***
Гибель жены, конечно же, потрясла его, — чудовищная в своей гротескности трагедия! — но Реман, как бы ужасно это ни прозвучало, не особенно горевал: супруги давно не были близки и после зачатия сына практически не делили постель; фёстхолдских монархов держали вместе не искренние симпатии, но властолюбие и чувство долга. Гибель наследника Ремана Карудила едва не уничтожила: он любил своего сына так, как не позволял себе любить никого и ничто — любовью, не омрачённой корыстными интересами… Гимны, ликующие, хвалебные гимны готов был он возносить богам, которые обокрали его, чтобы потом вознаградить стократ. Гибким золистым запястьем, лёгким изгибом губ Моргия обещает сладость.***
Яростное, невзнузданное желание жидким огнём плещется у Ремана Карудила в крови, и королева Моргия – вестник его и жрица. Ягодно-красный, похожий на свежую рану рот её дразнит горячими, влажными поцелуями, а в полуночно-чёрных густых волосах искрятся бриллиантами звёзды. Ягодицы, крепкие и упругие, охотно ложатся в ладони; Моргия подаётся навстречу, и Реман входит в неё, влажную и горячую, с трудом не теряя голову: всегда равнодушный к верховой езде, сейчас он не может не восхищаться наездницей. Якорем — руки на талии… но Реман всё равно не выдерживает. Языком он довершает дело: Моргия вздрагивает и хрипло, протяжно стонет... Явь превосходит все былые фантазии.