iced tea

Какое-то время ни Жан, ни Сынгиль не могли произнести и слова. Оба понимали, что теперь их отношения вышли на новый уровень, и оба были одновременно взволнованы и напуганы тем, что их ждёт дальше. Кореец сам не понимал, что на него нашло, откуда в нём взялось столько мужества открыться практически незнакомому человеку, но в его объятиях было так тепло и уютно. «Так вот, что значит “Дом — это не место, дом — это человек”», — невольно подумал он, чувствуя, как тёплые пальцы Жана легко сжимают его предплечье, пока голова Сынгиля покоилась на его груди. В теле было приятное ощущение некой лёгкости, хотя некоторые не совсем приличные части тела ощутимо побаливали после первого раза. — Мне… наверное, пора, — тихо произнёс Сынгиль, наконец, приходя в себя и пытаясь осторожно подняться, но Джей-Джей удержал его в своих объятиях, не позволяя вырваться. — Останься на ночь, — прошептал он, проводя рукой по его волосам и убирая их с лица. Он повернулся на бок так, что их лица оказались совсем рядом друг напротив друга на подушке. Такая близость невероятно смущала Сынгиля, и он попытался отодвинуться, но Жан положил руку на его щёку, аккуратно массируя большим пальцем острые скулы. — С этого момента я никуда тебя не отпущу, ты слышишь меня? — Кристоф… может скоро прийти, — проговорил парень, смутившись, но не смея пошевелиться. Ему казалось, что он, будто мороженое на солнце, тает от прикосновений. Его полностью обволакивал такой родной аромат Жана, словно сладкий туман, проникая в голову и путая все мысли. — Не волнуйся, — усмехнулся Жан Жак, проводя рукой по молочной шее, на которой ярко-красным пламенем горели следы их близости, а затем спускаясь ниже — к плечам, талии, пояснице. — Я попросил Криса не показываться до завтра, так что ты мой до самого утра, ты понял? — он резко прижал парня к себе, нежно целуя его в губы. Сынгиль даже возразить ничего не мог, вроде «Как ты мог выгнать своего соседа? Мне как-то стыдно и неудобно перед ним. Ты совсем о других не думаешь». Но в такие моменты он так хотел позволить ему быть эгоистом, потому что это было невероятно приятно. В какой-то мере он и сам сейчас был эгоистом. — Гиль? — прошептал Джей-Джей, отодвигаясь ровно настолько, чтобы видеть лицо парня. — М? — отозвался тот, не открывая глаз и нежась в его дыхании. — Ты такой прекрасный, — проговорил парень с улыбкой, целуя его в нос. — Спасибо тебе большое. С тобой я чувствую себя совершенно другим человеком… Сынгиль раскрыл глаза, глядя на Жана. Его влюблённый взгляд заставлял краснеть, но парень, преодолев смущение, взял его лицо в свои ладони. Его пальцы отчего-то дрожали и были холодными, но он боролся сам с собой, и Джей-Джей это видел. Сердце шумно стучало в ушах от этой близости, а каждое слово казалось на вес золота. Жан Жак был счастлив… — Это тебе спасибо, — произнёс Сынгиль почти шёпотом, убирая упавшие на лоб парня волосы. Он глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок. — Спасибо, что позволил мне раскрыться. Спасибо, что не оттолкнул меня и принял меня таким, какой я есть. — Это мои слова, — усмехнулся Жан, сползая чуть ниже и утыкаясь лицом в грудь корейца, крепко прижимая его к себе обеими руками. — Я теперь понимаю, каким идиотом я раньше был. Ты раскрыл мне глаза. Но… — он запнулся, глядя в лицо парня снизу-вверх. — Можно тебя кое о чём попросить? — О чём? — выдавил Сынгиль, не зная, куда деть руки от смущения. — Ты можешь мне рассказать, откуда у тебя эти шрамы? — осторожно поинтересовался парень. Он почувствовал, как тело Сынгиля напряглось от этого вопроса, и мгновенно пожалел об этом. «Наверное, стоило дать ему немного времени, пока он будет готов поделиться этим». — Если не хочешь, можешь не рассказывать, — добавил он, поднимая голову, чтобы увидеть его лицо. Кореец смотрел куда-то в стену отрешённым взглядом из-под полуопущенных век. — Нет, — решительно произнёс он, шумно выдыхая. — Я хочу рассказать. Я хочу ответить на все твои вопросы. — Тогда я буду внимательно тебя слушать, — Жан