Ночная гостья

Каков был для вас первый день весны? Вы запомнили хотя бы один из таких? Я – да. Это воспоминание, погребённое в моей голове со временем стало белым, как засвеченная плёнка. Оно сливается со всем, становится прозрачным и исчезает, чтобы потом вернуться вновь. Странно, что я не могу вспомнить деталей. Например, какая тогда была погода, или сколько было времени. Но я помню всё остальное. Вот сижу я. Вся в чёрном, перепуганная и побледневшая. Мои руки мелко подрагивают, я прячу их в складках своей кофты. В комнате неимоверно душно, мне кажется, что я задыхаюсь. Это мой внешний вид. А внутри я маленькая и невинная. Моя душа кристально чиста, а любовь – высокое светлое чувство. Она – рядом, слева от меня. В сером пиджаке и белой футболке. Её глаза искрятся, я смотрю и не могу наглядеться. Какой взгляд, какие ресницы, неужели это реальный человек, а не сон? Ведь всё происходит действительно как во сне, замедленно и переливчато. И, если я дотронусь до неё – или проснусь, или сойду с ума. Её руки, как раскалённое железо, обжигают меня, оставляя на белой коже следы. Она всё ближе и ближе, я слышу её дыхание, и как в нотках её голоса звучит чистое озорство. Как же так, почему всё так? Что происходит со мной, когда она поблизости? Она обнимает меня. Тёплая, мягкая, настоящая, я не могу поверить, что держу её в своих объятиях. Она что-то говорит, но из-за шума в ушах я ничего не слышу и переспрашиваю. «Я слышу, как стучит твоё сердце». Я тоже слышу, как безумствует моё сердце, его неровный ритм отдаётся эхом в голове. А она такая горячая, раскалённая, в её руках я ощущаю себя тающим льдом, ещё немного – и от меня останется одна только вода. Я растворюсь. А потом в памяти всё и вовсе сливается. Её губы. Нежные, влажные. Мы соприкасаемся губами, я с трудом дышу, но ещё крепче сжимаю руки вокруг её талии. И в этой позе мы проводим много времени, ещё очень много. Потом была тёплая звёздная ночь, я лежала на кровати, уставившись на кусочек неба, видневшийся из окна, и блаженно улыбалась. Что удивительно, в моей голове не было ни одной мысли, всё куда-то испарилось, оставив только спокойствие и умиротворение. Как было хорошо ни о чём не думать! Ни о том, что будет завтра, ни о том, к чему это приведёт. Я бы всё отдала за такую жизнь. Да, без идей и мыслей, без способности творить, без возможности чего-то добиться. Но в этом вечном состоянии заторможенности и безграничной радости. И ведь у некоторых именно такая жизнь. Мне это напоминает рождественские подарки, как если бы Санта Клаус перепутал подарки и девочке подарил машинку, а мальчику куклу. Наши жизни отданы не тем людям. Бедные хотят стать богатыми, обеспеченные люди изнывают от тоски. Моя жизнь – она не должна быть моей, это чья-то чужая несчастная судьба, но уж точно не моя. После того эпизода в моей квартире мы встречались каждый день. Ни одного не было дня, чтобы мы пропустили его и не встретились. Она заходила за мной, и мы шли гулять. Удивительно, но первая моя мысль с начала наших отношений – осознание, что я больше не одна. Вот так в один момент я перестала быть одинокой. Ведь каждый вечер я была с ней, смеялась и наслаждалась жизнью. Когда счастлив – сам не замечаешь, как летит время. Как стремительно проходят дни, недели, месяца. Ты стоишь, окликаешь жизнь и не понимаешь, почему же всё так быстро проносится вокруг тебя, но остановить ход времени невозможно. Наступает вторая осень, зима, весна, а ты всё оглядываешься на прошлую и не понимаешь, как так промчался год. Ну, как же так? И почему, когда мы несчастны, всё с точностью до наоборот? Зачем на страдания нам дано гораздо больше времени? Не коварная ли это шутка судьбы? Ведь когда каждая минута даётся с трудом, тогда и все эти недели тянутся бесконечно долго, будто в замедленной киносъёмке. Так произошло и со мной, я не успела прийти в себя, как поняла, что время безвозвратно ушло и его ни за что не вернуть. Мы были вместе уже больше года, и, моя жизнь стала невыносимой. Потому как я снова была одинока. Это было одиночество вдвоём. Я просто не была уверена в завтрашнем дне, что и завтра, и послезавтра и всегда-всегда она будет со мной. Если отношения длятся слишком долго, можно заметить, как более редки становятся встречи, становится меньше тёплых