Светлячок

       — Что ты делаешь? — строго спросил Дзюбей, с непонятным выражением на лице разглядывая меня сверху донизу.       От тона его голоса мне стало холодно и стыдно, но отступить я уже не могла. Медленно приблизилась, не дойдя всего пару шагов. Потупив глаза в пол нехотя призналась: — Старик сказал мне, как обезвредить яд.       До моего слуха донёсся хрипловатый выдох, но посмотреть на Дзюбея я не решалась.        — Яд удаляют ядом. Он сказал, что занявшись любовью с тобой, я исцелю тебя.       Я зажмурилась и решительно произнесла: — Возьми же меня!       Не получив ответа, открыла глаза и посмотрела на Дзюбея. Его лицо выражало целую гамму чувств: недоверие, раздражение, презрение. Он так ярко их показывал, что я осознала — надеяться на нормальное отношение не стоит. Всё, что сейчас услышу — это кучу резких обидных слов.       Сощурила глаза, вздёрнула подбородок, мысленно готовая к бою, сжала до боли пальцы на плечах. Я не давала тело для утех и развлечений, я предлагала лекарство и не собиралась чувствовать себя в чём-то виноватой.       Не знаю, отразилось ли это на моём лице, но взгляд Дзюбея изменился, стал жёстким. Он кивнул, шагнул навстречу, протянул руку и притянул меня к своей груди. Шершавая ладонь нежно легла на плечо, но я не ожидала этого. Вздрогнула, сжалась, ощущая телом грубость ткани мужского косодэ, и всё же не смогла заставить себя оттолкнуть Дзюбея. В его объятьях было так спокойно и надёжно, что постепенно я расслабилась и почувствовала, как начинает краснеть лицо. Не хотелось двигаться, только слушать, как взволнованно и часто бьётся в его груди сердце, наслаждаться его теплом. Я была готова стоять так хоть вечность, но Дзюбей вздохнул, убрал руку, отступил назад, развернулся и, ничего не сказав, пошёл на выход, оставив меня наедине с кучей вопросов и гадким ощущением. О, это странно-унизительное чувство, когда тебя отвергли.       Когда слёзы злости и бессилия перестали катиться по щекам, я собрала свои вещи, оделась и заметила в далёком море корабль. Мне тоже было нужно в город, даже если никто и не ждал.

***

      Темные улицы создавали гнетущее настроение. Перебежками перемещаясь между домами, я внимательно осматривалась по сторонам, прислушивалась к ночным звукам. На пристани было шумно, горели факелы, слышался топот множества ног, но остальной город пустой и тихий вызывал ощущение незримого присутствия кого-то враждебного. .       «Где же ты, Дзюбей?» — мантрой плыло в мыслях. Неожиданно я услышала далёкий гул. Этот звук я могла различить как угодно далеко. Сюда мчалась конница. Армия Мотизуке. Гул приближался, нарастал, земля дрожала под копытами коней, и я, не веря своим ощущениям, бросилась дворами на соседнюю улицу, за последними домами которой были видны огни факелов и темные силуэты приближавшихся конников.       Они всё же прибыли, пусть и значительно позже ожидаемого. Радостная улыбка сама по себе наползла на лицо. Меня не оставили. Моя информация пригодилась.       Отряд оказался странно небольшим. Насчитав по головам пятнадцать человек, я удивилась. Что произошло? Почему так мало людей? Может быть, это авангард? Но впереди, на белом жеребце был сам Сагаки Хиого-сама, и я должна была предупредить его о начавшейся погрузке золота. Дождалась, когда кони начали замедлять бег, припала в поклоне на колено, согласно этикету опустила к земле глаза.        — Кагэро, ты молодец! — благодушно похвалил хозяин, останавливая жеребца передо мной.        — Скорее, пока они не уплыли! — я указала рукой направление на пристань и спросила: — Где остальные?        — Не волнуйся, они окружают гавань.        — Тогда, поторопитесь! — я услышала какой-то звук сверху, огляделась и увидела на крышах справа и слева окружающих улицу ниндзя. На скате, прямо напротив Сагаки Хиого-самы стоял высокий молодой самурай с несколько излишне женственной внешностью.       Нас обнаружили! Я рывком бросилась к хозяину, на бегу выдёргивая танто. Развернулась. Замерла рядом со стременем, закрывая подступ справа.       Но удар был, откуда я не ждала. Лезвие катаны вонзилось мне в спину и вышло наружу. Боль пронеслась феерически нетерпимая, такая, что в один миг сузила окружающий мир до игольного ушка. Я распахнула глаза шире, но ничего не видела, не слышала, не могла даже двинуться, наколотая как бабочка на иголку. А в мыслях звенело собственным криком имя самого дорогого для меня человека. Жаль, что поняла так поздно.       Пару секунд стояла такая оглушительная тишина, что было слышно, как капает на землю кровь с лезвия катаны и свистит в черепице ветер с гор. Потом хозяин вкрадчивым голосом произнёс: — Глупцы, Хиого Сагаки умер два дня назад. За спиной раздалось какое-то бульканье, катану рывком выдернули, я рухнула на землю, ощущая, как с сипением в груди движется воздух. Зашуршали одежды, и с белого жеребца спрыгнул совершенно не знакомый мне человек.        — Я сам убил его, — через меня переступили. Стремительно накрывала тьма, спасая от разрывающей боли, и последним, что видела, были падающие с коней бойцы Мотизуке, а где-то далеко, на грани слуха донесся разъярённый рёв Дзюбея: — Генма!       «Нашёлся, — подумала я, — но поздно. Уже поздно».

