Ночная гостья

На первом уроке Р. не было, она не пришла и на второй и вообще отсутствовала целый учебный день. Её часто и подолгу не бывало в школе, но сегодня мне это показалось особенно тревожным. Или из-за вчерашнего нашего разговора, или из-за смутного предчувствия. Но, в конце концов, что с ней могло произойти? Насколько я знаю, она была стабильна в своём депрессивном состоянии и эмоциональных скачков не предвиделось. Однако всегда подозреваешь только самое страшное. Школа без неё – это сырые кирпичные стены и покатая крыша. Это просто здание, которое мне безразлично. Другое же дело, когда я знаю, что где-то в её просторных коридорчиках сидит маленькая фигурка и читает, или слушает музыку. Или что она сидит в библиотеке и что-нибудь изучает, обводит карандашом слова, которые я потом найду и обязательно запомню. На которые я буду смотреть, и думать о ней, пытаться уловить на книжных страницах прикосновение её пальцев. Я буду знать, что она сидит в каком-нибудь кабинете и смотрит в окно, за которым неторопливо крупными хлопьями опускается снег. Что вот она, стоит мне войти в класс, и я встречусь с ней взглядами. Только её присутствие придавало школе то значение, какое она для меня имела. Место, где я встретила её, место назначенное, наверное, самой судьбой. Но сегодня за окном не шёл снег. Был ясный день и голубое с пухлыми белыми облачками небо. Если не обращать внимание на голые деревья и землю, можно было бы подумать, что сейчас один из жарких летних деньков. Моими мыслями завладела только Р. и как бы я не старалась – не смогла вникнуть в слова, которые быстро и чётко произносила учительница. Вообще, я люблю историю, но только не в этот раз. Все эти политические интриги, любовь, война, деньги, честь, борьба за мир и самостоятельность – всё это захватывающе. Выдающиеся личности вождей, царей и цариц, особенности традиций и культуры каждого государства, древний мир и древние люди – да, это очень интересно, но не тогда, когда единственный смысл твоей жизни сейчас находится в неизвестности. Чем она сейчас занимается? Спит? Сидит за компьютером? Читает? Ведь я даже близко не знаю, чем она может заниматься в свободное от учёбы время. Не думаю, чтобы у неё были друзья или чтобы она гуляла в какой-то компании – для такого она была слишком замкнута. А значит все эти дни, включая выходные и праздники, она проводит в одиночестве. Наедине с самой собой. Каково это? Как она переносит одиночество? И находит ли она его таким же приятным, как и я, или наши представления об этом сильно различаются? У меня к ней миллионы различных вопросов, вплоть до таких, какой у неё любимый запах или каким мылом она пользуется, но я не уверена, что мне выпадет счастливая случайность задать ей их. Это было бы больше похоже на допрос или анкетирование, а так разговаривать с людьми нельзя. Я не хотела бы узнавать её постепенно, хотя только это сейчас и делаю, я бы пожелала узнать всё и сразу, все секреты, тайны, страхи и комплексы. Я бы смогла выслушать абсолютно любые мысли, на какие только способен её мозг. Но для этого не хватает как минимум ростка доверия между нами, а максимум её близкого присутствия. Ну, где же ты, Р.? Я сижу, уставившись на циферблат моих наручных часов, и лениво наблюдаю за двигающейся стрелкой. Урок идёт уже ровно тридцать семь минут – осталось совсем немного, стоит только чуть-чуть подождать. Для меня сейчас одна минута тянется, как добрых два часа, будто время плавится и превращается в тягучую карамель, которая всё тянется, тянется, и нет её конца и края. Я уже предвкушаю чем займусь после уроков и что самое интересное – мой мозг категорически протестует, чтобы сразу после занятий я послушно плелась домой. Мне снова хочется куда-нибудь сходить, собраться с мыслями, опять придумать что-нибудь, что подарит мне надежду, подобную спасательной шлюпке, ведь мне так