искренних чувств и слов, а всё больше ссор, склок и скандалов. В этом и есть отличие пары парня с девушкой и парой двух девушек. У первых есть ещё будущее – свадьба, дети, а что есть у вторых? Разумеется, завести ребёнка такая пара может, но решающихся на это единицы, остальные просто расходятся потому как не видят впереди больше ничего. Со временем всё переосмысляется, и я стала думать: а любила ли она меня вообще? Или это была лишь видимость любви? Я чётко помню её изображение на экране монитора. Её лицо, взгляд и изгиб её губ, когда она произносила это «Я тебе изменила». - С кем? - Я тебе не скажу. - Но почему? - Не хочу, чтобы ты причинила вред этому человеку. И это говорит та, что стала светом в моём тёмном мире, кто вытащил меня из пропасти отчаяния и обратно столкнул туда. Но, так или иначе, я знала имя этого человека – К. Я не была лично знакома с этой девушкой, но знала, что она тоже пережила длительные отношения, долго страдала после расставания и одно время вроде как, ни с кем не встречалась, а после этого стала спать со всеми подряд. Как можно было изменить с таким человеком? И по какой достойной причине? - Прости меня за всё. Я много раз плохо поступала. Да ты просто убила меня. Заживо закопала. Испепелила равнодушием. - Я знаю, что я плохой человек. Извини. Из глаз даже не лились слёзы – я знала, что так и будет, всё шло именно к этому. А просить прощения за разбитое сердце – это ещё одно оскорбление и ещё одна пощёчина. - Почему ты молчишь? Не простишь? - Нет – выдавила я из себя. - Жалко. Пока. – сказала она и отключила связь. Сколько безразличия и равнодушия. Так много, что в нём можно утонуть. Всё это никак нельзя было охарактеризовать, всё, что со мной происходило, было странным даже для меня. Первым тревожным симптомом было – не просто отсутствие аппетита, а тошнота при одной только мысли о еде, не то что о её употреблении. Меня тошнило, когда я ела и когда не ела – тоже тошнило. Мне была вполне понятна эта тошнота – это следствие того, что меня облили грязью мерзостной и отвратительной, и нет ничего противнее этой грязи. Меня тошнило от реальности. Моя любовь всегда была чиста и возвышенна. Я не позволяла себе грубостей, не помышляла ни о чём плохом. Я была просто маленькой девочкой, а у детей любовь самая искренняя. И вот мои благие намерения утопли в слизи гнусностей человеческого мира. Это чувство не передать. Было жутко страшно наблюдать, как наши отношения с неотвратимостью катятся в никуда. В тот мир, где случайно встретившись на улице, мы бы даже не поприветствовали друг друга, зная, что не так давно мы были в жарких объятиях друг друга, нашёптывали слова любви и считали свой союз нерушимым. Это момент, когда первоначальная страсть потухает, её должны заменить уважение и любовь, но для успешного завершения этой фазы нам катастрофически не хватало какого-то элемента. Я все силы отдавала на то, чтобы вытащить нас из этого банального сюжета всех пар, но она не делала ничего, кроме того, что всё больше охладевала ко мне. Я задыхалась в беззвучном плаче и глотала слёзы ревности и обиды, когда она отстраняла мои руки, пытавшиеся обнять её, как она говорила, что сейчас не до этого. Всё превратилось в забавную игру, в которой я была чем-то вроде мячика, с которым играли только тогда, когда хотелось, а во всё остальное время он в гордом одиночестве возлежал на пыльной полке, вдыхая затхлый запах кладовки. Это было несправедливо. Но надежда, эта чёртова, изжившая своё, надежда умирает последней и только она держала меня на плаву. Какое-то смутное чувство, что всё может измениться, она повзрослеет и что-то осознает, поймёт как я ей дорога. И тогда она постучит в мою дверь, я отворю, и мы будем долго и чувственно разговаривать обо всём наболевшем. Она поймёт свою вину, извинится, и мы будем рядом. Столько времени, сколько потребуется. У нас будет совместное будущее с собакой и белым домом. Она будет приходить с работы, уставшая и запыхавшаяся, а я буду готовить ей ужин, ухаживать за ней. В нашей ванной будет висеть общее полотенце, а во всей квартире будет только одна кровать, чтобы мы не смогли спать по одиночке. Всё обратилось в прах. В один момент. Я не знаю когда он наступил. Именно тот самый, переломный. Когда она проснулась и поняла, что больше меня