не дыши

Чимин выползает из дома в ноябре. Кажется, проходит недели три. Штаны висят на нём помятым мешком, хотя когда он надевал их в последний раз – для двойного повода – были в обтяжку. У Чимина всё опухшее, а мозг высохший и едва работающий. Он долго стоит перед зеркалом, трёт ладонями тёмные отросшие корни, будто это чем-то поможет, и пытается привести себя в порядок – по крайней мере, сделать это с тем, что от него осталось. Последний раз такое с Чимином было лет в шестнадцать, но тогда он даже толком отпустить себя не мог – родители не давали – он просто гнил внутри самого себя, никому ничего не говоря, танцевал едва не до потери пульса, приползал еле как домой и спал. Сны у Чимина всегда были поразительно спокойными, эдакий оплот надёжности и стабильности в его периодических психозах. - Чувааак! Тэхён вылетает навстречу, стоит Чимину перешагнуть порог аудитории. Он как всегда весёлый, как всегда громкий, как всегда Тэхён. Чимин вдруг думает, что ему есть за что в этой жизни зацепиться, есть что-то постоянное и надёжное, не меняющееся и близкое, почти родное. Только вот Чимин цепляться не хочет. Н е з а э т о. - Как насчёт… - Тэхён дебильно и как бы многозначительно поигрывает бровями, - ммм? О, Чимин совершенно не против этого «ммм», что бы оно ни значило. Он понимает, что, кажется, куда-то катится, будто бы нечаянно оступившись на горке. Он оступился тогда, почти месяц назад, больно подвернул душу и теперь катится вниз, разгоняясь всё больше – и останавливаться совсем не хочет. Чимин кивает и затаскивает своё тело в аудиторию. Чимин кивает и кивает, и кивает, и кивает – а потом приходит в себя где-то. Он даже не знает, где именно, слышит только голос Тэхёна и какой-то говённый клауд рэпчик, глубокие биты, замиксованные в слоумо. Тэхён говорит: - Ты как, норм? Бахнем? – и держит между пальцев пластиковую карточку с пятипроцентной скидкой сети и без того дешёвых супермаркетов. Чимин снова кивает. У него такое чувство, будто он весь день спал, он не помнит, как они с Тэхёном сюда пришли, но видит в углу сваленные друг на друга их рюкзаки, видит на Тэхёне всё ту же одежду – его классный псевдоделовой стиль, когда вроде и рубашка, и брюки, но первая слишком помята, а вторые слишком свободные и оголяют тонкие (прикоснись – порежешься) щиколотки. Сам Чимин… ну, Чимин. На нём мятый балахон, который валялся в шкафу чёрт знает сколько и теперь пахнет смесью стирального порошка и старых деревянных полок, на нём штаны, которые смотрятся странно из-за того, что собираются складками под коленками и на бёдрах, и, наверное, всё это не очень привлекательно. В голове у Чимина – всё ещё прилипшие друг к другу Юнги и Чонгук, и быть идеальным от этого не хочется совсем. Хочется почему-то доказать: да, правильно, что ты отказался от меня, смотри, как я отвратителен (смотри, как я ломаюсь и разрушаюсь без тебя, не в состоянии контролировать свою жизнь). Чимину случается выпадать из реальности. Он не совсем понимает, как и почему, просто иногда настолько уходит в себя, зависает в своих мыслях, что перестаёт воспринимать окружающий мир. Если постараться, можно вспомнить, как он отсидел пару лекций, благополучно положил болт на тренировку и свалил с Тэхёном. Они ехали в метро, и Тэхён был таким поразительно тихим – поэтому Чимин и отвлёкся. Его самого просто-напросто было некому отвлекать. Сейчас Тэхён живой даже очень: крутится ужом на диване, смотрит по сторонам и всё пытается кого-то выцепить взглядом. Чимин вертится тоже, но не так резво, рассматривает обстановку и пытается вспомнить, бывал ли он тут раньше. Вокруг пусто и немного затхло, мебель красивая, но потёртая, разъёбанная местами. Зато музыкальный центр такой, что чуть не блестит, на полу валяются провода, а колонки понатыканы везде, где только можно. Чимин отвлекается на неоновые гирлянды, светящиеся глубоким синим, как в клубах, и немножко теряется. Чимин пытается просто осознать себя. Это место он не узнаёт совсем и почему-то даже рад этому. Чимин любит теряться, любит исчезать так, чтобы не могли найти (он представляет, как о нём где-то далеко-далеко кто-то волнуется, и нежится этой мыслью). Чимин мягкий, как мидия с открывшимися створками. Чонгук