Тень

Ножи хороши тем, что работают бесшумно. <…> Ружья — для выпендрёжников. Ножи — для профессионалов. Александр Большаков («Карты, деньги, два ствола») Внаглую завалившись в одно из ближайших к месту убийства кафе, Кантор с удовольствием выпил две чашки кофе, прислушиваясь к разговорам и тихонько фыркая про себя, когда уже успевшие сбегать на место происшествия посетители, делая большие глаза, передавали друг другу подробности. Одни рассказывали, что стрелков было несколько, и затаились они в разных местах — на всякий случай, другие — что он был один, и его уже поймали. Третьи уверяли, что министра застрелили по приказу президента Гондрелло — дескать, плохо выполнял свои обязанности. «Наоборот, слишком хорошо», — мрачно подумал Кантор, приканчивая очередную чашку кофе. Собственно, поэтому и возникла необходимость его убрать... — Проходи, садись, — в голосе Амарго, как всегда, сквозила усталость, но удивительно синие для мистралийца глаза смотрели живо и требовательно. — Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Кантор. Подобное выражение лица у одного из лидеров сопротивления он видел только в исключительных случаях. — Хм, как тебе сказать, — Амарго негромко кашлянул и продолжил: — Речь пойдёт об одном твоём старом знакомом... Министр пропаганды стал слишком хорошо выполнять свои обязанности, и в партии приняли решение убрать его. — Что ж, прекрасно, — кивнул Кантор. — Я давно этого ждал. — Ты понимаешь, что это очень опасно? — Амарго внимательно посмотрел на своего подопечного, тщательно скрывая беспокойство. — Это тебе не на прогулку сходить! — В первый раз, что ли? — пожал плечами Кантор. — Жертва такого уровня — в первый, — серьёзно сказал командир. — Так что не мальчишничай. Ты помнишь расположение улиц и зданий вокруг министерства пропаганды? — Ещё бы не помнить, — проворчал Кантор. — Пока ты говорил, я уже всё прикинул. Когда? — Выехать надо уже сегодня. — Отлично. Тогда я пошёл собираться. — Да погоди ты! — остановил Амарго уже поднявшегося стрелка. — Зайди к Пассионарио, он что-то хотел тебе сказать. — Хорошо. — И, пожалуйста, будь осторожен! — Как всегда. — Это меня и пугает, — тяжело вздохнул наставник. *** Командор Нуньес никогда и предположить не мог, что однажды ему придётся гоняться по ночному городу за какой-то неуловимой тенью, и уж тем более — чем эта погоня закончится. А началось всё поздним вечером, прямо перед ночной сменой. В связи с убийством министра пропаганды всю полицию поставили на уши и выгнали на улицы. Ругая вконец обнаглевших партизан на чём свет стоит, Нуньес проверял патрули во вверенном ему районе Арборино, но, хвала небу, всё было спокойно. Напоследок, уже мечтая о сытном ужине и тёплой постели, он неторопливо прохаживался по улицам с лейтенантом Санчесом и сержантом Гонсалесом, которые, не стесняясь командира, перебрасывались свежими и не очень анекдотами. Сначала про любвеобильного сержанта Моралеса и его многочисленных дам сердца. А потом Санчес даже рискнул рассказать один анекдот про президента Гондрелло и советника Блая. Как они… хм… Впрочем, речь не об этом. В общем, всё было тихо и мирно примерно до половины первого ночи, когда командор Нуньес, убедившись, что всё в порядке, наконец отправился домой. И вот когда до позднего ужина и тёплой постели наконец оставалось совсем немного, впереди между домами в свете масляного фонаря вдруг мелькнула какая-то подозрительная тень. Командор и рад был бы махнуть рукой и забыть, но всё же решил, что не зря носит мундир, и надо бы проверить, а потом со спокойной совестью идти домой. Поэтому он осторожно двинулся туда, где показалась странная тень. Дойдя до конца улицы, Нуньес огляделся. Неужели упустил? Или, действительно, показалось? Едва он успел подумать об этом, как таинственная тень, словно