не любит? Или не любила никогда? Была ли наша любовь для неё только развлечением, а потом, когда пришло время решать проблемы и принимать важные для нас обеих решения, она сдалась и поняла, что сама не так уж преуспела во взрослении. Тем не менее, уже успев испортить меня. И как это было мучительно. Получать от неё один незначительный поцелуй на прощание, как было горько, когда эта девушка, не хотела гулять наедине из-за якобы чрезмерной скуки. Каково было мне? Думала ли она? А повышая на меня голос? Отталкивая? Проводя время с кем угодно, только не со мной? Обижаясь на меня, уезжая и оставляя меня совсем одну? Неужели любовь не могла остановить это? Не могла крикнуть: «постой, что же ты делаешь? Ты ведь любишь её, нельзя так поступать. Она дороже тебе, чем обида». Но обида была дороже, а, может, и не было никакой любви, потому она и не вопила. Мы встречались раза три в неделю, вместо тех наших каждодневных прогулок, а я не могла поверить: как быстро всё поменялось, почему так? Наверное, за всё в жизни мы должны платить. Расплачиваться в три раза больше, чем испытали счастья. Это определённая дань этому миру. И я ненавижу это. Потом измена. И: «Я не люблю тебя». А ещё: «Хорошо, что тебя нет». И вот ещё: «Я жалею о том, что было». И я жалею. Как можно было так близко подобраться ко мне, чтобы вонзить свои стальные когти прямо в моё живое сердце, сжать его и сделать так, что я больше никогда не смогу любить? Она не учитывала один простой факт – я слишком чувствительна и ранима, чем кажусь и каждое её неосторожное слово ранило меня так глубоко, что, если бы душевные раны были видны – всё моё тело было бы исполосовано кровавыми порезами, отдельные из которых порой открываются и кровоточат. Я любила и ненавидела её. И, честно признаться, не знаю, какого чувства было больше. За всё это время она просто растоптала меня и мою любовь. Я ощущала себя непередаваемо грязной. Будто надо мной надругались. Так вот я не могла есть, само моё тело отвергало жизнь, даже оно не хотело жить. Я шла по тротуарам, и всё казалось мне нереальным. Эти машины, лужи, деревья, кричащие птицы. Всё расплывалось, и было лишь чье-то дурацкой выдумкой. Моё тело ломило, мне было невыносимо плохо, всё, чего я хотела – чтобы это прекратилось, но я не знала, как это сделать. А самым страшным явлением были воспоминания, всплывающие в любое время дня и ночи, чем бы я ни занималась. Как мы лежали на моей кровати, за окном хлестал дождь, а она говорила, что любит меня больше жизни. А после этого воспоминания – другое: После ссоры я плачу, лежу и умоляю её не уходить. Прошу: «Останься, пожалуйста. Просто засни со мной, я ведь не прошу больше, останься», но она всё вырывается из моих объятий и старается уйти, наконец, я укладываю её рядом, встаю, чтобы попить, а она говорит, что принесёт. - Ты точно вернёшься? - Да. - Честно? - Честно. И вот не проходит и трёх секунд, как она вышла за дверь, я подскакиваю и вылетаю в прихожую, передо мной картина – она, взяв свои вещи, убегает, захлопывая за собой дверь. Поэтому я не знаю, как будет правильнее – любить её или ненавидеть. После того…я просто сломалась. Я не могла одна справиться со всеми этими мыслями. А потом произошло это. Рука с лезвием в пальцах взметнулась вверх и с силой провела по венам. Кровь появлялась на моей руке и вдоль, и поперёк. Боли не было. Не было никакого ощущения реальности происходящего, было просто это лезвие, как орудие и безудержное желание остановить всё это. Простое желание – чтобы всё прекратилось, ведёт порой к страшным вещам. Последнее, что я помню – это как вода в ванне стала ярко красной, а я отключилась. С улыбкой на губах, в надежде, что я больше не вернусь. Потом больница, капельницы. Я об этом уже рассказывала. Узнала ли она об этом? Конечно, узнала…и..