Only fools

– Отстань, – мягко просит Сонгу. В его голосе – и «прекрати вести себя как дурак», и «за что мне это», и «какое счастье, что Алекс слепой». Алекс не слепой, он просто не очень умный. Ёнджун знает это – и ему это на руку. Поэтому на просьбу Сонгу он только плечами пожимает. Алекс для него что-то вроде центра мира. Взрослый, классный, талантливый – он мог бы быть Ёнджуну как брат, но что-то пошло не так, потому что у Алекса завораживающий голос и немигающий взгляд, а Ёнджун как девочка-фанатка. С той лишь разницей, что имеет возможность брать Алекса за руки и улыбаться, смотря ему в глаза. У него длинное имя, и это Александр Ёнджун переворачивает со стороны на сторону, думая о том, как же могло столько классного уместиться в одном не очень большом человеке. Алекс остается в студии до ночи, и Ёнджун сидит позади него, изучает сгорбленную спину, прислушивается к глухим битам из наушников. Толстовка на Алексе – безразмерная, кажется, что он вовсе не худой. Иногда он отвлекается на телефон, не снимая наушников. Отвечает кому-то в катоке, Ёнджун даже может угадать, кому. Друзья у Алекса странные и англоговорящие. – Хочешь есть? – спрашивает Ёнджун, когда Алекс снимает наушники и потягивается. Тот вздрагивает от неожиданности. – Ты почему еще здесь? – голос хриплый от долгого молчания. Потому что тут ты, что не понятного. Но вслух отвечает: – Не хотел уходить, – и пожимает плечами. Алекс улыбается. – Кори позвал выпить. Пойдешь посидеть рядом? Я совершеннолетний, вообще-то, бурчит Ёнджун, но вскакивает так быстро, будто Алекс может передумать. Кори громкий и вот его Ёнджун без гугла не понимает. К ровному английскому Алекса он давно привык, и если тот не торопится, то Ёнджун понимает почти всё, а если Алекс в настроении, то может даже ответить, медленно, старательно, пытаясь убрать вездесущий корейский акцент. Хотя Эдди для Ёнджуна – еще большая ушная каторга. Он утыкается в свой стакан с лимонным тоником и концентрируется на худой коленке Алекса, на его бедре, которое касается ёнджунова бедра, и на том вообще, что Алекс сидит очень близко. Ради этого можно потерпеть мешанину из языков и смеха. Алекс иногда поворачивается к нему и почти в ухо переводит какую-нибудь очень смешную шутку, которую на корейском, видимо, нельзя сразу же рассказать. И хорошо, что нельзя, иначе не было бы этого шёпота и дурацкой улыбки. Ёнджун понимает, что идиот. Еще он понимает, что Алекс – идиот куда больше, потому что Сонгу вот сразу понял, Мёнхан сразу понял, да даже Кори, с которым Ёнджун видится раз в сто лет, смотрит подозрительно. Не такой уж он великий притворщик, чтобы маскировать эмоции. Они идут потом домой, молча. Алекс постукивает пальцами по телефону в кармане, в его голове явно уже что-то пишется. А Ёнджун только и может, что смотреть на него. Пропасть между ними – в несколько километров. Когда Ёнджуну скучно, он читает комментарии под их видео на ютьюбе. Улыбается, иногда ржет, хлопая себя рукой по бедру, а иногда замолкает и хмурится. Потому что фанатские теории – всего лишь теории, конечно, но порой попадают, куда надо. У Алекса много знакомых девушек. Но когда его спрашивают об отношениях, он морщится так, будто когда-то ему сделали очень-очень больно. Ёнджун об этом понятия не имеет, а спрашивать как-то странно. Не будь у него написанных на лбу чувств, он, возможно, спросил бы – прыгнул на диван рядом с Алексом, дернул бы бровями и попросил поделиться опытом. И Алекс, наверное, поделился бы – он к Ёнджуну относится лучше, чем просто хорошо. Границ доверия у них нет, потому что никто ни разу за какие-либо границы не заходил. Сонгу сонно чешет лоб и говорит, что девушка у Алекса когда-то была, давно. Не очень хорошо всё закончилось, и это всё, что ему известно, потому что Алекс об этом говорить не любит и не хочет. – Со мной не хочет, – улыбается Сонгу. – Но вы же с ним куда лучшие друзья. Тяжело. Ёнджун не успевает сказать о том, на чем он вертел эту дружбу. Алекс проходит мимо и ерошит ему волосы. – Поедешь в студию? – спрашивает он. – Есть, что показать. Ёнджун готов сгрести его в охапку и шумно дышать в ухо, но только кивает и, обжигаясь, допивает свой кофе. Кори приходит ближе к вечеру, лохматый, тихий. Как будто яркость и громкость убавили. Ёнджун отсаживается на диван и молча наблюдает за тем, как Алекс с Кори переговариваются, как Кори показывает на что-то на мониторе, как Алекс фыркает. У них с Кори куда больше общего. Тот тоже в студии жить готов днями и ночами. А еще с ним просто. На месте Алекса Ёнджун в Кори бы влюбился. Но он на своем месте, поэтому Кори мешает. Весь такой умный, англоязычный и с дурацким смехом, чем-то похожим на смех Алекса. – Ёнджун меня сейчас съест, – говорит Кори где-то через час. – Дай ему поучаствовать, а я пойду. Алекс удивленно смеется, а Ёнджун, кажется, давится всеми словами, которые в нем копились этот час. Невероятно тупой. Не очень понятно, кто именно, но невероятно тупой. – Пришли потом, что получится, – Кори