не хочется утонуть в море рутины и обыденности. Мысленно я считаю каждое движение длинной стрелки и, наконец, до моего слуха доносится дребезжание школьного звонка. Все вскакивают со своих мест и, не обращая внимания на возмущённые возгласы учительницы,призывающей всех присесть и записать домашнее задание, собирают свои вещи и чуть ли не бегом покидают помещение. Я с нетерпением ждала этого момента и поэтому тоже тороплюсь и сквозь плотное кольцо толпы продвигаюсь к выходу. По пути кто-то ставит мне подножку, но я вовремя замечаю это и пресекаю попытку унизить меня одним коротким, но сильным ударом по этой самой ноге. И вот я на улице. Передо мной высятся длинные ряды деревьев огромного размера, разросшихся здесь, наверное, ещё с середины прошлого века, сейчас таких уже нигде не встретишь. За кем-то приехали на машине, другие идут на остановку, и только я одна двигаюсь в противоположную сторону через крайний выход из школы. Впереди несчётное количество двориков, а за ними частный сектор – здесь вдоволь не попутешествуешь. Наверное, именно поэтому я решила вернуться на крышу полюбившуюся мне с первого взгляда . До неё отсюда не так далеко идти, да и к тому же там я смогу укрыться от назойливых взглядов прохожих. Однако, подойдя поближе я заметила, что на этот раз кодовая дверь была закрыта, и я не была уверена откроет ли мне кто-нибудь, но меньше всего в данный момент мне хотелось над этим размышлять. Я подошла и нажала на первую попавшуюся кнопку, после двух непродолжительных звонков у меня хрипло поинтересовались: - Кто? - Это почта, откройте – не раздумывая, выпалила я, и дверь как по мановению волшебной палочки открылась. Я и не думала, что проникнуть в дом окажется настолько просто. Далее я последовала уже известным мне маршрутом, поднявшись на лифте и забравшись по лестнице, я вышла на крышу. И каково же было моё удивление, когда прямо перед собой я увидела чёрную фигуру, сидящую прямо на бортике, свесив ноги и меланхолично ими покачивая. Я ожидала встретить здесь кого угодно, но только не её, только не мою Р., а это была, конечно же, именно она. Подумать только! Всё это время, пока я думала о ней она, наверняка, сидела на этой чёртовой крыше на волосок от смерти. Поскользнись она на заледеневшей поверхности или сделай одно неловкое движение, и я бы больше никогда её не увидела. Никогда в жизни! Ветер развевал её длинные чёрные волосы, поражая воображение их непередаваемой гладкостью. Я невольно застыла, разглядывая девушку – она была прекрасна, несмотря на её усталый вид и безжизненный взгляд. Болезненная бледность при солнечном свете смотрелась немного неестественно, делая её внешность отчасти кукольной, а кожу подобной тончайшему дорогому фарфору. Она напоминала мне аристократку, наследницу какого-нибудь старинного и могущественного рода, держащего в своей власти все крупные заведения города. От замешательства и лёгкого шока мои руки ослабли, и из них вывалился до этого крепко зажатый мобильный телефон, своим неожиданным шумом заставивший её обернуться. На её лице изобразилось недоумение, но начинать разговор первой она, похоже, не собиралась, тогда я взяла инициативу в свои руки. - Так значит, вот где ты прогуливаешь занятия. - Да – кратко ответила она. – Ты за мной следишь? - Нет, я не нарочно. Несколько дней назад, ища спасение от тоски, я забралась на эту крышу, а сегодня решила ещё раз наведаться и вот встретила тут тебя. - Понятно. Я часто здесь бываю. - А как ты проникаешь в дом? Мне пришлось соврать, будто я из почтового отделения – я засмеялась, но на её лице не отразилось и тени улыбки. - Вообще-то, я живу в этом доме. - Ааа, тогда ясно. - Но мне всё равно кажется это подозрительным. Ты преследуешь меня в школе, а теперь и в свободное от неё время. Заметив, что я густо покраснела, Р. продолжила: - Или ты действительно считала, что это не так