дразнясь, завернула за угол ближайшего дома. Обрадовавшись и расстроившись одновременно, командор целенаправленно устремился вперёд. Врёшь, гад, не уйдёшь! *** Высокую фигуру преследователя Кантор заметил сразу. Подробностей в темноте было не разобрать, но что этот тип не из простых патрульных, стало понятно с первого взгляда. Во-первых, один. Во-вторых, слишком самоуверенно себя ведёт. В-третьих, кроме арбалета, у него ещё и меч на боку болтается. И чего прицепился? Шёл бы и шёл своей дорогой. Ему что, больше всех надо? Кантор на ходу вытащил один из своих метательных ножей. Если не получится оторваться, придётся убить: «хвост» ему совсем ни к чему. Он прошёл одну улицу, другую, несколько раз сворачивал, меняя направление, но упрямый преследователь не отставал. Вот же глазастый попался! Кантора не каждый разведчик из Зелёных гор смог бы выследить... *** До сих пор командор Нуньес и не представлял, насколько утомительна может быть простая слежка. Хотя какая она, к дьяволу рогатому, простая? Ночь. Темень. Масляные фонари не столько помогают, сколько путают, отбрасывая причудливые тени. Похоже, этот тип уже заметил, что за ним кто-то идёт. И чего тогда убегает? Если он обычный припозднившийся прохожий, то обойдётся всего лишь проверкой документов. Значит, не обычный и не прохожий. А может быть, просто думает, что его преследует грабитель? Откуда ему знать, что бояться нечего? И тут Нуньеса прошиб холодный пот. Ему наконец-то пришло в голову, что таинственная «тень» может быть напрямую связана с сегодняшним убийством министра пропаганды. Он хотел было уже позвать подкрепление, по его расчётам неподалёку как раз должен был находиться патруль, но на секунду замешкался: если это, действительно, убийца, то не лучше ли поймать его самому? Сразу будет и повышение, и денежное вознаграждение... Не успел он додумать приятную мысль до конца, как что-то тяжёлое, прилетевшее из темноты, вонзилось ему в шею. Нуньес пошатнулся и привалился плечом к стене ближайшего дома. Захрипев в отчаянной попытке позвать на помощь, он инстинктивно схватился рукой за рукоятку метательного ножа, застрявшего в горле, и выдернул его. Это только ускорило конец — кровь фонтаном выплеснулась из разорванной артерии на стену дома, оставив зловещий след сползшего по ней тела. Пав жертвой своей дотошности и самоуверенности, Нуньес так и не узнал, что за «тень» на самом деле преследовал, хотя краем угасающего сознания успел понять, что оказался фатально прав. *** Избавившись от настойчивого преследователя, Кантор наконец добрался до общественной конюшни, в которой оставил лошадь. Он понятия не имел, кого, походя, прикончил, но очень надеялся, что это тоже какая-то важная шишка, и, когда об этом станет известно, его смерть порадует лидеров сопротивления так же, как и устранение министра пропаганды. Путь до базы предстоял неблизкий, верхом — это тебе не телепортом, до Зелёных гор ехать трое-четверо суток, в зависимости от лошади и обстоятельств. Главная сложность заключалась в том, что повсюду — по дорогам и лесным тропам — рыскали отряды правительственных войск с приказом отлавливать всех подозрительных прохожих и проезжих, путешествующих и в одиночку, и группами. Выехав за пределы столицы и даже без происшествий добравшись до леса, Кантор вздохнул несколько свободнее. Однако до базы предстояло ещё не менее суток пути, и это ещё в лучшем случае — если выбирать малопроходимые тропы, гоня при этом и без того уставшую лошадь во весь опор. Понятное дело, что одно с другим было практически несовместимо. Труп в кустах он заметил сразу. Лошадь тоже почувствовала его: зафыркала и попятилась, вскидывая голову и прядая ушами. Вполголоса выругавшись, Кантор спрыгнул на землю, закрепил повод на ближайшем дереве и, прижимая к носу