даже не пришла. Не позвонила, не поинтересовалась как моё здоровье, да я и не требовала больше этого от неё. Почему мне что-то должен человек, который больше меня не любит? Я просто не могла смириться с мыслью, что такое возможно, до того я была ещё наивной. И я так же прекрасно знала, что она презирает людей, поступивших таким образом, значит, она презирала и меня. Затем месяцы выздоровления, я поправилась и осталась жить, потому что чувствовала, что что-то не закончила, будто мне что-то предстоит. Моя мать вела себя равнодушно и избавилась от меня, переселив в другую квартиру. Они считали, что таким поведением я испорчу их ребёнка, а я просто собрала вещи и молча уехала. Ветер шевелил кроны деревьев, повсюду были лужи и жухлая листва. Не пройдя и несколько шагов, я просто упала и впилась пальцами в землю. И тут мне стало так смешно. От понимания всей ситуации – какая я глупая. Ведь такое происходит со всеми, всех предают, а я лежу тут и сжимаю землю со стекляшками окровавленной рукой. Я смеялась и не могла остановиться. В столь поздний час на улицах никого не было, только парочка мужчин выпивали у подъезда и поглядывали на меня, но это ещё больше рассмешило мой больной рассудок, и я продолжала смеяться, как ненормальная. И вот, спустя несколько лет, я почти не вспоминаю о прошлом, но и настоящего у меня нет, равно как и будущего. Во мне навсегда пустота, только пустота и ничего больше. Чисто. Как если стереть карандаш ластиком, или вывести пятна с одежды. Но, кстати, о следах и пятнах – никто после неё не был со мной, никому я не позволяла целовать себя в губы – никому. Я не знаю почему. Я успокоилась, сейчас нет эмоций, что захлёстывали меня тогда и я могу объективно обо всём судить. Всё, что было – сплошной бред, в котором я увязла. *** Р. замолчала и между нами повисла неловкость. Она выпила ещё, я тоже потянулась за бутылкой и закурила. - Тяжело. – сказала я, выдыхая дым через нос. - Да нет, это обычно, я скоро объясню. – она затянулась – А пока давай просто покурим. - И после того вы с ней не общались? - Нет. Любовь нельзя навязать, ведь так? – она посмотрела на меня, будто сама не была уверена в сказанном. - Нельзя. - Вот и я так думаю. - Насчёт того, что ты не была физически ни с кем после неё, серьёзно? - Абсолютно. Я просто не хочу, чтобы кто-то ко мне прикасался в этом смысле. Или целовал. Она была первая и станет последней, хоть её этот факт и не обрадовал бы. Она потушила сигарету и продолжила: - И, понимаешь в чём дело. Все эти годы я просто молчаливо наблюдала за окружающим миром и не скажу, что всё, но многое в нём поняла. Наша жизнь попросту не имеет смысла. За взлётами падения, потом снова взлёты. Кто-то так живёт, кто-то этим мучается, но я просто вижу это. Я больше не участник жизни, я соглядатай. И так мерзко от всего этого становится. Мне, знаешь, часто кажется, что я просто зря рождена. На земле властвует естественный отбор и случайности, люди гибнут сотнями и тысячами, и никакого вреда от этого никому нет, всё естественно. А я лишь всё это осмыслила. Всю это глупость. Ведь глупо, правда? Люди, единственные существа, обладающие абстрактным мышлением, до сих пор находятся во власти животных инстинктов и жестокости, а потом не могут продвинуться по лестнице эволюции вверх. Я родилась не в ту эпоху, а, может, и вовсе родилась зря. Я всё это понимаю, и не получаю от жизни уже ничего, правда. Ни радости, ни горести. По-моему нужно умирать именно тогда, когда уже ничего не чувствуешь. - Но ко мне же ты привязалась? Значит что-то чувствуешь. – возразила я. Она покачала головой: - Это другое. Ты просто хороший человек, лучше всех, что я видела, потому я и не могла не привязаться немного к тебе, но в то же время эта привязанность ни к чему не приводит. Если бы ты сказала, что больше не хочешь быть со мной и ушла у меня бы не было ломки, как когда-то давно по ней. -А что было бы? - Мне бы было очень жаль. – она отвела взгляд в сторону, а потом резко схватила меня за руки – Пойми, ты должна жить, должна быть счастлива, но со мной у тебя нет ни одного шанса на это, я тонущий корабль, тебе необходимо спасаться. - А если я не хочу? - Это будет лучше для тебя самой. Ну, почему ты меня не слушаешь? – со вздохом спросила она – Для тебя ещё не всё потеряно, поэтому нужно бороться. - А для тебя, можно подумать, всё кончено? – обиженным тоном ответила я. - Да. Сама видишь. Я не могу любить, не могу чувствовать и это не временная депрессия, это просто пустота от разочарования. Я думала - мир прекрасен, а он оказался пустым местом. Для него не существует понятий «хороший мир» или «плохой мир», он нейтрален, лишь мы придаём ему краски в соответствии со своими собственными суждениями о нём. Мир – это просто факт существования и не больше, и