***
— Ах ты ж! — прошипел Юра, почувствовав что-то горячее на своём колене, и вспомнил, что он ведь держал в руке чашку чая. Он быстро поставил её на стол и рванул в ванную, чтобы облить ошпаренное место холодной водой. Стянув мокрые штаны, он залез в ванну и присел на край, включая холодную воду. — Дебил, ничего не скажешь, — бормотал парень, подставляя колено под струю ледяной воды. — Надо ж было так лажануть, — он выключил воду и встал, глядя на своё отражение в зеркале. — Чё смотришь? Получишь, — пригрозил он, насухо вытираясь полотенцем и выходя из ванной. — Надо было эти рисунки сжечь давным-давно, — Юра подошёл к шкафу и открыл его. Из глубины выпали какие-то джинсы, он их же и надел. Парень посмотрел на треклятый альбом для акварели, брошенный на кровать, и со вздохом опустился рядом. Медленно, двумя пальцами, будто это была какая-то национальная реликвия, он открыл его и стал рассматривать свои рисунки, будто видел их в первый раз. Взгляд упал на тот самый, на котором был изображён Отабек с «горшком». Парень взял его в руки и посмотрел в глаза нарисованному казаху. — Знаю я, что я дебил. Чё смотришь? — рыкнул он рисунку и глубоко вздохнул. — Ну и как мне это объяснить? — он посмотрел на Отабека, ожидая от него ответа, но нарисованный парень молчал, лишь его тонкие губы были изогнуты в лёгкой полуулыбке. — Чё молчишь? По лицу захотел? — снова пригрозил Юра, но гнев его быстро утих. — Вообще, какая ему должна быть разница? Ну нарисовал и нарисовал, что дальше? Может, это вообще не он? С чего это он взял? — он посмотрел на остальные свои рисунки, на которых был изображён Отабек в различных образах и с различных ракурсов. Все они смотрели на Юру с некой полуулыбкой, от чего тот снова завёлся: — Чё пялитесь? Бесите! — он одним движение сбросил все рисунки на пол и упал лицом на подушку. Но пролежать долго он не смог. Он вскочил с кровати будто ошпаренный, глядя на Отабеков с высоты своего роста. Их взгляды отчего-то заставляли Юру нервничать, и он стал лихорадочно собирать их в одну стопку. «Нужно избавиться от них», — промелькнуло в его голове. Всё остальное произошло в мгновение ока: Юра подскочил к окну, держа в руках свои рисунки, и, открыв окно, выбросил их в темноту морозной ночи. Несколько секунд он просто смотрел, как листы кружат в воздухе, подхваченные пронизывающим ветром, а затем медленно опускаются на снег. — Ну и зачем я это сделал? — спросил он сам у себя, садясь за стол и уронив голову на руки. — А если их кто-то найдёт! Они ведь подписаны! Чёрт! — парень буквально подскочил со стула и рванул к двери. Чуть не упал, пока пытался всунуть ноги в ботинки, но вскоре Юра выбежал из комнаты так быстро, будто от этого зависела его жизнь. Его даже не волновало, что он не закрыл дверь, он знал, что вернётся через пару минут. Если бы. В куртке нараспашку, убирая вездесущие светлые волосы с лица, Юра оббежал общежитие с обратной стороны и посмотрел наверх, пытаясь рассчитать, какие из этих окон являются его комнатой. Рисунки лежали разбросанные по снегу, и парню даже показалось, что лицо, изображённое на них стало каким-то грустным. — Они ведь могли намокнуть, — шипел про себя Плисецкий, осторожно ступая по глубоким сугробам и собирая листы бумаги в одну стопку. — Что ты делаешь? — голос сзади заставил его подпрыгнуть на месте. Сейчас этот человек был последним, кого бы он хотел видеть. Парень обернулся, и увидел удивлённое лицо Отабека. — Ну… я это… — в голову ничего не приходило, и Юра поднял взгляд на окно своей комнаты, затем вновь посмотрел на парня, который ждал его ответа. — Я нечаянно… — Можешь не оправдываться, — прервал его Отабек, подходя ближе и поднимая последний лежащий на снегу рисунок. Его взгляд на секунду задержался на том, что там было изображено, и он сразу же протянул листок его законному владельцу. — Ты очень хорошо рисуешь, — уголки губ казаха дёрнулись в улыбке. — Спасибо, — пробормотал Юра, забирая рисунок и опуская голову. Его лицо отчего-то начинало гореть от смущения, и его это невероятно бесило. Несколько раз вздохнув, парень собрался с мыслями и вновь посмотрел прямо в глаза