заметно? Куда бы я ни пошла – ты следуешь за мной, прячась за широкими спинами наших громил, а когда я уединяюсь в библиотеке, ты настигаешь меня и там. Чего ты хочешь? - Я…я не знаю. - Будь добра узнать, а то скоро я начну тебя сторониться, как социально-опасного психопата или маньяка. - Как ты могла такое подумать??! - А что мне ещё думать? – возразила она – Твой интерес к моей скромной персоне явно нездоровый. Порой я думаю, что лучше бы ты примкнула к тем, кто на меня охотится. - Ты знаешь, за что они так к тебе относятся? - Нет. И, поверь мне, даже не хочу этого знать. Мне всё равно. - Понимаю, но мне кажется несправедливым, что в нашей школе кого-то считают изгоем, а за кем-то повторяют, будто он современный поп-идол. - Справедливость – надуманный термин. – она показала рукой на место, рядом с собой – Не хочешь присесть? Ни слова не говоря, я подошла поближе и заглянула вниз. Там смешными точечками туда-сюда двигались люди, если смотреть на них сверху – можно принять за маленьких тружеников муравьёв, спешащих по своим муравьиным делам. Оттуда доносились звонкие крики играющих детей и суровые оклики их родителей. Пожилая дама с собачкой вальяжно прохаживалась вдоль тротуара, то и дело, дёргая поводок с напуганной звуками улицы собакой. Пожилые люди почти всегда заводят какое-нибудь живое существо. Собак, кошек, рыбок или попугайчиков. Наверное, людям на протяжении всей жизни важно думать, что кто-то в них нуждается, и чья-то жизнь целиком и полностью от них зависит. Я перекинула ноги на ту сторону и села совсем рядом с Р., настолько близко, что могла уловить запах её духов. - Зачем нам нужно разбираться в терминологии? Важно то, что я не хочу, чтобы тебя трогали – продолжила я после долгого молчания. - Почему именно я? В нашей школе полно неудачников, на которых объявили травлю. - Но ты не такая. Ты особенная. - Знаешь, под словами «ты особенная» чаще всего имеют в виду то, что я чокнутая. - Ты прекрасно понимаешь, что я так не считаю. - Верно. Она обвела печальным взглядом небо и всё, что находилось внизу: - Отсюда всё кажется таким мелочным и незначительным. - На самом деле, так и есть. – ответила я, повернув к ней голову и ожидая, что она сделает тоже самое. - Эти люди такие ничтожные, такие приземлённые, они даже не знают, зачем живут… - А ты знаешь? - Я знаю лишь то, почему хочу умереть. Эти слова, подобно лезвию впились в моё сердце, которое стало стучать учащённее. Она. Моя Р. хочет умереть. Умереть. Чего же ещё я ждала от неё? При одном взгляде на её измученное лицо становится понятно, что она не горит желанием продолжать эту жизнь, которая вероятнее всего является для неё лишь пыткой, но, тем не менее, так страшно было услышать это прямо из её уст. Я не смогу пережить, если она вдруг уйдёт. Тем более что оттуда уже нет возврата. - Если я спрошу почему, ты, конечно же не ответишь? - Конечно. – согласилась Р. - Я тоже часто думаю о своей смерти. – я немного помолчала – Раньше мне нравилось представлять что было бы, если бы меня вдруг не стало. Что говорила бы мама, плакал бы отец, спрашивал бы мой брат, куда делась его сестра? - Но ведь ты не хотела по-настоящему умереть, правда? – спросила Р. - Несколько раз я стояла на самом краю. - Вся моя жизнь проходит исключительно на краю..крыши, безумия. На краю мира. Моего собственного. - Я тебя понимаю – ответила я, чтобы попытаться хоть немного её утешить. - Нет, ты меня не понимаешь. Тебе кажется, что я полна загадок, но внутри меня лишь пустота. - Есть ещё то, что поглотила пустота. - Было. Рядом с ней даже молчание воспринималось совсем по-другому, а самое приятное было в том, что я знала – я могу молчать, но она не сочтёт меня скучной или неинтересной, она будто знает, что таится под моей немотой. Я чувствовала, что эта девушка, сидящая на самом краю, – поймёт меня. Единственная из всех многочисленных