рукав рубашки, приблизился. Осторожно перевернув лежавшее лицом вниз тело, он выругался громче. Ларго. Когда Кантор уезжал на задание, этот парень ещё был на базе, и никто не собирался его никуда отправлять. Было видно, что в кустах он пролежал не слишком долго, однако количество крови и жаркий климат сделали своё дело. Тело несчастного облепили насекомые, вгрызаясь в то, что осталось от лица, низа живота и левой руки. Парня совершенно точно пытали, и не нужно было долго думать, чтобы понять, кто и зачем. Сказал ли он то, о чём его спрашивали? Какое задание у него было, и успел ли он его выполнить? Кантор, как мог, стряхнул с тела товарища трупоедов, завернул его в притороченное к седлу тонкое одеяло и взвалил на лошадь. Теперь ехать предстояло ещё дольше. Сумерки в лесу наступают гораздо быстрее, чем на открытой местности. Тропа под копытами лошади внезапно куда-то ускользает, деревья начинают сливаться в сплошную тёмную стену. А вот звуки доносятся удивительно ясно. Поэтому не только возвращавшийся с очередного задания Кантор услышал солдат, но и они его. А виной всему была не вовремя треснувшая под копытом лошади ветка. Погоня оказалась не слишком долгой: скакуны у отряда правительственных войск были не настолько уставшими, да и их всадники не вымотались так, как не спавший почти трое суток стрелок. Солдаты повязали неожиданно свалившегося им в руки повстанца, потеряв при этом двух своих людей, и, найдя подходящую поляну, начали располагаться на ночлег. Кантора посадили под деревом и крепко привязали, до этого тщательно обыскав и отобрав всё найденное оружие: арбалет, два метательных ножа за поясом и один — закреплённый на голени под штаниной. Пока подчинённые готовили незамысловатый походный ужин, командир десятка — сержант Хименес — решил поговорить с пойманным партизаном. Остановившись перед ним и презрительно глядя сверху вниз, он принялся задавать вопросы, на которые привязанный пленник почему-то не реагировал. Хименесу это очень не понравилось, и он подозвал одного из своих людей — здоровенного детину с пудовыми кулаками. — Повторяю ещё раз. Отвечаешь на вопросы, показываешь на карте расположение вашей базы — и я тебя отпускаю. Нет — тебя ждёт совсем другой разговор. — Прямо-таки отпускаете? — съязвил Кантор. — Неужели? Сержант поморщился. — Я вижу, тебе очень хочется пообщаться с рядовым Васкесом, — кивнул он на детину. — Что ж, не буду мешать. Развлекайтесь! — и повернулся к подчинённому: — Только смотри, зубы ему не выбей, чтобы нормально говорить мог. В последующие полчаса Кантору действительно не дали скучать. Кулаки у солдата и впрямь оказались пудовыми. Удивительно, как только не покалечил. Потом Васкес отошёл к костру — отдохнуть и поужинать, а к пленнику снова приблизился Хименес. — Ну что, ещё не передумал? — Пошёл на хрен, — вежливо ответил Кантор и сплюнул ему под ноги кровавую слюну. — Понятно, — с сожалением протянул сержант. — Пожалуй, вот что: я дам тебе время подумать. Скажем, до рассвета. Если и тогда не заговоришь — от тебя останется окровавленный кусок мяса. Я доступно излагаю? Кантор не счёл нужным отвечать, но покрытое кровоподтёками лицо враз будто закаменело. Истолковав это по-своему, весьма довольный результатом, Хименес отдал распоряжение часовому, и временный лагерь постепенно затих. Дождавшись, когда все, кроме часового, заснут, Кантор скинул с запястий верёвку, которую втихую уже давно распутывал, и бесшумно пополз в обход. Подобравшись со спины к единственному бодрствующему солдату, он одной рукой крепко зажал ему рот, а другой, молниеносно выхватив из ножен на его поясе клинок, полоснул по горлу. Опустив на землю всё ещё конвульсивно дёргающееся тело, Кантор подобрал чей-то арбалет и так же бесшумно двинулся к лошадям. Быстро перерезав подпруги у