здесь все поголовно гнилые и гнут свою линию

Терези сидит у барной стойки и качает ногой в такт низкому гудению контрабаса. Расшитую мелким красным бисером туфлю на узком и остром каблуке она держит на пальцах стопы, изредка хлопая задником по пятке. Она щурится без привычных и неуместных здесь очков, облизывает ярко накрашенные губы. Её номер только что закончился, и Терези отдыхает, цедя мелкими глотками теплую воду с лимонным соком, наблюдает за оживленным и бурлящим залом. В воздухе висит полупрозрачная, но ощутимая пелена дыма: и пахучего, от папирос и сигарет, и ароматного — от сигар; женские духи смешиваются в один запах, воняющий и как цветы, и как фрукты — тяжелый и терпкий, он забивает ноздри, и Терези фыркает, прочищая нос, чтобы вновь вернуть к жизни собственный запах, окутывающий её отдельным, почти видимым облаком. Глазами она находит Вриску — та стоит посреди кружка из франтоватых, разодетых во фраки мужчин и смеется, откинув голову. Терези нравится наблюдать за ней — порой слишком живой, текучей и опасной, подвижной, как ртуть. Она отличается от всех женщин в баре — волосы Вриски не знают ножниц, и длинная коса спускается ниже поясницы; она не в платье, а в похожем на мужской костюме: приталенный пиджак с атласными вставками по бокам, зауженные брюки чуть выше лодыжки и широкий, чуть скруглённый к концу галстук с повторяющимся паутинным узором. Вриска вскидывает голову и ловит взгляд Терези — широко улыбается, обнажая чуть выступающие вперёд клыки, наклоняется в центр круга и говорит что-то такое, что вызывает очередной взрыв смеха. Терези неторопливо тянет воду с лимоном, со стуком ставит стакан на стойку и встаёт с барного стула. Ей снова хочется петь; так часто бывает, когда Вриска рядом — она словно задевает невидимые струны глубоко внутри, заставляющие понижать голос до стона, хрипеть в микрофон и чувствовать иголочки почти сексуального наслаждения, пробегающие по спине. На сцене тоже перерыв, только новичок пытается бренчать на банджо — смуглые пальцы слишком сильно треплют струны, и банджо визжит, царапая уши. Терези морщится и приказывает, зная, что на сцене она королева: — Импровизация, на три такта. Терези мурлыкает в микрофон что-то не вполне джазовое, покачивая бёдрами в ритм гудению контрабаса и кутается в тени полумрака, как в шаль. Она рассеянно следит за входом в бар — низкая деревянная притолока, двери на хитром поворотном механизме — и цепляется взглядом за смазанное красное пятно. Из-за близорукости приходится щуриться, и, по мере того, как пятно приближается к стойке бара, Терези вылавливает все новые детали — ярко-красный костюм-двойка, фетровая (красная) федора, тёмные очки. Парень, явно не являющийся завсегдатаем, похож на леденец; Терези почти ощущает на языке сладкое, приторное послевкусие. Она издалека смотрит, как он усаживается за барную стойку — на темном дереве светлые, почти белые руки — и отпивает из стакана, над очками взмывают светлые брови. Терези облизывает губы — вишневый привкус никак не желает пропадать, только усиливаясь и дразня, щекоча вкусовые рецепторы обещанием. Вриска в толпе почти сразу ловит пристальный взгляд и кивает, понимающе усмехаясь; она тут же возвращается к оживленной дискуссии, где говорит на повышенных тонах, дирижируя самой себе плавными взмахами ладони. Позже Терези обязательно спросит, о чем шла речь, но пока она только медленно спускается со сцены — в суставах печёт, и Терези покачивает бёдрами, сама того не замечая; длинные шнуры бисера свиваются в косицы и тихо шуршат змеиной «погремушкой». Она проскальзывает на соседний стул, будто ненароком задевая локоть, обтянутый красной тканью — крупные пуговицы щёлкают об бисер, в повороте его головы читается раздражение, и Терези наклоняется ближе, ловя глазами движение раздувшихся на мгновение крыльев носа. Тяжелый, пряный аромат за вечер чуть выветрился, открывая так нежно любимую самой Терези цветочную ноту, облако запахов должно сшибать с