когда-то долбанул по этим створкам кулаком, они немного приоткрылись, а потом пришёл странный и непонятный Мин Юнги, поднял с земли, потряс зачем-то и оставил в стороне – створки распахнулись, но этого никто даже не заметил. Всего лишь мидия. Маленькая и ничтожная, таких много. Минхо появляется тихо, но Тэхён замечает его тут же, и начинается: - Хёооон, прив! Я пришёл. Тэхён разом становится похож на пушистого домашнего кота, который трётся мордой о ногу, стоит дружелюбному гостю ступить за порог. Он мурчит своим тяжёлым мягким голосом, ластится под большую ладонь Минхо и хёнкает бесконечно. Минхо так и стоит – прижимает его головёшку к своему бедру, затянутому чёрными скини. На Минхо водолазка с высоким воротом, тоже обтягивающая, и весь он похож на кого-то типа ниндзя. Глаза его пьяно блестят в неоновом полумраке, такие не по-азиатски большие, что даже удивительно. Минхо красивый очень, а ещё он странный и тихий, Чимин даже не знает, откуда Тэхён его знает. Тэхён выкручивается вдруг из-под его руки, смотрит снизу вверх и дуется будто бы по-детски (постоянно так делает, но это всегда выглядит одинаково мило и совсем не надоедает): - Хён, угостишь? Ты обещал! Чимин смотрит во все глаза, Чимину интересно очень. Он такого ещё не пробовал, вообще ничем серьёзнее травы не упарывался. С Тэхёном всегда весело и свежо, ему нравится пробовать новое. Тэхён часто навеселе, но при этом так ясно и чётко контролирует себя. Чимин завидует. Он слышит знакомые голоса через тихую атмосферу общего прихода и оглядывается. Юнги. Юнги. Юнги. Юнги. Юнги. Юнги. Юнги. Юнги. Юнги. Юнги. Юнги. Чимин оглядывается ещё раз – Юнги и Чонгук липнут друг к другу. Прямо как три недели назад. Чимина отбрасывает во флэшбек, и он такой живой, такой настоящий. Вот он – Чимин, сидит тут в этих висящих штанах, с тяжёлым телом и еле дышит, и вон там, в стороне, тоже стоит Чимин, весь какой-то потерянный и взболтанный, с поднявшимся осадком, как бутылка ликёра у него в руке. В стороне Юнги измазывается объятиями Чонгука, как невысохшей краской, вляпывается по полной и улыбается. Всё это такое настоящее, даже больно по-настоящему. Неужели никто не видел тогда, как ему плохо? Неужели никто не придёт на помощь? Пожалуйста. Чимин смаргивает воспоминание, пытается отделаться от него и закрывает глаза на какое-то время. Остаётся только звук. Клауд шуршит в ушах, как пинцет с зажатым ватным тампоном, щекочет и глушит, и Чимин чувствует это так отчётливо: тонкие ворсинки, хирургическая сталь, мягкость и плотность. Он резко открывает глаза через – через сколько? Изнутри накатывает солёная морская волна. Тэхён касается своей здоровенной холодной лапищей его бедра, облокачивается и тянется к столу. Чимин отупело следит за ним, мажет взглядом по пространству – лампа бьёт в зрачок, свет заваливается в его бездонный колодец, и Чимин теряется в своих реакциях, почти теряет всего себя. Чимин почти перестаёт знать самого себя, и это чувство ему нравится очень. Пространство вокруг такое яркое и новое, такое свежее, интересное, поражающее – Чимин чувствует это будто не внутри, а где-то снаружи своего существа, так близко, так сочно и многогранно. Он вертит головой по сторонам, отблески света смазываются, как на фотках ночного города. Чимин оглядывается снова – Юнги и Чонгук всё ещё липнут друг к другу. Чимина вдруг прорывает, как засорившуюся раковину, на которую все забили и не стали чистить – из него фонтаном начинает литься то, что было внутри. - Какого хуя? Почему они здесь?! Тэхён объёбанной кучей полулежит рядом, положив пластиковую карточку себе на лоб. Его тело растеклось по дивану тяжёлой лужей, мозги, походу, растеклись тоже. - Вааау, оно такое холодненькое, Чимин, смотри, я держу на лбу ночное небо. Тэхён косит глаза к своей переносице, и, наверное, это было бы жутко смешно или просто жутко, если бы Юнги не гладил сейчас чонгуков живот таким обыденным, привычным движением, каким прикасаются друг к другу крепкие, сто лет находящиеся в отношениях пары. - Тэхён. Тэхён! Становится вдруг так плохо, Чимин чувствует, как сердце колотится, будто грубый, один из первых, бит Юнги, сделанный им ещё во времена ди-таун. Бум-бум-бум-шуга-дрим-мани-дрим-мани-бум-бум. Чимину