подполз выше и приподнялся на локте, чтобы получше видеть все эмоции на лице Сынгиля. Тот упёрся взглядом где-то в районе ключицы канадца, собираясь с мыслями, а Джей-Джей покорно ждал, внимательно разглядывая его лицо. «Всё-таки такое странное чувство эта влюблённость. Мне словно не хватает его каждый день, каждый час, словно я могу пялиться на него вечность, забыв обо всём на свете. Поразительно, насколько сильно я влюбляюсь в него каждый день. Влюбляюсь в малейшие детали о нём: его хриплый голос по утрам, его сосредоточенное лицо, когда он читает какой-то противоречивый роман; его малейшие жесты, походка, ужимки. В нём всё невероятно прекрасно. И я… безмерно счастлив, что он принял меня, что ответил на мои чувства. Вот бы этот момент никогда не кончался». Жан осторожно положил руку на талию Сынгиля, чтобы приободрить его, а затем спустился ниже — к пояснице, и принялся вырисовывать на его гладкой коже небольшие кружочки. Кореец настороженно протянул руку, касаясь кончиками пальцев груди Жан Жака и сосредоточив всё своё внимание на собственных ощущениях. — В нашей семье я всегда был единственным ребёнком, — начал он тихо. Голос его немного охрип от молчания, поэтому парень немного нахмурился, прочищая горло. «Хочу защитить его от целого мира!» — пронеслось в голове у Джей-Джея, и он закусил губу, удерживаясь от смешка умиления. — Мама растила меня сама одна с детства, мы никогда не говорили о моём отце, потому что это была запретная тема. Мама всегда на меня очень злилась, если я пытался спрашивать о нём, — услышав это, Жан мгновенно посерьёзнел. Ему никогда не понять, каково это, когда есть только мать, ведь в его семье помимо родителей были брат и сестра, которые постоянно его поддерживают. — У моей мамы есть своя балетная школа, в которой я занимался чуть ли не с того момента, как научился ходить. У меня не было никогда каких-то привилегий, потому что я её сын, даже наоборот… — Сынгиль замолчал, и Жан мгновенно понял, что это для него больная тема. Канадец придвинулся ближе так, что их обнажённые нижние части тела соприкасались. Сынгиль поднял голову, заглядывая в лицо парня, и тот заметил, как в уголках глаз блеснули слёзы. — Именно из-за того… что я её сын, ко мне были самые высокие требования в танцевальном классе, — его голос дрожал, и внутри Джей-Джея сжался тугой комок, будто он сам ощущал эту боль, о которой говорил Сынгиль. — Я ни в чём не виню свою мать, потому что я знаю, насколько она… перфекционистка. Она не могла допустить и мысли о том, что её сын будет хуже кого-то в плане танцев. В то время, как остальные дети занимались по два часа в день, мне приходилось проводить в зеркальном зале по семь часов каждый день, — кореец громко шмыгнул носом, а Жан осторожно накрыл его щеку своей ладонью, ловя большим пальцем редкие, но крупные слёзы. — Она била меня плёткой за малейшую оплошность, за любое нарушение формы или отклонение от правильной осанки. Конечно, она никогда не делала этого с остальными детьми, потому что это незаконно, но… — на этой фразе Жан не выдержал и выпалил: — Избиение собственных детей тоже незаконно! — возмутился он, нахмурив брови. — За такое могут запросто лишить родительских прав! — Эх, Жан, — выдохнул Сынгиль, закрывая глаза и грустно усмехаясь. — Я так и думал, что ты меня не поймёшь. Всего одна фраза, и между ними будто заново легла пропасть. Сердце канадца испуганно пропустило удар, будто могло физически почувствовать растущее расстояние между ними. — Нет! — воскликнул Жан, беря лицо парня в свои руки и ожидая, пока он откроет глаза, чтобы заглянуть в них. — Это не то, что я хотел сказать! Чёрт, — выругался он, прижимая Сынгиля к себе, будто надеясь, что таким образом расстояние между ними сократиться. — Я просто… — прошептал он, уткнувшись лицом в его шею и запуская руки в спутанные чёрные волосы. — Я просто хотел сказать, что… у меня просто нет слов… Я… невероятно зол на твою мать! Я знаю, что без неё не было бы и тебя, но… это ведь несправедливо… — он чувствовал, как его глаза