если это понять, то назад пути уже нет – это точка невозврата. Расставание с любимым человеком – это слишком банальная и простая причина для разочарования в мире, тем более для меня. Нет, она просто внесла свой вклад в то, процесс чего уже был запущен. Это были и родители, и люди, и она, и всё в совокупности. - И никто-никто не может этого остановить? – я схватила её за плечи и легонько встряхнула – Но ведь тебе становилось лучше, я сама видела! - Это было время, когда я думала, что если стать такой, как раньше, что-то изменится, но я ошибалась. Всё осталось на своих местах. - Что будет дальше? - Я не знаю. Не знаю. Знаешь, за что я люблю фильмы и книги? Они имеют конец. Герои, всё преодолев, в конце концов, к чему-нибудь приходят. Некоторые к смерти, другие к тому, что искали. Но в жизни ты вечно движешься, и это порядком раздражает. Считай эту ночь концом чего-то. Я хочу завершения всей этой глупой истории обо мне. - Она не глупая ни на дюйм. Это история о несчастном человеке. - Ты не знаешь ещё и половины моих горестей, это только четверть. Но об этом тебе уже ни к чему знать, я слишком устала. – она сползла с дивана на пол. – Я обессилена и хочу успокоения. Я на четвереньках подползла к ней и обняла. - Всё будет хорошо, обещаю. – я поцеловала её в лоб, полной грудью вдохнув запах её волос. - Я верю тебе – она улыбнулась – Но теперь уходи, ты всё знаешь. - Почему? Я не могу остаться с тобой? - Завтра. Приходи завтра, я должна отойти. Захлопни дверь, я закрою позже. Ничего другого не оставалось, кроме как обнять её в последний раз и уйти, надев на себя куртку, что она мне дала. Так прошёл этот странный день. Я плелась обратно домой. Шёл снег. Она никогда не сможет меня полюбить. Снежинки тают на моих ресницах. *** На следующее утро её не оказалось в школе и я, словно что-то предчувствуя, вышла через запасной выход и помчалась к ней. Путь от школы до её квартиры показался мне коротким, и я преодолела его за несколько минут. Перед подъездом были припаркованы машины скорой помощи и полиции. Я бегом взбежала к ней на этаж и принялась колотить руками в железную дверь, моля Бога, в которого я не верю, что эти машины для кого-нибудь из другой квартиры. Дверь открыла её мама. Хмурая и злая. На её осунувшемся лице, покрытом морщинами, был какой-то неизгладимый отпечаток старости, вроде она была и не слишком старая, но по глазам я бы могла дать ей все семьдесят лет. Она вопросительно посмотрела на меня, а я стояла на лестничной площадке, не в силах собраться с силами и сказать хоть что-нибудь. - Что с Р.?? – наконец, не то прокричала, не то прошептала я. - А вы, собственно, кто? – хмыкнула она, оценивающе меня разглядывая. - Её близкая подруга. - Её больше нет. - Как? - Вот так. Она умерла. На батарее в подъезде тёмно-зелёная облупившаяся краска. А на потолке старая лампа с торчащими проводами. Я падаю и тьма поглощает меня. Я открываю глаза – белый потолок. Пытаюсь встать и обнаруживаю, что я лежу на каком-то диване, а вокруг меня сидит её мама и медики. Надо мной склонилась немолодая женщина-санитар, брезгливо держа двумя пальцами вату с нашатырным спиртом. Мне кажется, что я умерла и это начало моей новой жизни, родильный дом, но постепенно до моего просыпающегося сознания доходит, что я потеряла сознания и из глаз льются слёзы. - Как она умерла? Когда? Её мать устало смотрит на меня: - Утром, или ночью. Эксперты ещё не установили. - Но от чего? - Она выпила упаковку таблеток и залезла в ванну. Всё вокруг поплыло. Всё рухнуло. - Почему вы не плачете? Ну, почему? Вы же её мать! - я простираю руки, потом опускаю их и сплетаюсь пальцами одной руки с пальцами другой. - Да как ты смеешь? – шипит она, приходя в ярость – Не тебе меня судить! - Ближе меня у неё никого не было, вы бросили её! - Хватит устраивать тут драму, тем более при посторонних людях. Р. была больна, она уже совершала подобное раньше, но тогда её спасли и зря – на этих словах даже люди в форме осуждающе покосились на неё – Всё равно она завершила начатое. Так и должно быть. Жить нужно нормальным людям, а чокнутые должны в психушке лежать, а там их лучше всего умерщвлять. - Но ведь она ваша дочь! Вы её девять месяцев носили под сердцем. – недоумеваю я, переходя на отчаянный крик – Поэтому она так и поступила, всем