кажется, что аранжировка в треке – треск его рёбер. Он не понимает, какого хрена Чонгук с Юнги здесь делают, он вообще видеть их больше никогда в своей жизни не хочет, не может просто вынести этого. Он не злится на них, нет, просто это больно слишком – колотящееся, рвущееся наружу сердце, которое так хочет к Юнги, что готово бросить Чимина подыхать. Его собственный организм любит Юнги больше всего на свете, настолько, что готов предать. Кому тогда вообще можно доверять? Чимину нужен ответ. - Тэхён! – он хватает того за плотную бордовую рубашку. Во внезапно ярком свете видно каждую складочку – наверное, Тэхёну было лень доставать доску, и он гладил прямо на кровати – играющую более тёмным оттенком в драпирующихся складках, испачканных внутри тенью. Тэхён переводит на него свои огромные глаза – они у него тёмные пиздец, а сейчас радужку вообще почти не видно. В темноте тэхёновых глаз пятнами пляшет яркий свет, и Чимин, кажется, видит в них даже своё отражение, но не может как следует сфокусироваться. У Тэхёна ресницы длиннющие и густые, как ткань, закрывающая заднюю кулису на сцене, они тонкими угольными переплетениями свисают, разливают тени по щекам. Чимин наклоняется поближе. - Что они здесь делают? - Кто? - Юнги-хён и Чонгук. - А? Тэхён вертит головой и выдаёт медленно: - Ну… здесь их нет. Но, наверное, они сейчас где-то очень-очень-очень-очень-очень, - его перемыкает на несколько минут, аж дыхание сбивается, он тараторит это дебильное оченьочень, а потом прерывается резко, вдыхает глубоко, с шумом, почти со свистом, и продолжает, - очень любят друг друга. И ржёт. Бит вокруг них трескается, ломается под весом смеха, как стекло, на которое наступили тяжёлым ботинком. В комнате снова темно. Так внезапно. Чимин прикрывает уши, сгибается весь, и Тэхён вдруг трезво прикрикивает ему в самое ухо, обхватывая поперёк спины: - Тебе плохо? Чимини. Чи-ми-ни. - Н-нет… давай ещё. Боже, это было так похоже, боже. У Тэхёна с Юнги голоса совсем разные, но хрипотца… о, Чимин определённо может себе это представить. Надо только ещё чуть-чуть, ещё совсем немножко – и будет вышка. Тэхён кивает, Чимин цепляет это движение боковым зрением, оно мажется где-то сбоку, теряется в погасших, тусклых отблесках света. Чимин чувствует, как его начинает потихоньку отпускать, и пугается вдруг жутко. - Тэхён, Тэхён, Тэхён. Давай ещё. Ребро карточки противно скрипит, скользя по гладкому залакированному столику. Тэхён сидит, широко раздвинув свои длиннющие ноги в дебильных штанах, которые только на нём могут смотреться клёво, горбится над маленьким журнальным столиком и суетливо перебирает руками. Его пальцы подрагивают, как стебли бамбука – такие же грациозные и крепкие – и что-то там делают и делают без конца. Тэхён красивый просто до пиздеца. Он тёплый, отзывчивый и тактильный, и Чимин больше чем уверен, что тот настолько без царя в голове, что на притязания полов ему вообще плевать. Если бы Чимин вдолбался в Тэхёна, глубоко так, с головой, как в Юнги, то им, наверное, было бы очень клёво. Они бы не обдалбливались сейчас неизвестно где на мягком, чересчур продавленном диване, они бы не старались отвлечься от реальности настолько, насколько это возможно – они бы очень-очень-очень-очень-очень (мысли Чимина замыкает в петлю, и голос Тэхёна громко тараторит у него в голове почему-то под бит Юнги и Намджуна, на который Тэхён дрочит неистово) любили друг друга. Тэхён тёплый. У него кожа поцелованная солнцем, и к нему хочется быть близко-близко. Тэхён его самый лучший друг на всём белом свете, каким бы придурком и обдолбаном он ни был, и Чимин испытывает такую дикую нежность – она сейчас острая, как специя из чили, обжигает все внутренности и высушивает рот – что даже не может удержать её в себе. Он гладит массивные, но по-своему тонкие запястья Тэхёна, водит по ним пальцами. Руки Тэхёна такие большие по сравнению с его собственными, Тэхён весь такой огромный и солнечно-непробиваемый, за него не то что спрятаться хочется – просто закутаться, обернуть вокруг себя, как мягкий титановый плащ. Чимин так и делает. Он взбирается Тэхёну на бёдра и даже не знает, быстро делает это или нет, но сердце колотится, как