Only fools

this feels like falling in love

Ёнхо не то чтобы особенно счастлив, но спорить с боссом – себе дороже. Да и проект всего на месяц, потом обратно. Неродной Таиланд, но родной английский язык. Новая страна, шесть часов в день, а на остальное время – делай, что хочешь. Сколько угодно неплохих причин, чтобы радоваться. Но Ёнхо не радуется, скорее наоборот. Он сообщает об этом Тэёну за сутки до самолета. Они сидят в полутёмном баре, и у Тэёна такое лицо, будто Ёнхо – главный дурак вселенной. – Вспомни, как ты сюда приехал, – бьёт Тэён. Ёнхо морщится, но молчит. Когда он приехал в Корею, он приехал насовсем и в полнейшей депрессии. Той, когда ни из дому не выйти, ни трубку звонящего уже по пятому кругу телефона поднять. Но привык же. Даже вон на работу устроился отличную, друзей завел помимо Тэёна. И Тэён прав, очень прав, но Ёнхо хочется мрачно смотреть в ближайшее будущее – и никто, совсем никто не вправе запретить ему это. Тэён фыркает и машет на него рукой. Буквально и метафорически. Дескать «ой, задолбал». Ёнхо по-тайски знает три фразы, да и то не уверен, что правильно их выучил. Он смотрит в разговорник и качает головой – придумал же боженька язык, постарался на славу. В самолете он пролистал брошюру про достопримечательности Таиланда, и правда было бы здорово запомнить хоть одну из них, потому что новые коллеги обязательно спросят, куда он хочет сходить. Но Ёнхо помнит только то, что Бангкок – не Бангкок вовсе, а пара десятков слов, прочитать которые Ёнхо не в силах, а если вдруг сможет, то явно дьявола вызовет. Прекрасная подготовка. Впрочем, в аэропорту с не менее непроизносимым названием ему на неплохом английском рассказывают, как добраться до стоянки такси и желают удачного знакомства с городом. Наверное, если бы Ёнхо был чуть более собран и сразу же нашел таксиста, то был бы в отеле уже через час с небольшим, усталый, мрачный и прицельно недолюбливающий Бангкок в частности и Таиланд в целом. Но он отвлекся на сообщение Тэёна, пропустил англоговорящего таксиста и растерялся. Три фразы на тайском, которые он плохо выучил, не способны вытащить его из аэропорта. Он устало трет лоб и старается перестать нервничать и психовать на то, что за ним никого не прислали, даже несмотря на то, что он сам отказался, фыркнув и напомнив, что ему не пять и он сам способен разобраться. – У тебя такое лицо, будто ты потерялся. Ёнхо удивленно переводит глаза на черноволосого парня рядом. Тот улыбается. Глаза-дуги и чуть вздернутый нос. И отличный английский. – Так и есть, – усмехается он. – Ни слова по-тайски не понимаю. – Я так и подумал, – кивает парень. – Куда тебе? Ёнхо хлопает себя по карманам, в одном из них лежит визитка отеля. – Могло быть и хуже, – парень аккуратно берет Ёнхо за рукав. – Пойдем, посажу тебя в такси и объясню всё таксисту. Ёнхо послушно идет следом, недоумевая. Это что, новая должность в аэропортах? Проводник для тупеньких? Тайский кажется каким-то заклинанием во рту этого парня. Ёнхо даже не думал, что можно говорить так мягко и комфортно, пусть даже и с таксистом. – Ну вот, – парень поворачивается к нему и улыбается. – Тебя довезут до места и даже не обманут, как иностранца, не понимающего язык. – Ты тут работаешь? – Встречал сестру. Она скоро выйдет с багажом, поэтому мне на самом деле пора. Чемодан Ёнхо уже отправился в багажник с помощью таксиста, и пора бы уже отпустить этого парня и поехать в отель, но. – Как тебя зовут? Остаётся надеяться, что в этом вопросе не так много яростного отчаяния. Парень смешно улыбается, глаза снова становятся дугами. – Читтапон. И мне пора. Уже в машине, бездумно смотря на мелькающие здания, Ёнхо думает, что его правда заколдовали. Мягким голосом, непонятными комбинациями неизвестных букв, вязью из улыбок и взглядов. – «Читта» что? Серьезно, тайский язык создан, чтобы разрушать. Ёнхо понятия не имеет, как так имя могло влететь в одно его ухо и тут же вывалиться из другого. Это, видимо, так же, как с теми тремя фразами. – Ну и как мне его искать? Руководитель проекта был тайцем с удивительно лёгким именем Анавил и с удивительно незапоминаемой фамилией, которую Ёнхо на его бейджике читал