вам с самого её рождения было плевать на судьбу дочери! - Да это потому что она с самого рождения была странной! Вела себя не так, как другие обычные дети, мне было противно кормить её грудью, я не могла обнимать её. - Вы тварь! – наконец, выкрикнула я то, что давно назревало у меня в голове – Просто бездушная тварь! Это вы должны были умереть, а не как Р. - Чтоо? – взревела она, как сирена – Убирайся из моего дома! Быстро! - Подождите – прервал мужчина средних лет с портфельчиком под мышкой, поднимаясь с кресла и подходя ко мне. – Дело в том, что Р. оставила что-то вроде завещания, пусть нотариально и не заверенного. - Точно! – подхватываю я – Она оставила предсмертную записку? - Да, но она взята для расследования следствием – говорит он, усаживая меня на диван – Но я её почти дословно помню. Я бьюсь в истерике, до сих пор не в состоянии поверить в происходящее, я ведь видела её ночью накануне! Мы сидели на этом диване. Я сижу на коленях и рыдаю. -Она написала - продолжает мужчина - что вы самое дороге, что у неё было, что она смогла найти. Что она всегда и беззаветно любит вас и по этой причине просит хотя бы ради неё продолжить свой жизненный путь. Самое дороге. Самое ценное. Я опоздала. Я непоправимо опоздала появиться в её жизни. - Где она сейчас? - спрашиваю я. - Покойную отвезли в морг - отвечает главный врач, захлопывая оранжевый сундучок с медикаментами. Покойная. Морг. Что значат эти слова? Какой контекст? Морг. Эта бездушная комната с каталками и трупами. Трупами повсюду. Ей там не место, только не ей. Это же она. Такая родная и любимая. Такая мёртвая. - Когда будут похороны? - я задаю этот вопрос, не отдавая себе отчёта в сказанном. - Ты и не думай, что ты туда сможешь прийти - вставляет эта отвратительная женщина, имеющая наглость называть себя "матерью". - Да ну, не будьте зверем - примирительным тоном говорит врач – Лучше дайте девушке в последний раз увидеть подругу. Буду откровенен с вами, наши медики в последнюю очередь приезжают на вызовы именно с самоубийцами, они считают, что если уж они сами хотят умереть, то зачем пытаться их спасти. Подобное ещё существует в Японии - спасение жизни считается вмешательством в судьбу. Я не поддерживаю этого, но говорю как есть. - она хмыкает и опускает взгляд на пол в грязных следах. - Нет, не будет её там! - возражает она. - Если сами так не печалитесь, пусть хоть кто-то её оплакивает. - он кивает в мою сторону и хмыкает. Она ещё некоторое время колеблется и, наконец, говорит: - Ладно, так уж и быть, похороны во вторник. Во вторник. Стало быть, через два дня. Пол в этих чёрных следах врачей и полицейских. Ко мне подходят люди в форме и без конца что-то спрашивают о ней, я ничего не понимаю. Когда заходишь в ледяную воду - отнимается голос и ты не можешь произнести ни слова. Так вот чувство утраты - это как будто ты прыгаешь в озеро ледяной воды из которого нельзя вынырнуть. И я понимаю, что снова падаю в обморок. Как всё смешалось в моей голове - Р., её бессердечная мать, санитары, смерть - я не могу всё это соединить воедино и осознать. Это невозможно. *** Гроб несут четыре с виду одинаковых мужчины в чёрных шапках и таких же чёрных куртках. Людей вокруг много и отовсюду слышно, как они переговариваются и шепчутся. До меня доносится: "Да по ней сразу можно было сказать, что ненормальная!", "Туда ей и дорога". Вот этого и боялась Р. Этого гнусного обсуждения, ничего не понимающих людей. Будь моя воля, все они замолчали бы навсегда. На улице холодно, но снег не идёт. Голые деревья скрючились в странных позах и заледенели. Ветви и небо – вот что сейчас перед глазами Р. Мать идёт за гробом, держа в руках платок, но из её глаз не вытекло ни одной слезы. И вот я смотрю на неё...