Отабеку. — Да! — решительно выкрикнул он, призывая на помощь всю свою самоуверенность. — Я помню тебя! Помню, как мы были вместе в балетной школе! И что теперь! — ведь нападение считается лучшей защитой? — Ничего, — усмехнулся брюнет, глядя на раскрасневшиеся щёки парня. — Просто немного удивился, когда ты вёл себя так, будто мы впервые встретились. Я тебя не виню, это твой выбор. Юра снова опустил голову. «Строит из себя святошу что ли? Меня это бесит». — Я отчасти тебя понимаю, — продолжил Отабек, сунув руки в карманы форменных брюк. — Мне было жаль тебя, когда я узнал, что ты сломал ногу и тебе пришлось оставить балет. — Не жалей меня! — выкрикнул блондин, сжав кулаки. — Может, я был рад, что больше не нужно было стоять у станка по четыре часа в день! Это вообще была идея моей мамы, я никогда не любил балет! Юра врал. Ему нравился балет, несмотря на то, что было сложно; несмотря на то, что каждый день, когда он снимал балетную обувь, ему приходилось обрабатывать всё новые и новые мозоли; несмотря на то, что большинство танцоров ненавидело его. Он был готов всё это вынести ради того ощущения, когда все люди смотрели на него и восхищались его красотой. Перелом ноги подкосил его, и его веру в судьбу. Ему казалось, что у него отобрали его мечту, прямо у него из-под носа, да ещё и при таких дурацких обстоятельствах. Ну кто ломает ноги, просто неудачно спустившись с бордюра!***
— Ух ты! Как ты это делаешь? — знакомый голос сзади заставил Сынгиля подскочить на месте. Он посмотрел в отражении зеркала на дверь и увидел там удивлённое лицо Жан Жака. Кореец быстрым шагом подошёл к портативной колонке и остановил музыку. — Жан… Я ведь… просил… не приходить… — сбивчиво выдавил тот, переводя дыхание от изматывающего танца. — Прости, я хотел взглянуть одним глазком, — канадец закрыл за собой дверь и бросил свою сумку у двери. Та упала на пол с грохотом из-за многочисленных книг. — Но, когда я увидел, что ты делаешь, мне стало любопытно. Что это за дрыгающийся танец? — он просиял своей самой счастливой улыбкой и подошёл ближе. — У этого «дрыгающегося танца есть название», — ответил Сынгиль, прищурившись. — Это поппинг. — Я думал, что ты исключительно балет танцуешь, — заметил Жан, делая шаг навстречу ему, но парень предпочитал держать дистанцию, поэтому попятился. — К твоему сведению, — его дыхание всё ещё было сбивчивым, поэтому он сделал глубокий вдох, успокаивая бьющееся сердце. — К твоему сведению, я собирался поступать на современного хореографа в Сеуле. — Ну, я ведь не знал, — пожал плечами Джей-Джей, сунув руки в карманы. Улыбка быстро исчезла с его лица, и он опустил взгляд на пол, на котором можно было видеть мелкие капли пота. — Ты ведь так мало о себе рассказываешь. Это меня задевает. Сынгиль замолчал. Он не знал, как на это реагировать. Люди раньше никогда не интересовались его жизнью, его мечтами и планами. Обычно им было всё равно, поэтому он привык справляться с этим в одиночку. Но этот парень ворвался в его жизнь, словно ураган, сметая на своём пути все правила и принципы. И Сынгиль не имеет никакого представления, как противостоять этому. — Я… ну… прости..? — выдавил он, следя за реакцией канадца. Тот поднял на него взгляд и вновь просиял улыбкой. Ну и как на это реагировать? На такие быстрые смены настроения, на то, что творится внутри, когда он вот так улыбается. — Ничего, — кивнул Жан, поворачиваясь к зеркалу. — У нас ведь ещё куча времени, чтобы узнать всё друг о друге, верно? — он поправил и без того идеальную укладку своих тёмных волос и кивнул, будто бы одобряя свой внешний вид. — Как ты там это делал? Свой поппинг. — он попытался повторить те же, казалось бы, простые движение, но у него ничего не вышло. Это показалось Сынгилю милым, и он усмехнулся. — Всё не так просто, как кажется, — заметил он, становясь рядом с парнем перед зеркалом. — В основе поппинга лежит резкое сокращение мышц, а затем их не менее резкое расслабление, которое заканчивается полной остановкой. Для начала просто попробуй поднимать и опускать грудную клетку, как при вдохе-выдохе, — кореец положил руку себе на грудь и сделал несколько