исключительно как «чарапапа». Ёнхо – единственный иностранец в группе, и это напрягает. С ним, конечно же, говорят на английском, но между собой все равно общаются на тайском, и ощущения от этого те еще. Как будто тебя при тебе же обсуждают, а ты не понимаешь ни слова. Ёнхо вздыхает, жалуется Тэёну, тот называет его параноиком – на том и расходятся. Он болтает с разработчиками, делает пометки в блокноте, старается не облажаться в первый же день. Фронт задач был понятен, и на самом деле все равно, как к нему тут относятся – это всего на месяц и Ёнхо в своих рабочих качествах уверен. Иначе его сюда не отправили бы. Всего месяц – и домой. Ёнхо вываливается из ровного голоса Анавила и смотрит в окно. На яркое солнце, которое окажется в доступе уже через час. Что делать остаток дня, он понятия не имеет. Можно было бы поискать этого чит-что-то-там, но как, если имя почти ушло из его памяти, а единственное, что Ёнхо может сделать сейчас в городе – это заблудиться. Безнадёга. Анавил желает группе хорошего вечера, интересуется у Ёнхо, чем тот планирует заниматься. Ёнхо мрачно улыбается и сообщает, что в номере у него классный мини-бар. Наверное, Анавилу хочется что-то еще сказать, но он молчит и кивает. Вздернутый нос – так классно. И глаза дугами тоже отличные. Что-то лисье. Классно думать о парне, которого больше никогда не увидишь. Ёнхо покупает подозрительный лимонад в подозрительном магазине недалеко от отеля и садится на низкую ограду. Солнце слепит в глаза, а ему как будто бы пятнадцать, он как будто бы снова в Чикаго и как будто бы все классно. Лимонад, скейт и глупые фотографии. Из всего этого есть только лимонад. Ёнхо пробует и кашляет. Не то чтобы мерзко, хотя да, мерзко, и вот же чёрт, если уж везёт, то во всём сразу. – Надо просто привыкнуть. Ёнхо глупо давится воздухом и смотрит на сидящего рядом вчерашнего знакомца так, будто он лишь плод воображения, и не примут ли Ёнхо за чеканутого, если он сейчас с ним заговорит, с несуществующим-то. – Ты как здесь? – кашляя, спрашивает Ёнхо. – Ну, – тот улыбается, опускает глаза, – ты вчера правда был какой-то потерянный, а я так быстро ушел… Решил проверить, все ли в порядке и нормально ли ты добрался. Ёнхо улыбается как идиот, потому что вот же чёрт, если уж везёт, то во всём сразу. – А еще ты не сказал, как тебя зовут, – укоризненно указывающий палец почти упирается Ёнхо в плечо. – Это вот очень не вежливо. – Ёнхо, – тот протягивает руку и закрывает глаза от собственной грядущей наглости. – Ты должен повторить свое еще раз, я не запомнил. Парень, к его удивлению, совсем и не обижается, только смеется, откидывая голову. – Чит-та-пон, – произносит он по слогам, тыкая на каждом в плечо Ёнхо. – Скажи спасибо, что я тебе свою фамилию не назвал. Ёнхо смеется тоже. Бангкокское солнце слепит его. И он, на самом деле, не уверен, которое из. Остаток дня проходит быстро, из Читтапона отличный гид, а у Ёнхо даже получается не пялиться на него слишком заметно. Хотя тот все равно замечает, и улыбается будто бы сам себе. Берет Ёнхо за кончики пальцев и идет так дальше, иногда указывая на какое-нибудь здание или лавку. Ёнхо эта информация по боку, честное слово, но он пока не может придумать лучшего времяпрепровождения. Да и ощущение пальцев Читтапона на своих – отличное. Правильное. Чёрт бы его побрал. – Я тут на месяц, – не к месту вставляет Ёнхо, перебивая рассказ о преемственности королевской династии. Читтапон замирает на полуслове. – О, – говорит он. Как будто бы тускнеет. Это не очень честно, но Ёнхо уже за эти несколько часов заколдован по самые уши. И двадцать девять дней впереди, а у него уже в носу запах аэропорта и горечь расставания. – Целый месяц, – улыбается Читтапон и дергает подбородком, вроде как, выше голову, дурилка, двадцать девять дней впереди. – За месяц я много тебе показать смогу. И смущается от двусмысленности, смеется неловко, а у Ёнхо в горле как будто камень, ни туда его не протолкнуть, ни сюда. Но он идет за Читтапоном молча, слушает его голос и думает, как же ему работать-то теперь. Когда заклинание начало действовать. – Мне казалось, ты не хочешь здесь оставаться, – улыбается