***

      Я очнулась от боли и все пронизывающего холода. Меня трясло от озноба, а перед глазами всё расплывалось. Руки и ноги не ощущались, тело казалось чьим-то чужим тяжёлым придатком с камнем чуть выше сердца. Сдвинувшаяся ткань залепила сквозную рану, но кровотечение не прекращалось. Я осознавала, что должна покинуть улицу, хотя мысли, лёгкие как пушинки одуванчика, совсем не задерживались в голове, постоянно приходилось направленно думать о предстоящем движении.       Дёрнулась, чуть не задохнулась от боли. Замерла, прислушиваясь к себе. Шевельнулась уже осторожнее. Больно, но можно перетерпеть. Ещё разок. Приподняла тяжеленную голову. Уронила на землю. В глазах поплыли цветные пятна. Подождала, с трудом отдышалась. Приподнялась на локтях. Сдвинула одну руку, подтянула ногу, оторвала грудь от земли. Близкая земля так неожиданно стала далёкой и зовущей, что я чуть не сдалась её притяжению. Пересилила себя, сделала рывок вперёд, припала к земле. Руку вперёд, ногу подтянуть. В какой-то момент движения мне показалось, что я снова потеряла сознание, так как очнулась от удара головой о столб навеса дома. Где-то сверху раздражающе шуршали праздничные ленты, а я никак не могла убраться от них подальше.        — М-м! — из распухшей головы вылетело всякое представление о направлении. Жутко мутило, и из груди наружу рвался кусок боли.        — Ха, — кровь хлынула изо рта и я еле успела извернуться, чтобы не перепачкать одежду. От резкого движения стало ещё хуже, но я не рискнула опуститься на землю.       Впереди темнел ещё один, недоступный пока столб. Я опять сосредоточилась на движении и расползающемся предмете перед собой. Вспышка света и оглушающий взрыв где-то на соседней улице снова лишили меня сил.        — Кагэро! Не умирай, Кагэро! — голос Дзюбея вырвал из забытьи.        Я с большим трудом открыла глаза и попыталась улыбнуться. Ну, вот, он снова беспокоится обо мне и злится.        — Дзюбей… — губы еле шевельнулись.       Дзюбей наклонился ближе: — Я же сказал, чтобы ты не приходила!       Его лицо расплывалось в неверном свете уже начавшего светлеть неба, а я пыталась собрать в голове правильные, понятные для него слова.        — Я была у тебя в долгу… Понимаешь, Дзюбей, — прислушиваясь к сипению в груди и смерчу чувств в голове, пробовала не потерять мысль, — ко мне впервые отнеслись как к женщине, а не как к воину-ниндзя, чья жизнь не имеет цены.       Дышать стало совсем тяжко, а приступ боли был такой силы, что на глазах выступили слёзы.        — Я знала, что ты понравишься мне больше… если мы будем вместе. Это нужно было мне, — запаса воздуха надолго не хватило. — Прости меня!       Признаваться было сложно. Я даже испугалась, что не успею всё сказать, судорожно вздохнула и закрыла глаза, ощущая себя совсем опустошённой. Новый приступ заставил ненадолго замолчать.       — Ты, единственный, кто не думал о моей отравленной душе. Я бы хотела, чтобы мы хоть раз занялись любовью, — голос дрожал и срывался. — Чтобы победить яд или просто из сострадания.       Последние слова давались совсем тяжко. Слезы катились по щекам, не переставая, а я ловила последние искорки сознания как светлячков в детстве, ощущая, как Дзюбей сжимает меня в объятьях. Он влажно выдохнул мне в волосы, а я, наконец, смогла договорить: — Я не была честной, я была слаба. Ты был нужен мне.        — Нет, нет, — горячо шептал Дзюбей, прижимая к себе сильнее, — это ещё не конец!       Меня пробирала дрожь. Становилось всё холоднее и холоднее. Лицо Дзюбея совсем расплылось, оставшись тёмным пятном на фоне розовых лент. Я ощутила, как он неловко ткнулся поцелуем мне в губы, но кажется, это было самое приятное ощущение в моей жизни.       «Надо что-то оставить на память о себе», — мелькнуло у меня в голове. С трудом подняв дрожащую руку, я развязала шнурок оби-дзори стягивавший мои волосы и вложила ему в ладонь.        — Дзюбей, я рада, что встретила тебя... — его лицо окончательно расплылось в темноте, а я ощутила странную потрясающую легкость. Продолжение следует...