движений, похожих на вдох-выдох. Джей-Джей внимательно следил за этим, а потом снова повернулся к зеркалу и повторил всё с поразительной точностью. — Так? — спросил он, продолжая выполнять новое движение, глядя на лицо парня в зеркале. — Да, — кивнул тот. — Это лежит в основе главного движения, которое называется «поп», — он поднял руку, согнутую в локте, и выполнил рваное движение. — Нужно при этом не забывать дышать. Многие танцоры делают ошибку, не обращая внимание на дыхание, из-за чего может начаться гипервентиляция лёгких. Выполняя «поп», нужно обязательно делать резкий вдох при поднятии грудной клетки. Вот так, — Сынгиль снова повторил это движение под восхищённым взглядом канадца. — При этом нужно чувствовать, как напрягаются мышцы груди и пресса. — Попробуй. Жан оторвался от хрупкого тела парня и повернулся к своему отражению, пытаясь повторить только что увиденное. Но у него не получилось так же легко, как это делал Сынгиль. — Это больше похоже на конвульсии умирающего лося, — усмехнулся Джей-Джей, поворачиваясь к парню. — По сути поппинг и есть конвульсии, только контролируемые, — Сынгиль не мог сдержать ответной улыбки, но тут же быстро одёрнул себя, мотнув головой. — Для того, чтобы движения выглядели чистыми, нужно полностью ощущать каждую мышцу своего тела и знать, что точно нужно делать, чтобы задействовать определённую их группу, — кореец продемонстрировал ещё несколько видов «попа», попеременно сокращая то всё тело, то какую-то отдельную часть. Жан Жак молча смерил взглядом парня и хмыкнул. Он подошёл к Сынгилю сзади и обвил его талию обеими руками, наклоняясь к уху: — Ты меня соблазняешь таким образом? — прошептал он, обжигая горячим дыханием кожу шеи. Сынгиль замер всего на долю секунду, но и этого хватило, чтобы его тело вспыхнуло в мгновение ока. Он быстро вырвался из крепких объятий и отпрыгнул от парня в сторону. — Ты что делаешь? — его собственное сбивчивое дыхание его предало, и он инстинктивно схватился за грудь, пытаясь успокоить ускорившееся сердцебиение. — Что? — Джей-Джей выглядел искренне удивлённым. Он моргнул несколько раз и нахмурился. — Мне нельзя так делать? — Нет! — буквально выкрикнул кореец, борясь с эмоциями, которые переполняли его через край. — Потому что это… это… — Что? — поинтересовался канадец, делая шаг навстречу, но парень попятился. — Ничего! — бросил он, разворачиваясь и направляясь к своим вещам. — Нужно возвращаться, пока ещё не слишком поздно. Жан ничего не сказал и послушно поплёлся к своей одиноко брошенной сумке. Они шли в полной тишине по тёмным коридорам университета, держась на некотором расстоянии друг от друга. Сынгиль чувствовал ледяную волну вины, разливающуюся внутри, которая морозила похуже декабрьской ночи. Изредка он бросал взгляды на канадца, пытаясь угадать, о чём он сейчас думает, но Жан Жак не выглядел подавленным. «О чём он сейчас думает? Не могу ничего прочитать по его лицу. Он на меня злится? Но за что? Какой реакции он от меня ожидал. Он так неожиданно меня обнял…» — Жан, — Сынгиль первым нарушил тишину, когда они прошли уже половину пути к общежитию, и остановился. Джей-Джей повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза, покорно ожидая продолжения. — Я… — Ребята! — речь корейца была прервана громким криком откуда-то издалека. Они обернулись и увидели Микеле, бегущего со стороны общежития в расстёгнутой куртке и наспех завязанном шарфе. Его лицо выглядело обеспокоенным, что было ему весьма несвойственно. — Ребята! — итальянец подбежал к ним и остановился тяжело дыша. — Вы… это… не видели Эмиля? — спросил он, переводя дыхание после длительного бега. — Эмиля? — переспросил Жан, нахмурившись. Из-за затянувшегося молчания его голос показался Сынгилю особенно приятным. — А что с ним такое? — Он, видимо, опять потерялся в университете, идиотина, — Микеле с досадой покачал головой. — Ладно, я побегу его искать! — не теряя более ни секунды, он рванул с места. — Удачи! — крикнул ему вслед Джей-Джей и вновь повернулся к Сынгилю. Это внезапное появление Микки ещё больше взволновало корейца, и он растерял последнее мужество, которое собрал в кулак. Он опустил голову, глядя на свои ботинки. — Шарфик нужно потуже завязывать, — канадец прервал его размышления, начав поправлять шарф так, что из-под него виднелись лишь одни глаза. Парень поднял на него удивлённый взгляд, но Жан Жак лишь усмехнулся. — Вот так лучше, тебе не придётся дышать морозным воздухом, и ты не заболеешь. — Жан… — снова начал Сынгиль, но тот схватил его за руку и быстрым шагом направился к общежитию, таща его за собой. — Скажешь, когда соберёшься с мыслями, — бросил он не оборачиваясь.***