Анавил на вопрос Ёнхо, есть ли возможность продолжить работу здесь. Ну. Насовсем. Потому что прошла уже неделя, а он не поумнел. – Ага, – отвечает Ёнхо, потому что ну не выложит же он перед своим начальником подробности влипания в тайского мальчика с лисьими глазами и самым прекрасным носом на свете. – Всё обсуждаемо, – говорит Анавил. – Посмотрим. И это вот ни «да», ни «нет». Тэён звонит по скайпу и смотрит на Ёнхо укоризненно. Ёнхо сам бы на себя так посмотрел. Но его несет на волнах жуткого тайского заклинания, противоядия нет, да и как оно вообще может существовать, если у Читтапона смешное имя, но совсем не смешные глаза. И руки не смешные, и когда он становится серьезным, то Ёнхо становится еще большим дураком и уговаривает себя поцеловать его, вот прям сейчас, прям здесь, посреди кафе, всем пофиг же, ну, ссыкло, давай. Он не понимает, почему не. Наверное, потому что всего месяц и права он на это не имеет. Они не говорят о дальнейшем общении, а от разговоров о тайской истории Ёнхо уже тошнит. Но так правильно и безболезненно, потому что мало ли. Вдруг это нужно только одному. Тэён ему примерно это и говорит на исходе второй недели. Выставляет Ёнхо каким-то почти чудовищем, если и заколдованным, то плохо, с болью для маленького мальчика с лисьими глазами. Мальчик младше всего на год, но Тэён же знает, что говорит. Просит держать себя в руках и не в коем случае не называть мешанину внутри словом, которое от «влюб» до «лённость». А Ёнхо, кажется, с первой же минуты готов. Сгрести в охапку, забрать с собой и попробовать построить что-то классное. – Ты думаешь только о себе, эгоист, – резюмирует Тэён. Ёнхо медленно выворачивает из кулака средний палец, но понимает, что Тэён прав. Читтапон задумчиво смотрит в тускнеющее небо. – Я просто люблю историю, – отвечает он на весьма своевременный вопрос Ёнхо о том, почему именно исторический факультет и долго ли ему еще. – Думаю, что в следующем году переведусь куда-нибудь. Ёнхо кивает. Логично вполне, у него планы на будущее. Он еще учится, а Ёнхо, как плотик на реке, плывет по службе хоть и быстро, но безвариантно. За год вон в другую страну сумел даже поехать. – Ты почему такой трагичный? – улыбается Читтапон и разглаживает пальцами морщинки у уголка глаза Ёнхо. – Дни считаешь? – Вроде того, – хмыкает тот. – Домой хочешь? – Знаешь, совсем нет, – Ёнхо опускает взгляд, смотрит, как тонкая рука Читтапона падает следом. – Пока летел сюда, думал, что не переживу этот месяц. А теперь оказывается, что он заканчивается слишком быстро. Тихий вздох. Ёнхо смотрит на лицо Читтапона, обычно такое нейтральное, и понимает, что есть границы у самоконтроля. И вот уже почти эта граница пересечена. – Зря я к тебе подошел тогда, – криво улыбается он и добавляет как-то совсем горько: – Чёрт. Сгрести в охапку, выбить дыхание, почувствовать пальцы на своей спине. Сделано, сделано, сделано. Ёнхо улыбается как полный кретин, потому что его не оттолкнули, не выдали трагичную тираду про «мы не можем» – не сделали вообще ничего против. – Не зря, – говорит он. – Совсем не зря. Шесть часов проводит Ёнхо каждый день, работая, показывая себя и свою заинтересованность, предлагая идеи. Потом он встречается с Читтапоном и его тёплыми руками. А потом – как угодно. Он знакомится с его семьёй, шутит дурацкие шутки и оказывается очень милым. Они целуются первый раз в парковых сумерках. Читтапон сминает в руках футболку Ёнхо и сильно жмурит глаза, серьезный, как никогда. Всем пофиг на них, в этом Бангкоке чего только не увидишь. Ёнхо влюблен как идиот и как будто первый раз в жизни. Он, конечно, не спрашивал, но светящиеся каким-то совершенно дурным счастьем глаза напротив говорят о том, что всё взаимно. Им нужно успеть всё. – Дурацкое время, – поджимает губы Читтапон, – его слишком мало. Ёнхо не знает, что ему предложить. Уехать с ним в Корею – правда эгоистично, у него тут учеба, семья и много всего. Переехать в Таиланд самому – страшновато, на самом деле, но Анавила он уже своими вопросами достал до такой степени, что тот прямо спросил «ты себе тут нашел уже кого-то, что ли?» – Что делать-то будем? – безнадежно спрашивает Ёнхо, не