сумасшедшее, стучит и вжимается в спину. Возбуждение прёт из Чимина какими-то неконтролируемыми дикими порывами, вырывается, как пламя из-под прикрытой крышки – сколько ни пытайся контролировать, так или иначе прорвётся. Тэхён отзывчивый. Он обхватывает Чимина сразу же поперёк талии, устраивает на себе поудобнее и прижимается губами к щеке. Рот у Тэхёна просто… блядский. Он постоянно облизывает губы, они мокрые-мокрые, мягкие, нежные – вжимаются сейчас в щёку Чимина крепко и сильно так, что почти до кости. Чимин поворачивает голову в сторону губ Тэхёна, приоткрывает свой рот – и врезается. Они целуются странно очень, просто вылизывают друг друга, и это так мокро, так скользко, оно настолько пропитано отчаянием и болью. Это какая-то любовь от безысходности, и любому, наверное, стало бы от такого противно, но им вроде как неплохо. Даже больше – хорошо. Чимин теряется в Тэхёне, в его широком и мягком, как у пса, языке, в его огромных руках, которые могут вот так вот взять всего его за раз, одним движением. Чимин жмётся ближе. У Тэхёна стоит. Его член натягивает грубую костюмную ткань брюк, упирается Чимину между расставленных бёдер – он не против. Он притирается только ближе, забирается в рот Тэхёна глубже, аж слюна по подбородку течь начинает. - Чимин… Хорошо, Тэхённи, хорошо, погоди секунду. Член ложится в ладонь Чимина горячей тяжестью, кожа на нём вся натянута, а края головки твёрдые-твёрдые. Чимин придавливает их большим пальцем, обводит по кругу, и Тэхён стонет несдержанно и хрипло, очень хрипло. Звук залезает Чимину сыпучим зерном в самую глотку, будто недоваренный рис. Он надрачивает Тэхёну недолго – тот сам тянется к его поясу, приподнимает толстовку, скребёт пальцами по животу. У Тэхёна немного отросшие ногти, и каждое движение его пальцев остаётся у Чимина на коже тонкими неглубокими царапинами. Тэхён разом выкручивает пуговицу, она повисает несчастно на одной нитке, дёргает собачку вниз и тычется несдержанно своим членом прямо в резинку белья Чимина. Смазка Тэхёна остаётся на его животе липкими полупрозрачными разводами, измазывает едва видимую дорожку волосков. Чимин приспускает своё бельё сам. Тэхён шумный просто пиздец, он не то что бы орёт, просто не затыкается ни на секунду, лепечет чим-мин-ни-чим-чим-чим-и-и-иннн-ах. Чимин прижимается своим влажным лбом к его – чёлка Тэхёна липнет к коже мокрыми клочками – и толкается вперёд, трётся о член Тэхёна, направляет руками. Тэхён, кажется, в говно просто, а Чимин вдруг поразительно ясно ощущает себя. Вот он какой: грязный, пошлый и бесчестный, лечит себя за счёт Тэхёна, херит и пачкает их дружбу, и ему приятно. Негодный испорченный Пак Чимин, тебя не должно быть в этом мире, ты не достоин даже одного-единственного вдоха грязного воздуха, наполняющего это место, забудь о счастье, уйди из этого мира и очисти его от себя. Тэхён откидывается на мягкую спинку дивана, проваливается в неё и утягивает Чимина за собой. Он расставляет ноги шире и толкается Чимину навстречу быстро, резко, совсем без ритма – из его рта вместе с толчками вываливается пошлое, жутко возбуждающее ах-ах-ах, почти как в порно – Чимину нравится. Он даже улыбается. Его член дёргается, зажатый в неплотном кольце пальцев, он твёрдый и очень-очень чувствительный, Чимин будто бы чувствует каждый поток воздуха, едва сквозящий между их телами, каждую горячую клеточку кожи Тэхёна, каждую крупицу его дикого пьяного возбуждения. - Чиммм… Чим! Чиминннн… Тэхён тянет долго, звук теряется в его возбуждённом, на грани потери сознания мычании, и кончая он выкрикивает: - Хён! Чимина кроет, его сперма мажет головку Тэхёна, его полуопавший член и красивую, насыщенного цвета рубашку. «Хён» долетает до разморённого сознания Чимина бледным отголоском, и доходит до него не сразу. Он валяется на Тэхёне, греется – во всех смыслах – и смотрит в глаза Юнги, который держит замеревшую руку на бедре Чонгука и пялится, не моргая, в ответ. Чимин на секунду прикрывает глаза – а когда распахивает их снова, ничего подобного перед ним нет. Яркого света нет тоже, только его слабые мазки летают при каждом движении глаз. Между ними с Тэхёном только засохшая сперма, испачканные шмотки и исковерканная дружба. Странно очень.