Она лежит в великолепном белом платье, накрашенная и красиво уложенная, что, если не присматриваться, можно, предположить, что она лишь заснула. Что это сон. Но это реальность. Я плетусь где-то сбоку, сжимая потерявшими чувствительность пальцами охапку белых роз. Во мне противоречивые чувства. Злость на её мать, горечь невосполнимой утраты и, тем не менее, я не испытываю жалости к ней. Теперь она не ощущает ни боли, ни страданий - ничего. И жалость – это низко. Она была не тем человеком, кто достоин жалости. И вот ещё что-то странное прямо в груди. Будто в меня выстрелили, хочется всё это бросить, закричать во всё горло. Когда ты ничего не можешь изменить, когда смерть прямо перед тобой, тебе хочется отключить сознание. Потому что ты не настолько мудр, чтобы примириться с этим, не настолько умён, чтобы дать объяснение этому, ты всего лишь человек, маленькая точечка на огромной планете и тебе страшно. Очень страшно. Настолько, что всё остальное уже просто не имеет никакого значения. Как будто умер ты сам. Все эти старухи, мужчины и женщины они вернутся домой и поставят чайник. Наберут полную ванну горячей воды и будут мыться, а потом лягут спать. А Р. этого уже никогда не сделает. Они забудут её, а потом, через какое-то время, они умрут и история повторится. Она лежит здесь такая красивая, как в нашу первую встречу. Невозможно поверить, что нигде на земле её больше нет. Она - это только вот это вот неодушевлённое тело, да мои воспоминания. Что делает смерть с людьми, во что она их превращает? Вы можете в это поверить? Что эта материя, похожая на фигуру, вылепленную из воска, и есть Человек с большой буквы? Что он мог любить и плакать? А теперь уже никогда не заплачет. И слёзы ручьём струятся по моим щекам, замерзая на пальто и превращаясь в лёд. Солёный лёд. В голове - пусто. Мыслей нет, только картинки из нашего совместного прошлого и бесконечное созерцание её мёртвого тела. Мёртвого. До сих пор не могу привыкнуть к таким словам. Настало время прощания. Прежде чем крышку гроба прибьют гвоздями и опустят на дно сырой глубокой ямы. Прежде чем она начнёт гнить. Я целую её в холодный лоб. Не сдерживаюсь и плача в голос начинаю осыпать поцелуями её руки. Ледяные. Они и при жизни у неё никогда не были тёплыми. Меня оттаскивают от гроба и держат, пока мужчина вбивает гвоздь за гвоздём. "Неет!" - исступленно кричу я, а чьи-то руки только сильнее стискивают меня. Нет! Я последний раз вижу её, самый последний. Краешек её волос. Наконец меня отпускают, и я кидаюсь к гробу, его погружают в землю. Мать бросает горсть земли, потом другие родственники, потом я беру рыхлую землю и сыплю на дубовый гроб, изо всех сил борясь с желанием прыгнуть туда и попросить, чтобы меня закопали вместе с ней. Кладу цветы. И могильщики, вооружившись лопатами, начинают закапывать могилу. Секунда за секундой она всё дальше от меня, под грудой мёрзлой земли. Не прошло и получаса, как на этом самом месте появилась могила. На неё установили памятник и обложили венками. Потихоньку все стали расходиться, ведь большинство пришло просто потому что у них вошло в привычку приходить на такие события как похороны и свадьба. Даже мама скоро уехала. И я осталась одна. Я свернулась в комочек рядом с могилой и стала плакать. - Зачем ты меня оставила? Ты же знаешь как мне тяжело без тебя. Я же люблю тебя! Как же я тебя люблю! Меня даже посетила безумная мысль разрыть руками землю, оторвать крышку и похитить её. Принести домой, и лежать рядом пока я не умру. Какая же разница между человеком, говорящим "я хочу умереть" и действительно смертью, ужасной. - Даже твоей маме плевать, но мне-то нет, за что ты так со мной? Я ведь никогда тебе плохого ничего не сделала. Почему, Р.? Ведь в её квартире ещё полно её же следов. На сигаретах отпечатки её помады, на горлышке бутылки частички кожи губ. Там повсюду она. Как можно этому поверить? Ещё несколько часов назад был человек, а теперь уже нет. Когда я была совсем маленькая и однажды задумалась о смерти - я заплакала, я подошла к маме и спросила что станет с моими вещами после моей смерти. Кому они достанутся? В тот день моего детства я впервые осознала, что любой живой смертен. Сейчас вспоминаю это и в горле горечь. Всем наплевать на её вещи, для всех они лишь груда бесполезного хлама. Её рисунки, стихи, всё, чего касалась её рука. Всё это станет лишь мусором. В детском возрасте я вообще слишком часто думала о смерти и самоубийстве. И вот что я представляла: я умерла. Меня находят, увозят куда-нибудь, а мама уже отойдя от плача, заходит в прихожую и видит мои одиноко стоящие ботиночки. Уже никому ненужные и совсем ни для кого не важные. Они валяются так, как я люблю - в беспорядке. И вот она не знает что с ними делать и они одни одинёшеньки там стоят без хозяйки. А на полке лежит мой шарфик. А больше ничего и не