Микеле чуть ли не со скоростью света влетел в здание университета. Это случилось так быстро, что охранник даже не успел сообразить, что происходит. Парень пробежался по коридору и остановился у шкафчиков, выуживая из кармана телефон. Он быстро набрал номер Эмиля и плотно прижал телефон к уху. — Алло, Микки? — ответил ему на другом конце взволнованный голос. — Эмиль, я уже здесь! — проговорил итальянец, оглядываясь. — Ты можешь примерно описать, где ты находишься? На каком этаже? — Я не знаю, — Эмиль старался сохранять самообладание, но дрожь явно выдавала его состояние. — Тут не горит свет, я не знаю, в какую сторону идти. — Подойди к ближайшему окну, — Микеле прислушивался к малейшим шорохам в телефоне. — Окно ты хоть найдёшь? Комета ярко светит, да ещё и снег отражает, так что на улице не так уже и темно. Подойди к окну и скажи мне, что ты видишь. — Ну… тут… — чех на секунду замолчал. — Видна летняя площадка для лакросса. Этаж вроде бы третий. — Хорошо, я понял, где ты. Я сейчас подойду, — Микки собирался положить трубку, но внезапный возглас парня его остановил: — Стой, подожди! — Что такое? — Не клади трубку, пока не найдёшь меня, — попросил Эмиль жалобным голосом. — Ладно, — вздохнул итальянец, выходя на лестницу. — Я сейчас поднимаюсь на второй этаж. Иду по коридору мимо художественных классов, — монотонно перечислял он всё, что попадалось ему на пути. — Сейчас по переходу пройду в корпус юриспруденции. Иду по коридору, сейчас заверну за угол. Поднимаюсь по лестнице на третий этаж… — Микки, это же твои шаги? — осторожно спросил парень практически шёпотом. — Нет, мне нужно ещё дойти до южного крыла, где ты сейчас, — ответил Микки, ускоряя шаг. — Что вы здесь делаете? — послышался грозный голос, который явно не принадлежал Эмилю. — Ну… я… — чех пытался выдавить что-то внятное, но выходило лишь бормотание. К этому времени Микеле уже перешёл на бег, плотно прижимая телефон к уху. Ещё один поворот, и он увидел Эмиля, который буквально вжался в стенку из-за огромного охранника, который светил парню прямо в лицо фонариком и пытался у него что-то выведать. Итальянец подлетел к ним на всех порах, он схватил друга за руку и дёрнул на себя. — Извините, мой друг потерялся! Мы уже уходим, спасибо! — всё это он кричал, когда они вдвоём неслись по коридору, унося ноги от неповоротливого охранника. — Микки..? — удивлённо выдохнул чех, глядя на цепкие пальцы парня на своей руке. — Молчи и беги! — бросил Микеле. Они удачно проскочили мимо охранника на входе, который до сих пор не мог понять, что происходит, и, выбежав на улицу, остановились перевести дыхание. — Да уж, ну и спринт! — засмеялся Эмиль, оглядываясь на тёмные окна здания университета. — Стоп, а где твоя верхняя одежда? — поинтересовался итальянец, наконец заметив, что парень выскочил на мороз в одном пиджаке. — Ну… я… — Ты дебил, что ли! — Микки даже не стал выслушивать его оправдания, и залепил болезненный щелбан. — Ауч! — прошипел Эмиль, хватаясь за лоб. — Это был последний раз, чтобы я тебя искал посреди ночи, ясно? — пригрозил итальянец, нехотя стягивая с себя куртку и протягивая её парню. — Надень. Эмиль замер на месте, глядя на куртку. Через секунду он бросился на шею Микеле, радостно его обнимая. — Микки, ты мой герой! — воскликнул он. — Не виси на мне, а одевайся, — прорычал парень, пытаясь вырваться из его надоедливых объятий. — И пошли скорее, я не хочу заболеть.***
— Микки, прости меня, я такой болван, — как-то грустно усмехнулся Эмиль, поднимаясь на ступеньки около общежития. — Наконец-то ты это признал, — фыркнул Микеле, ёжась от холода.