десятка лошадей, он вскочил на свою лошадь и, уже не заботясь о соблюдении тишины, пустил её в галоп... Бедняге Ларго не повезло так, как тогда Кантору. И, судя по всему, он так и не раскололся. *** Когда Кантор добрался, наконец, до базы, оказалось, что Ларго всего два дня назад отправили с заданием убрать командора Маньяну, который не так давно пообещал стереть всех партизан в порошок. Однако, несмотря на хвастливость заявления, командование сопротивления не стало от него отмахиваться и перепроверило информацию по своим каналам. В ходе проверки выяснилось, что Маньяна действительно планирует какую-то крупную операцию в Зелёных горах, подробности которой, к сожалению, узнать так и не удалось. Обсудив полученные сведения, лидеры сопротивления сочли необходимым устранить источник потенциальной опасности. После похорон Ларго Кантору пришлось утешать хлюпающего носом в своей хижине вождя и идеолога. Пассионарио гибель каждого товарища принимал так близко к сердцу, что потом долго не мог успокоиться. Сколько ему ни объясняли, что его жизнь, как единственного наследника престола Мистралии, намного важнее и ценнее, чем любая другая, он никак не мог этого принять. И под конец разговора, выплеснув на Кантора эмоции, заявил, что если с тем что-нибудь случится, он, Пассионарио, этого не переживёт. — Брось чушь молоть! — услышав такое, рассердился Кантор. — Не переживёт он! Я тебе кто? Кум, сват, брат? — Ага, почти брат, — снова шмыгнув носом, совершенно серьёзно ответил вождь и идеолог. — Знаешь, ведь Амарго не так уж и не прав, думая, что мы братья. Мой папа Хоулиан приходится тебе прадедушкой. — Да иди ты, — не поверил Кантор. — Правда-правда. Значит, ты — мой внучатый племянник. А это довольно близкое родство! — Надо же... — А ещё ты — мой наставник и лучший друг. — Который когда-то отходил тебя пюпитром за плагиат, — напомнил Кантор. — Так за дело же, — сказал Пассионарио. — Я тебя очень прошу, будь осторожен. Мне и предыдущих твоих приключений на жизнь вперёд хватит. — Кто бы говорил! — фыркнул Кантор, радуясь, что любимый вождь и идеолог наконец почти успокоился. Всё же утешать рыдающих мужчин несравнимо труднее, чем даже рыдающих женщин. А вечером Кантора вызвал к себе Амарго и, как обычно, пригласив присесть, начал: — Я понимаю, что ты совсем недавно вернулся с задания и очень устал. Но на сегодняшнем совещании почти все единодушно проголосовали за твою кандидатуру. — Маньяна? — коротко уточнил Кантор. Наставник удручённо кивнул. — Я пытался убедить командный состав, что тебе необходим отдых, но, сам понимаешь, время не терпит, а после убийства министра пропаганды в столице и окрестностях все на ушах стоят. Так что подобраться к Маньяне будет не так-то просто. Если кто и сможет, то только ты. — Как я понимаю, выехать надо немедленно? Тогда мне срочно нужны сведения об этом командоре. Все, какие смогли собрать. — Ну уж нет. Сегодня ты нормально выспишься здесь. Завтра утром мы с тобой ещё поговорим, тогда и отправишься. — Хорошо. Кантор поднялся, непроизвольно потянулся, разминая суставы, и честно пошёл отсыпаться перед новым заданием. Амарго посмотрел ему вслед и вздохнул. Высокий, красивый, гибкий и опасный, словно дикий кот, этот парень стал ему почти что сыном. Да и куда денешься, если родной отец уже давно свалил на него обязанность присматривать за непутёвым отпрыском. Амарго никогда не забыть, чего ему стоило вытащить своего подопечного из исправительного лагеря, и в каком состоянии был Эль Драко после Кастель Милагро. Только бы с ним опять ничего не случилось! Не случится, постарался успокоить он себя. Время барда прошло, настало время воина. Ларго был хорош, но Кантор — он же словно тень, быстрая и смертоносная. У него всегда всё получалось, и на этот раз обязательно получится.