ног, но парень только молча морщится и отворачивается к своему стакану, походя стирая пальцем капли конденсата. От этого невинного жеста перед глазами встает очень яркая в своей образности картинка, и Терези сглатывает, небрежно стучит ногтями по стойке, зная, что её поймут без слов и улыбается, не разжимая губ: — Никогда тебя здесь раньше не видела, — она ведет пальцем по дереву, прослеживая неровности и крохотные трещины под стершимся лаком, — А ведь почти всех могу узнать в лицо. Парень медлит с ответом, молчит и только цедит виски, с такой силой впечатывая стакан в стойку после каждого глотка, что кубики льда сталкиваются и гремят, мелкие капли летят во все стороны. Терези небрежно смахивает их с кожи, всё ещё ожидая ответа и уже почти готова бросить эту затею, когда парень с явной неохотой размыкает губы и роняет слова по одному: — Только недавно узнал про это местечко, решил проверить, как выдастся время. Неплохо тут. За темными очками сложно рассмотреть направление взгляда, вот только кожу в низком и более чем откровенном вырезе декольте обжигает — Терези подхватывает возникшую, как по волшебству, рюмку и опрокидывает одним движением. Она прекрасно знает свои сильные места: длинный и особенно беззащитный поэтому изгиб шеи, цветность, почти полностью построенная на контрастах — красные губы, бледная кожа, темные брови и ресницы. Вот только кажется, что работает совсем не это; гораздо больше парень заинтересован в ней, когда Терези привычно морщится от горечи любимого дижестива и скалит мелкие зубы. Она встряхивает волосами — длинные серьги мотаются из стороны в сторону, — и представляется: — Терези, я пою здесь иногда, — она небрежно машет в сторону сцены, где музыканты наигрывают негромкую тему, построенную на одном и том же повторяющемся с вариациями мотиве. — Дэйв, — он протягивает ладонь, не сомневаясь ни секунды, и добавляет с непередаваемой иронией в голосе, — Только не говори, что я случайно задел тебя своим «неплохо». Терези вкладывает свои пальцы в его ладонь с некоторым предвкушением — сейчас он так сожмет их, что затрещат все косточки, ведь именно этого стоило ожидать от всех остальных. Но, вопреки всем ожиданиям, Дэйв только встряхивает её руку один раз, крепко, но без боли. — О, поверь, я не буду нахваливать больше необходимого, — она негромко смеется, откидывая голову и продолжает, — Наш бар не лучше и не хуже других, хотя их и расплодилось в количестве. На секунду Терези позволяет себе прерваться и задуматься — проблема конкуренции действительно стояла острее, чем обычно, вот только Вриска, держащая всё в своём кулаке, пока в основном собирала информацию. — Вот только у нас есть кое-что, чего нет в других местах, — она подмигивает и указывает на бармена, явно греющего уши, но сегодня не страшно, ведь получилось на удивление эффектная сцена. Бутылка в его руках переливается жидким золотом, этикетка не нуждается в других украшениях, кроме строгого вытянутого шрифта. — «Гленфиддик», пятнадцать лет выдержки, — Терези смеривает бармена неприязненным взглядом, и тот тут же убирается к другому концу стойки. — Такое мало, где найдешь. Желания продолжать светские разговоры больше не остаётся, и Терези решительным жестом отодвигает чужой стакан, не обращая внимания на протестующий возглас, и подцепляет острыми наманикюренными коготками галстук Дэйва. Тот теряется только на секунду — Терези ласково усмехается про себя: «мальчишка» — но пружинисто поднимается со стула и предлагает ей руку, не задавая лишних вопросов. Горячее дыхание, все ещё хранящее в себе терпкий аромат виски, обжигает ухо и щёку, когда Дэйв наклоняется и говорит голосом низким и насмешливым: — Люблю решительных женщин. Идём? Я знаю отличное местечко неподалеку… Терези отодвигает его — стоит только упереться в грудь, как Дэйв послушно отодвигается — и отвечает в тон, с придыханием в конце слов, будто ей не хватает воздуха, что сейчас частично правда. — Не надо никуда идти, вполне можно подняться