выдерживая. Тонкая рука Читтапона ерошит его волосы, а сам он улыбается, тепло и глазами этими своими. – Придумаем. Обязательно. Ёнхо верит. В нём, таком большом, таком ответственном – целая куча веры в этого маленького хрупкого парня. Конечно придумают. Не пятнадцать же им на двоих. С последней недели дни опадают особенно быстро. Ёнхо впадает в болезненную меланхолию. Дурацкий Бангкок и его история ему теперь совсем не нужны, а вот сидеть с Читтапоном в номере – очень нужно. Ну не то чтобы только сидеть. Ёнхо искренне не понимает, как через несколько дней сядет в самолет и улетит в Сеул, к панически орущему каждый раз Тэёну, к старым друзьям и привычной работе, оставив здесь лучшее, что случалось с ним в жизни. Да как так. Читтапон оплетает его руками и ногами, дышит в затылок, голый и прекрасный. Просит не переживать так сильно, потому что он, кажется, может даже слышать мысли Ёнхо. А Ёнхо даже не может попросить его встречаться с ним, быть его парнем. Потому что хорош парень, соберет чемодан и полетит в Сеул этот дебильный. Бангкок дебильный. Сеул дебильный. – Давай будем жить в Гонконге? Читтапон хохочет, откидывается назад, не расцепляя рук, а потом осторожно целует Ёнхо в шею. – Ты серьезно хочешь со мной жить? – Я серьезно хочу с тобой встречаться, – вздыхает Ёнхо, – но так боюсь тебе это предложить, что даже не знаю, как и сказать. Тот снова смеется, снова целует. Долго-долго вдыхает воздух, потираясь щекой о плечо Ёнхо, а потом так же долго выдыхает. – Я согласен, – говорит Читтапон. – Теперь мне можно закатить истерику на праве твоего парня? Ёнхо удивленно поворачивается к нему всем телом, держит руками. – Какого хрена ты уезжаешь, а? – спрашивает Читтапон, едва сдерживая улыбку. – Ты же понимаешь, что я буду ревновать? – Съездил в командировку, блин, – смеется Ёнхо и целует своего парня. Анавил желает хорошей дороги домой и крепко жмет руку. Ёнхо думает, что будет по нему скучать. Да по всем, вся группа подобралась отличная. Читтапон ждет его у отеля с его чемоданом. – Собираюсь страдать, – честно предупреждает он. – О, поверь, не сильнее меня. Такси собирает на себя все пробки, и Ёнхо втайне мечтает не успеть на самолет, а потом наврать, что рейсов не было больше. Этот месяц, правда, был не таким, каким он себе его представлял. Город оказался отличным, потому что тут живет один парень, лучше которого и придумать нельзя. И у Ёнхо болит в груди со всех сторон сразу, пока он сжимает руку Читтапона и ловит его взгляд. – Скайп каждый день, – напоминает тот. – Каждый отпуск вместе, – улыбается Ёнхо. – Каникулы, долгие выходные, больничные, – Читтапон загибает пальцы. – Наши дни рождения. Что забыл? Ёнхо качает головой – ничего. Ну разве что глупое сердце. Но это так, мелочь, Ёнхо знает, что о нём будут отлично заботится. Он проходит регистрацию, сдает чемодан в багаж. Есть еще где-то полчаса, и Ёнхо не понимает, чего так ныл на целую неделю. Щедрый вагон времени против жалких тридцати минут – вот же дурак, лишь бы поныть. – Хорошего полёта, – улыбается Читтапон. – Я напишу, как буду на месте, – кивает Ёнхо. На них всем пофиг. Да даже если и нет, прощальный поцелуй – это всё, что у них сейчас есть. Короткий и горький. – Вот же чёрт, – сухо всхлипывает Читтапон. – Я этого не планировал. – Я тоже, – улыбается Ёнхо. А как вообще можно запланировать, что влюбишься идиотом в вежливого парня, который просто пожалел твою растерянную физиономию. – Всё, уходи, я собираюсь немного пореветь, – смеется Читтапон. Ёнхо целует его снова и правда уходит. Потому что тоже собирается реветь. Прям вот позорно, вытирая слезы манжетами рукавов куртки. Отлично справился. Читтапон вздыхает, смотря на небо из-под ладони козырьком. Ёнхо жутко невнимательный, и это, на самом деле, только на руку. Он концентрировался на своих пустых переживаниях настолько, что прослушал главное. В следующем году Читтапон собирается переводиться. И самые приемлемые условия для всяких важных научных степеней – в Сеуле. Поэтому он фыркает и вытирает глаза. У него есть полгода. И пусть только за эти полгода дурацкий Ёнхо попробует что-нибудь натворить. Он идет на автобусную остановку, улыбаясь.