бравадой, правда, предварительно убедившись, что Душечка не видит его лица, воскликнул: – А почему с дочерью, а не с женой, интересно? По возрасту-то больше подходит. Реально оцениваешь свои шансы? Молчун ему не ответил, но посмотрел так, что Братец Медведь поспешил скрыться за спиной Лапошлепа. *** Вечером того же дня, в очередной придорожной гостинице Молчун и Душечка обсудили события дня, дальнейшие планы, как следует согласовали легенду и теперь сидели вдвоем. Молчуну давно надо было встать и уйти в комнату к братьям, но он сидел и смотрел на Душечку, а та, словно не замечая затянувшегося молчания, погрузилась в свои размышления. Молчун сглотнул, набрал в грудь воздух и облизнул губы. Это стало чем-то вроде ритуала. Ему казалось, что если он скажет это не жестами, а словами, Душечка поймет, насколько все серьезно. Однажды он нарушил обет молчания ради нее, если он сделает это снова, не скажет ли это обо всем лучше самих слов? Но Душечка смотрела в сторону, она бы не заметила, что его губы шевелятся. И не узнала бы, что именно он сказал. Воздуха стало не хватать, и Молчун медленно выдохнул. Наконец, она повернулась, ее голубые глаза встретились с его, и в их взгляде было совсем не то, что хотел увидеть Молчун. Он слегка кивнул, встал и вышел. – Ха! Гони мой выигрыш! – тусклые монеты в очередной раз поменяли владельца, и братья Крученые принялись беззлобно подшучивать над Молчуном. А сам он сидел, пил какую-то теплую бурду, вспоминал выражение глаз Душечки и думал, что лучше ждать и надеяться, чем получить прямой и недвусмысленный отказ. Больше он не пытался заговорить с ней.