наверх. Моя комната сейчас свободна, — она облизывает губы нарочито медленно, не обращая внимания на маслянистый привкус помады. Возбуждение полыхает лесным пожаром, требуя своего здесь и сейчас, и она молча идёт к незаметной лестнице в углу, чувствуя взгляд, который спускается всё ниже от плеч, через длинный вырез и ещё ниже… На первой ступеньке Терези оборачивается и нетерпеливо манит за собой. Она больше не смотрит назад, прекрасно слыша и шаги за спиной, и тяжелое, так похожее на её собственное, дыхание. Дерево под ногами поскрипывает — там где ступает она — и протяжно кричит под ногами Дэйва. Свою комнату Терези не закрывает: просто незачем, всё равно там нечего хранить и нечего ценить, а потому она просто прислоняется к стене и ждет, закрыв глаза. Горячие ладони поднимаются вверх от бедра, обнимают за талию; дыхание обжигает щёку, и только тогда Терези открывает глаза. В неярком свете ламп волосы Дэйва сияют расплавленным золотом, создавая иллюзию нимба над макушкой — вот только жадные глаза и приоткрытый рот убивают эту иллюзию на корню, так же как и наглые пальцы, пытающиеся забраться под платье. Терези выскальзывает из объятий с легкостью, которую не встречала раньше — она только мимолетно удивляется этому, прежде чем одной рукой распахнуть дверь, одновременно пытаясь дотянуться до крючков на спине. Стук закрытой двери — и Дэйв дышит в макушку, походя отстраняя её руки, с какой-то издевательской неторопливостью один за одним освобождая петельки, невыносимо медленно проводя по плечам, спуская бретели платья. Терези неровно выдыхает, выступая из блестящей лужицы платья, и короткую, полупрозрачную комбинацию стягивает уже сама — одним резким движением, едва не разрывая тонкий шелк. Она падает на кровать — поверх смятого одеяла и разбросанных в беспорядке подушек. От прохладного воздуха твердеют соски, посылая волны мурашек по телу, и Терези тянет носом воздух, нетерпеливо сбрасывает так надоевшие за вечер туфли и подгоняет вслух: — Давай уже! Или мы так и будем всю ночь ждать главного? Дэйв смеется так, словно уже успел заняться сексом — низко и сыто — скидывает пиджак, не заботясь тем, чтобы повесить его хотя бы на спинку стула. Он раздевается неторопливо и уверенно, запонки ложатся в карман брюк, сорочка летит на пол. Последними он снимает очки — и их, вопреки прежним действиям, пристраивает на свободном месте туалетного столика, нехотя отнимая пальцы. Необычное сочетание — темно-карие, почти черные глаза со светлыми ресницами и бровями — отвлекает только на секунду, а потом Терези берет всё в свои руки. Она поднимается на ноги одним движением, впечатывая пятку в ворс ковра, и впивается в его губы резко и зло, хотя для этого приходится встать на цыпочки. В отместку за своё ожидание она кусает губы Дэйва, терзая нежную и на удивление мягкую кожу едва не до крови, но останавливается, стоит ему выдохнуть в рот — и успокаивается, вспоминая, что это не Вриска, с которой нужно каждую секунду доказывать право на своё удовольствие. Терези раскрывает рот навстречу чужому языку и крупно дрожит от такого незнакомого чувства даже не уверенности — спокойствия? удовлетворения? чего-то незнакомого вовсе? — когда ладони Дэйва мягко скользят вдоль спины, прослеживая линию позвоночника. У него чуткие руки, с крохотными мозолями у основания пальцев, которые словно обхватывают Терези с ног до головы, не пропуская ни миллиметра кожи; и она возвращает ласку, несильно царапая короткими ногтями выступающие позвонки на шее, и получает в ответ тихий стон, больше похожий на выдох, куда-то в плечо. Ей не нужно знать, что именно чувствует Дэйв — твердый и подрагивающий член прижат к её животу, оставляя влажные мазки, и Терези прихватывает зубами темно-голубую вену на шее, получая в награду ещё один стон. Она тянет Дэйва за собой, пока под колени не упирается край матраса; перед лицом тут же оказывается стояк во всей красе, и Терези не может удержаться. Она даже не успевает распробовать