хлопает Алекса по плечу и улыбается Ёнджуну на прощание. – И почему вы вместе не запишете что-нибудь, – недовольно бурчит Ёнджун, возвращаясь на соседний с Алексом стул. – Времени нет и графики не совпадают, – отвечает тот и пихает Ёнджуна плечом. – Прости. Разве же есть выбор вообще? Алекс не любит прикосновения, но сам хватает Ёнджуна за руку. Приобнимает, улыбается, и не важно, что рукой в перчатке и что на камеру. Ёнджун смотрит на синие тени и думает, что идиотски готов быть его Харли столько, сколько потребуется. Сонгу ржет и сообщает, что идея была так себе и что они похожи на дураков, и дело даже не в хэллоуине. Мёнхан тянет Ёнджуна за розовую прядь и говорит, что Сонгу сам дурак и просто завидует, а Ёнджуни так очень даже идет. Ёнджуни выжат ментально. Наверное не потому, что Сонгу три раза повторил «вы в курсе, что после фильма все считают, что Джокер и Харли – парочка? Нет, вы правда в курсе?» Наверное не потому, как долго смотрел на него Алекс, когда его накрасили, а потом кашлянул и сказал, что получилось здорово и вовсе не девчачье. Наверное не потому, что у него в телефоне – больше десятка фотографий. Непонятно, почему. Алекс стирает грим и улыбается. – В порядке? – спрашивает он. Ёнджун стягивает дурацкую перчатку с его руки и обхватывает пальцами его ладонь. – Теперь да, – вздыхает он. Проходит, кажется, с полминуты молчания и замершего Алекса. – Теперь да. Ёнджун улыбается и выпускает его руку из своей. Первое, с чем сталкивается Ёнджун, сонно вваливаясь в студию, – это взгляд Алекса. Прищуренный, внимательный. Ёнджун замирает в зевке и закрывает рот. – Ты какой-то странный в последнее время, – говорит Алекс. – И я чувствую себя не очень из-за того, что даже не интересуюсь твоими делами. Ёнджун хмыкает и зевает полноценно. – Да нормально всё. Алекс подкатывается к нему на стуле и смотрит снизу вверх. Волосы у него – дурацко-волнистые. Очки – идиотски классные. Улыбка – неуместно тёплая. Ёнджун не знает, как вообще его не разорвало еще, как получается молчать и не вывалить на Алекса весь тот вагон слов, который забивает ёнджуновы внутренности. – Ты влюбился, что ли? – смешливо спрашивает Алекс. И Ёнджун кивает. Не понимает сам, как так получается – просто дергает головой, почти инстинктивно, даже не задумываясь, понимает это только тогда, когда улыбка напротив становится какой-то растерянной. – Когда только успел, – неловко бормочет Алекс и откатывается обратно к столу. Неизвестно, что он там думает, но Ёнджун как будто в пол врастает. Ноги не двигаются вообще, а ладони, кажется, вспотели моментально. – Главное, чтобы это не мешало группе, – говорит Алекс, уже повернувшийся спиной. – Извини. Ёнджун снова кивает. Он разворачивается и уходит в коридор, пустой и тёмный. Алекс подумал, наверное, что Ёнджун влюбился в какую-нибудь танцовщицу из их команды или в трейни из агентства. Или, хуже того, в кого-нибудь из девчачьих групп. Совсем никак Алекс не думает, что Ёнджун влюбился в него. Ёнджун смеется. Тихо и истерично, на границе с всхлипами. Он разворачивается на пятках и почти бежит обратно. В этой истерике ему хочется развернуть Алекса к себе на его стуле, дать ему ровно три секунды на удивление, а потом поцеловать. За коридор до студии Ёнджун успевает представить, насколько мягкие у Алекса губы и насколько больно он может ударить. Снова смеется и замирает у самой двери. Алекс сутулится над рабочим блокнотом. Его волнистые волосы закрывают лицо, он стучит неровный бит карандашом по столу и проговаривает под него слова, беззвучно. Ёнджун остывает, пятится. Почти не считается. Сонгу умный и терпеливый, Ёнджун тычется в него как слепой котёнок. – Знаешь, – Сонгу проводит ладонью по его волосам, – иногда хорошая дружба куда лучше чего угодно вообще. Ёнджун сопит и ворочается. – Куда лучше быть отличными друзьями, чем вообще никем. Понимаешь? Ёнджун понимает. – Отстань, – снова просит Сонгу. – Не жди его. В телефоне Ёнджуна – с сотню фотографий Алекса. От фанбаз и официальных, но больше – таких, студийных, со сгорбленной спиной и взъерошенными волосами, в безразмерных толстовках и в очках. Алекс знает о половине этих фотографий, потому что ловил Ёнджуна несколько раз. А когда ловил – фотографировался вместе. Ёнджун не сможет не ждать. Но Ёнджуну, видимо, придется повзрослеть, чтобы не наломать дров. Алекс возвращается вечером, ловит его внимательным взглядом. Ёнджун вздыхает и обнимает его. – Обиделся на меня сегодня? – Алекс ведет ладонями по спине Ёнджуна и тот невольно закрывает глаза. – Не надо, я ведь знаю, что… – Да нормально всё, – глухо повторяет Ёнджун и фыркает. – Шутки у меня так себе. Не делай такое серьезное лицо. Алекс поднимает его за подбородок и наклоняет голову вопросительно. А потом тоже фыркает. – Ну ты и дурак, – резюмирует он. Ёнджун согласно кивает. Лучше друзья, чем вообще никто. Однажды Ёнджун напьется с этим своим другом и поцелует его. И вот там будь что будет. А пока – почти не считается. Почти недостаточно.