противно защипало от предательских слёз, и он закусил губу, отстраняясь, чтобы посмотреть в лицо Сынгиля. Тот беззвучно плакал, зажмурившись, будто закрывшись в своей клетке. — Посмотри на меня, Гиль, — буквально взмолился Жан Жак, осторожно целуя его в щёку. Тот осторожно раскрыл глаза, встречаясь взглядом с Джей-Джеем. — Почему ты плачешь? — недоуменно спросил он хриплым шёпотом. — Прости меня, — произнёс канадец, прижимаясь к нему всем телом. — Я… такой идиот… Я… прости меня, — Жан покачал головой, в мыслях ругая себя самыми неприличными словами. — Просто мне невероятно тяжело слышать о том, что тебя избивала собственная мать. Ты не заслужил этого. Я прекрасно понимаю, что ты всё ещё её любишь, несмотря ни на что, ведь она — твоя единственная семья. Теперь мне ясно, почему ты не подпускаешь людей к себе. Потому что боишься, что тебе сделают больно. Но, Гиль… — в его голосе было столько нежности, что Сынгиль почувствовал, как горлу подступает новый ком слёз. — Я… никогда не причиню тебе боль. Я защищу тебя от всего мира, чего бы это мне ни стоило. Ты можешь положиться на меня. Беззвучная истерика вновь вырвалась наружу. Сынгиль тихонько всхлипывал, закрыв глаза и уткнувшись в грудь Жана, который притянул его к себе для объятий. Было жарко, душно, нечем дышать, но именно в этот момент Сынгиль понял, что не зря раскрыл всего себя именно ему. Ему хотелось верить в его слова. Ему хотелось, чтобы он защитил его. Потому что иногда чувство одиночества и незащищённости застигает тебя врасплох, сопровождаемое паническими атаками и гипервентиляцией. Сердцебиение Жан Жака постепенно заставляло истерику отступить. Несколько минут они просто лежали, прижавшись друг к другу, пока канадец успокаивающе гладил его по волосам, шепча что-то на ухо. — Теперь я точно никуда тебя не отпущу до утра, — усмехнулся Жан, когда дыхание Сынгиля пришло в норму, и тот поднял голову, чтобы заглянуть парню в глаза. — Я сам никуда не собирался, — прошептал тот, едва заметно усмехнувшись.

--

Жан не мог поверить своему счастью, когда наутро раскрыл глаза и обнаружил спящего у него на руке Сынгиля. Спящий и умиротворённый, он был похож на ангела, внезапно оказавшегося в его кровати. Длинные чёрные ресницы отбрасывали тень на острые скулы, тонкие губы были расслаблены и приоткрыты, а грудь едва заметно вздымалась и опускалась от размеренного дыхания. Канадцу буквально пришлось зажать самому себе рот ладонью, чтобы не издать звуки умиления. Он осторожно провёл рукой по спутанным жёстким волосам Сынгиля, а затем спустился ниже — едва заметно поглаживая щёку. Парень нахмурился, почувствовав прикосновения сквозь сон, и едва слышно что-то пробормотал, прижимаясь ближе к Джей-Джею. Тот тихонько хихикнул от этого зрелища. «Во сне он такой честный, не пытается скрывать свои чувства». — Жан? — позвал его Сынгиль, нехотя раскрывая один глаз и пытаясь сфокусировать свой взгляд на лице напротив. Буквально предугадав мысли корейца, Жан Жак крепко прижал его к себе, когда тот уже собрался было подскочить с кровати как ошпаренный. — Куда это ты собрался? — промурлыкал парень, уткнувшись носом в висок Сынгиля. Тот нахмурился, потирая глаза и пытаясь высвободиться из цепких рук. — Никуда, — буркнул он, отчаянно краснея и избегая взгляда. — Я просто… — Объясняю, как поступают любовники после ночи, проведённой вместе, — усмехнулся Жан, поворачиваясь так, что теперь Сынгиль находился прямо под ним без какой-либо возможности сбежать. — Сначала они немного нежатся в постели, вспоминая, что произошло между ними. Затем, выискивают свою одежду, которую, скорее всего, раскидали куда попало. После этого вместе принимают душ и готовят завтрак, а уж только потом идут по своим делам. План понятен? Сынгиль ничего не ответил, заглянув в самодовольное лицо канадца напротив. — Для начала было бы неплохо нам обоим почистить зубы, — заметил он, прищурившись. Джей-Джей засмеялся. — Я мог бы предположить, что ты скажешь подобное, — ответил он, осторожно целуя парня в лоб. — Спасибо… Гиль.