знакомых, которые лишь крутили пальцем у виска, едва я начинала говорить на подобные темы. Она всё знает, она понимает. У меня появилось ощущение, будто я знаю её уже много лет, с самого рождения. Как будто мы как брат и сестра, знаем о местонахождении родинок друг у друга. - Год назад мой знакомый шагнул отсюда навстречу смерти. Я невольно поёжилась: - И ты видела его… - я не смогла закончить - Тело? Да. – Р. посмотрела на меня – знаешь, это произошло несколько лет назад, но я до сих пор помню. У него было много проблем, с деньгами, домом, людьми. Его никто и никогда не любил. Часто он разбрасывался загадочными фразами, намекающими на то, что он задумал, но всем было попросту наплевать. И вот, в одно майское утро он прыгнул отсюда, и так как я его знала, и жила в этом доме меня позвали на опознание. Смерть превращает близких людей в совершенно незнакомых. Ведь вроде вот он родной рот, из которого ещё вчера доносился смех, вот они глаза, но теперь потускневшие, лишённые жизни. Поэтому страшно смотреть на трупы. Ты пытаешься найти в них следы живого человека, но это невозможно, ибо он уже мёртв. Потом приехали его родители и брат, и всех их интересовало лишь материальная сторона произошедшего. Они сокрушались, что на похороны придётся потратиться, и пытались разобраться кому что достанется. Я тогда подумала, что он счастлив, потому что не видит этого, что он всё правильно сделал. После смерти он остался таким же одиноким, как и при жизни. - То есть ты считаешь суицид приемлемым? - Как осознанное прерывание ненавистной жизни – да. Как уход от проблем – нет. - Знаешь, чего я боялась больше всего, когда хотела покончить с собой? - Чего? - Что после моей смерти толпа досужих зевак станет перемывать мне косточки, что набожные старушки будут голосить, что я грешница и меня ждёт ад, другие будут измываться, а кто-то назовёт дурой. И никто, никто не был на моём месте, никто не жил моей жизнью и никто не испытывал ту боль, которую испытала я. Впервые за нашу встречу Р. улыбнулась: - А знаешь, что эти старушки ответили бы на слова о боли? Сказать? - Я догадываюсь, не надо. Она изменила интонацию своего голоса: - Ой, можно подумать ты в свои-то годы много знаешь о боли. Вон в Африке дети голодают. Я рассмеялась: - Да, меня уже достали с этой Африкой. - Чем она им только далась? Поэтому лучше даже не пытаться что-либо объяснить, всегда найдутся те, кто не поймёт. - Тормозы. Заливаясь от смеха, Р. похлопала меня по плечу: - Дело говоришь. - Я не знаю, почему меня так сильно волнует мнение окружающих… - Они простые люди. Знаешь, первое правило клуба самоубийц? - Нет. - Никогда – она особо подчеркнула это слово интонацией – никогда не суди о достаточности причин другого человека. - И это чертовски верно. А разве клуб самоубийц существует? - Не знаю, по крайней мере, не в этом городе, но если хочешь, можем основать. - Конечно, правда, у нас всего два члена клуба. - Членов таких клубов всегда больше убывает, нежели прибывает. – хохотнула она. - Я тоже люблю чёрный юмор. Когда на город опустилась тьма, большие городские часы показывали ровно пять – ведь зимой темнеет рано. Я могла бы просидеть здесь сколько угодно, но Р. возразила и сказала, что ей нужно идти домой, и не позволив мне её проводить она резво скрылась в тесной кабине лифта. Я дождалась пока он остановится, снова вызвала его на тринадцатый этаж и, спустя три минуты, счастливая и удовлетворённая шла домой. Засыпая этой ночью, я мечтала, чтобы мне приснилась она, а ещё лучше, чтобы мы ещё раз встретились в реальности. Пусть она не поверяла мне своих самых горьких переживаний, но она просто говорила со мной, уделила крохи своего драгоценного времени. И я была по-детски глупо и наивно счастлива. Что могло быть лучше для меня? И теперь я уже была твёрдо уверена – это судьба, не зря ведь она меня понимала с полуслова.