вкус — верх и низ меняются местами, когда Дэйв подхватывает её на руки, будто она ничего не весит, и опускается на подушки сам, усаживая Терези себе на ноги. Она только иронично изгибает бровь и говорит скорее для того, чтобы потянуть паузу: — Это просто ужасно, что ты так прогрессивен. В ответ Дэйв закатывает глаза и отвечает с ядом в голосе: — Не представляешь насколько. Держи, — Терези сперва пытается понять, откуда он вытащил бумажную упаковку с неплохо знакомым ей рисунком шлема, но спрашивает всё равно: — Кондомы? — Свою безопасность предпочитаю обеспечивать заранее, — морщится он и, не дожидаясь никакой реакции, вытаскивает свернутое кольцо сам, откидывая упаковку в сторону. Терези отворачивается, встречаясь взглядом со своим отражением в зеркале — её почему-то до безумия отвращает видеть процесс надевания, но Дэйв, кажется, не против. Он только мягко тянет её за плечо, приподнимается на одном локте и встречается с её губами своими. — Всё в порядке? — уточняет он, стоит только поцелую закончится, и Терези читает по его лицу как по открытой книге, внезапно понимая, что, да, ему действительно важен ответ. Поутихшее было возбуждение поднимается с новой силой, и она впивается в его губы безжалостно, захватывая инициативу и опрокидывая обратно на спину. — Сойдет за ответ? — криво ухмыляется Терези и медленно опускается сверху, помогая себе рукой. Неприятно саднит — она всё же не настолько мокрая, чтобы без проблем впустить в себя латекс, но это временное неудобство. Дэйв не торопит: он слишком занят, облизывая и покусывая её соски, легко сжимая грудь с боков. Терези выдыхает и приподнимается на коленях. Первые движения всё ещё доставляют дискомфорт, но стоит только отвлечься от боли, отодвинуть её на задний план, как наслаждение медленно поднимается изнутри, захватывая всё тело, заставляя распуститься красные пятна на плечах и груди. Дэйв под ней закрывает глаза, сжимает челюсти так, что на висках вздуваются бугры, и цепляется за бедра Терези, сжимая пальцы до синяков. Она наклоняется вперед, упираясь локтями и шепчет на ухо только одно слово: — Быстрее. Её собственный неспешный ритм сменяется бешеными рваными движениями; под закрытыми веками плавают разноцветные круги, и Терези стонет, то и дело срываясь на хрип, кусает Дэйва за плечо, сжимая зубы всё сильнее, пока свившееся горячим и пушистым комом наслаждение не взрывается ослепительной вспышкой. Она всхлипывает, пытаясь удержаться на враз ставшими непослушными коленях; каждый новый толчок отдается волнами во всём теле, обещая новую вспышку, нужно только ещё немного… Беспорядочные движения становятся всё сильнее, пока Дэйв не замирает, прижимая Терези к себе так, что вот-вот захрустят рёбра; напрягшийся до каменной твердости член дергается внутри, и она стонет сквозь зубы. Во второй раз ощущения не так сильны, и Терези приоткрывает глаза, несколько раз целует Дэйва в мокрый от пота висок и скатывается с него. В фарфором кувшине осталась вода с утра — Терези с наслаждением обтирается намоченным полотенцем и подает его Дэйву, который успевает и отдышаться, и даже снять кондом. Он смотрит на неё, не отрываясь, всё ещё жадным, горячим взглядом, пока Терези встряхивает слипшимися прядями и парой взмахов щеткой приводит себя в относительный порядок. В зеркале видно, как расцветают на бедрах синие пятна — четко повторяя расположение пальцев. Она морщится и резко оборачивается, едва почуяв знакомый запах. — У меня не курят, — сообщает она неприязненно, скрестив руки под грудью. Вот только Дэйв игнорирует её с такой потрясающей небрежностью, что Терези сдается сразу. Она проскальзывает под руку и затягивается сигариллой из его пальцев — глубоко, пока не заболят даже не легкие, а где-то глубоко внутри живота. — Я думал, ты не куришь, — в голосе Дэйва нет ни следа удивления, разве что легкая насмешка, и Терези поясняет: — Мне нельзя из-за голоса, но это не значит, что я не курю. Они молчат — Терези прижимается к его боку, пока