говорит, что когда-то я жила. Потом их выбрасывают или кладут в коробочку и задвигают на антресоль и там они бесхозные и печальные собирают пыль. Я сжала рукой землю. Деревья нависают надо мной, холодно и сыро. Небо всё такое же безразличное. И вот именно в тот день я выплакала все-все слёзы, что были у меня. И после того я не могу плакать. *** Прошло несколько месяцев. Я ничего не взяла из её вещей потому что так посоветовал мой психолог. И, тем не менее, я нахожу это забавным, потому что сама я - сплошная память о ней. Я уговорила родителей переехать, объяснив это тем, что больше не могу здесь жить и сегодня мы закончили сборы. Машины уже поджидали, чтобы их загрузили и отправили по нужному адресу. Здоровенные белые фургоны. За это время я многое поняла и обдумала, ведь времени у меня было предостаточно. И я пришла к мысли, что у неё действительно не было выбора. Остаться со мной - так было бы хуже и мне и ей. Ей - потому что она ничего не чувствует. Мне - потому что она не способна дать мне то, чего мне хотелось бы. И потому, что оставаясь с ней, я стояла на месте, а не двигалась вперёд, попирая главный закон жизни. Она была слишком несчастна, чтобы это было возможным вылечить. Как избавиться от плохих воспоминаний, если они - это вся прошлая жизнь? Может, она и была права, говоря, что не создана для жизни в этом мире. Она была слишком ранимой для мира, неспособного побороть жестокость и подняться на новый уровень. И как бы она не пыталась исправиться и измениться - всё было бестолку. Заставлять её жить - это просто было бы насилием над ней. Мы слишком эгоисты, чтобы признать за человеком право добровольного ухода из жизни. Нам кажется, что он должен быть с нами для нашего же удовольствия. Нам вообще всегда слишком много всякой ерунды кажется. Это как заставлять кого-то любить того, кто им противен. Любовь нельзя навязать. Ни к людям, ни к жизни. Тем более что смерть одного человека ничего не меняет. Конечно, его близкие вряд ли это забудут, но в целом, жизнь людей - один большой муравейник и пропажа такого мелкого элемента - ничто. Да, мне больно. Да, она до сих пор снится мне и будет сниться ещё бог знает сколько, но это жизнь и она просила меня прожить её как можно дольше, потому что знала, что я в чём-то покрепче, в чём-то потвёрже и что я смогу вынести натиск бед и горестей. Я пока не знаю кто я и что буду делать дальше, потому что мне кажется, что от моей личности не осталось ничего. Всё рухнуло и сломалось, как будто меня вдребезги разбили об пол. Её можно считать слабой, а можно сильной. Человеком, который не справился со своей ролью в этом мире или человеком, осознавшим всю нелепость этой игры под названием жизнь и добровольно ушедшим из неё. Я часто вспоминаю и о той её девушке, безразлично относившейся к ней. Мне кажется, что она была просто не готова для серьёзных отношений. Да и, похоже, всё, что окружало Р., было совсем не для её серьёзных намерений. Возможно, Р. не права, но смерть поставила ей статус "права посмертно". Кто был с ней не согласен, теперь может кричать и буйствовать, может говорить, что только его слова есть Истина - это уже неважно. А посему все сотрясания воздуха становятся бесполезными. Такие вещи происходят, даже если нам думается, что этого не должно быть. Вот так гадко несправедлив мир. Когда я слышу похоронный марш - мои руки начинают дрожать. Я не могу смотреть на мёртвых - я моментально отключаюсь и впадаю в состояние беспамятства. Сказать, что произошедшее нанесло мне психологическую травму - ничего не сказать. Поэтому мне ещё над многим предстоит поразмыслить. Но одно я знаю точно - я всегда любила и буду любить только её. Пусть образ её сотрёт время, пусть я не смогу в мельчайших подробностях вспомнить её лицо и даже в один из дней забуду какого цвета её глаза, но на смертном одре я прошепчу лишь её имя, независимо от того, кого ещё я встречу на своём жизненном пути, с кем буду, и кто будет со мной. Просто нужно было любить её раньше и не мне. Ей так отчаянно не хватало обыкновенной любви, что она, как цветок, чахла без неё. Я просто люблю её. Всегда. Я еду на переднем водительском сиденье и смотрю на мелькающие за окном поля, устланные молодой зелёной травой. Мы уже давным-давно миновали этот город на болотах. Пошёл дождь.