не замерзает, потом накидывает пестрый и вытертый в нескольких местах халат и с удовольствием потягивается. Она не чувствует привычной неловкости одноразового секса, молчание кажется уютным и даже необходимым. Разговор завязывается только тогда, когда Дэйв защелкивает эмалированные запонки и спрашивает: — Так ты выступаешь здесь постоянно? Терези наблюдает за ним из-под прикрытых век и отвечает не сразу, прослеживая как он завязывает галстук самым простым узлом. — Практически каждый вечер, если не случится ничего необычного, — она опускает тот малозначимый факт, что технически, является не только певицей. Об этом не знают даже завсегдатаи, что уж говорить о ком-то пришлом. Вспомнив про свой вопрос ранее, Терези спрашивает снова. — Я никогда не видела тебя здесь раньше. Дэйв одергивает пиджак и говорит, застегивая пуговицы: — Проспорил другу. Было сложно найти место, где со мной согласятся хотя бы разговаривать, не говоря о том, чтобы впустить. — Неудивительно, такой… — Терези обводит рукой комнату, — …бизнес требует определённой осторожности. Дэйв согласно кивает и нацепляет на нос очки, улыбаясь одним углом рта. — Надо запомнить, когда соберусь открывать собственное заведение. — Когда? — Терези шагает навстречу, повинуясь приглашающе открытым рукам. — Да, — задумчиво отвечает Дэйв и целует её в щёку, — Были у меня идеи, только казалось, что не потяну, а теперь я думаю, что не так уж это и сложно. Увидимся, красотка. Он подмигивает поверх спущенных на кончик носа темных стекол, Терези кивает, понимая, что сейчас не сможет произнести ни слова и долго смотрит на закрытую дверь.

***

Утром она первым делом стучится к Вриске в кабинет — та уже успевает с головой погрузиться в счета, в пепельнице нет места для самого пепла, окурки так и грозят высыпаться на бумаги, но Терези сейчас волнует не это. Она опускается в глубокое кресло у стола, терпеливо ждёт, пока Вриска, чертыхаясь, закончит длинный столбец подсчетов и кивает в ответ на резковатое: — Развлеклась? — Вриска откидывается на спинку своего кресла, неудобного даже на вид, и выпускает в воздух клубы сизого дыма. — Симпатичный мальчик, вот только вкуса у него… Она морщится, и Терези облизывает пересохшие губы. Прошлой ночью она не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок, пытаясь решить между собственной совестью и верностью Вриске. Верность победила, впрочем, как и всегда — вот только Терези от этого не легче. Она говорит медленно, тщательно подбирая каждое слово: — Может случится и так, что вкуса у него поболее, чем кажется. Вчера, после всего, — многозначительная пауза, и Вриска фыркает, показывая жестом продолжать, — он обмолвился об интереснейшем желании сделать заведение, цитирую, «как у вас». Вриска выпрямляется резко, сразу скидывая с себя расслабленный вид, в глазах зажигается азартный огонек, и Терези успокаивается — она не виновата, что кто-то не умеет держать язык за зубами. — Конкуренты? Как интересно, — привычно растягивая последний слог, Вриска прищуривается и затягивается, рассыпая оранжевые искры. Терези закидывает ногу на ногу и ждет — она знает, что указания будут сразу, четкие и не терпящие пререкательств. И она права. — Эквиуса ко мне, немедленно. Установить слежку, но это позже, когда будет известно хоть что-то… — Вриска останавливается и ворошит бумаги на столе, бормоча что-то себе под нос и повышая голос только в конце, — …И свяжись с Арадией, если сможешь найти её. Будет для неё работа, как раз во вкусе. — Что-то ещё? — спокойно уточняет Терези, поднимаясь со своего места и расправляя подол юбки. — Нет, пока нет, — Вриска смеется, скаля зубы и встряхивая гривой кое-как собранных волос, — Наконец-то веселье! Терези смотрит на неё — подрагивающие от избытка адреналина пальцы, безжалостная веселость на лице — и её не в первый раз уже продирает неприятным предчувствием по позвоночнику. Но она успокаивает себя — это не первый и не последний конкурент, разве что-то может пойти не так?