Just trust me

      Стою не шевелясь, прожигая обреченным взглядом воображаемую дыру в том месте, где полминуты назад находился Ньют. – Черт, – выдыхаю, потирая лоб рукой. – И что дальше, Мэй?       Это может показаться слегка странным, но я часто разговариваю с собой. Иногда это помогает найти правильное решение, но сейчас этот метод не работает. Мозг отказывается подкинуть хоть какие-нибудь варианты того, что мне делать дальше.       Я понятия не имею, в каком здании находится МАКУСА, даже предположить не могу. Видимо, не только банк видоизменили в фильме, а может быть я просто никогда не проходила мимо него в своем мире. Хоть я и с рождения живу в Нью-Йорке, некоторые районы остались для меня неизведанными, ведь стараюсь без надобности не покидать знакомую местность, потому что уверена, что точно потеряюсь или влипну в еще одну неприятность.       Впрочем, даже не смотря на то, что в данном районе я часто бываю в своем времени, Нью-Йорк двадцатых годов совершенно мне не знаком, но выбирать особо не приходится.       Толпу, участвующую в митинге, разогнали правоохранительные органы, в попытках найти «грабителей» банка, которые, по сути, не то, что ничего не украли, так еще и добавили золотишка в хранилище. Ведь нюхлеру пришлось расстаться с нехилой кучей блестяшек.       Перехожу дорогу, застегивая пальто, и наматываю шарф до самого носа, в попытке спрятаться от внезапно нахлынувшего ледяного ветра. Опускаю голову, смотря под ноги, и бесцельно плетусь по улице, вливаясь в поток людей, но, не смотря на то, что нахожусь в оживленном месте, чувствую себя одиноко, ведь, изредка поднимая взгляд, встречаюсь с равнодушными лицами. Вчера, да и сегодня утром город казался мне таким ярким и праздничным, а сейчас я словно сняла розовые очки, разглядев истинную серость и блеклость красок, которые не способна скрыть вся эта новогодняя мишура. Обнимаю себя руками, шмыгая носом. Понимаю, что то, что пришлось «разделиться» с Ньютом – случайность или скорее это моя вина, ведь вовремя не сориентировалась, но все равно, чувство такое, будто меня бросили на улице как щенка. Словно я сиротка.       Мысленно даю себе подзатыльник, ведь терпеть не могу, когда подобные мысли лезут в голову, заставляя жалеть себя, а воспоминания о раннем детстве, которые изо всех сил стараюсь забыть, всплывают в памяти.       День уже перевалил за половину. Все утро я провела в чемодане Ньюта, а вместо обеда исправляла свои косяки. Вроде бы, это было не так уж трудно, но сейчас я ощущаю неимоверную усталость и измотанность, словно сутки перегружала вагоны. А еще, такое чувство, словно только что я встретилась с дементром, который выкачал из меня всю радость. Задираю голову, смотря на пасмурное небо, покрытое сплошной серой вуалью, в которой нет даже дырочки для лучиков солнца, но мне нравится этот сырой запах грусти, оседающий в легких, заставляющий сердце сжиматься.       Заворачиваю в какой-то узкий переулок, в котором тоскливо завывает ветер, и выхожу в спальный район. Сажусь на лавочку рядом с тощим деревом, которому оставили небольшой квадратик земли, все остальное забетонировав под асфальт. Шмыгаю носом и быстро моргаю, пытаясь избавиться от слез, что колют глаза, но совершенно не могу их контролировать.       Я уже пребывала в подобном состоянии пару раз. Это своего рода кратковременная депрессия или апатия, вызванная, по словам доктора, сильным стрессом, - просто защитная реакция организма, и бояться ее не стоит. Но с каждым разом она все глубже проникает в сознание, и избавиться от нее становится не так просто. В последний – мне пришлось несколько недель принимать препараты, чтобы выкарабкаться из этого состояния. Интересно, сколько времени мне понадобится теперь. Видимо, вся эта ситуация с вмешательством в прошлое повлияла на меня больше, чем я думала. Но, почему-то, мне кажется, что дело не только в стрессе, есть что-то еще, но я не могу понять, что именно заставляет меня чувствовать себя так паршиво.       Желудок урчит, напоминая, что за сегодняшний день я съела только яблоко, поэтому лезу в сумку, в надежде отыскать там хоть что-то съедобное. Но из того, чем можно поживиться у меня есть только баночка сладкой ваты. Кручу ее в руках, но так и не решаюсь открыть, ведь обещала отдать ее Путивову за то, что он послушно сидит в чемодане, не вылезая и не шпионя за нами.       Вот только я не уверена увижу ли его. И не потому что думаю, что Ньют меня не найдет, в конце концов, я знаю как дойти до отеля в котором парень сто процентов появится, а потому что, не знаю, стоит ли мне возвращаться. Может это знак, ведь одним даже присутствием в жизни Ньюта, я меняю ход событий, которые сейчас кажутся незначительными, но кто знает, чем это аукнется в дальнейшем. Так что может все это и к лучшему, пусть все идет так, как идет.       А что? Найду себе какую-нибудь работу, сниму комнату и останусь в двадцатых годах, в моем мире меня все равно ничего особо не держит. Или можно как-нибудь, не встречаясь с Ньютом, позвать Путивова и вернуться в свое время, ведь мне кажется, я знаю, почему у меня не получилось сделать это тогда, в переулке…       Ухожу глубоко в свои мысли, но слышу знакомый голос, поэтому рефлекторно поворачиваю голову по направлению звука, рассматривая два силуэта, что стоят неподалеку.       Якоб нервно сжимает ручку чемодана, говоря что-то молодой женщине, и виновато опускает глаза в пол, покачиваясь с пятки на носок. Хмыкаю, когда в голове проскальзывает мысль, что собеседница Ковальски отдаленно напоминает неудачную копию Куинни. Она одета в длинное розовое платье, поверх которого накинута вязаная малиновая кофта, а светлые локоны, каким-то образом остаются идеально уложенными в то время, как мою, и без того запутанную копну волос, ветер нещадно лохматит, заставляя лезть в лицо.       Этого эпизода в фильме я не видела, поэтому мне в двойне интересно. Хмурясь, придерживаю непослушные пряди руками, наблюдая за женщиной, что снимает кольцо с безымянного пальца, отдавая его Якобу, который поднимает на нее удивленные глаза, машинально забирая золотой предмет. Мне удается расслышать щелчок чемодана, который, по-видимому, игнорируют все остальные. Зажмуриваю один глаз, надеясь, что нюхлер сможет сдержаться и остаться сидеть в чемодане, иначе все снова пойдет не по сценарию. – Мне все это надоело, Ковальски, ты ни на что не способен, – из-за ветра и довольно большого расстояния, мне трудно разобрать слова, поэтому приходится всячески прислушиваться. – Свадьбы не будет.       Молодая женщина разворачивается, гордо подняв подбородок, и уходит, а Якоб, аккуратно держащий кольцо двумя пальцами, так и остается стоять, смотря на угол дома, за которым скрывается его, теперь уже бывшая, невеста. Что ж, видимо сегодня не у одной меня прямо перед носом исчез кто-то действительно важный. Думаю, для Якоба сейчас Нью-Йорк тоже потерял былую яркость.       Стоп. Что за розовые сопли посещают мою голову? Мысленно бью себя по лбу, произнося что-то на подобии: «What the fuck?». Это все из-за стресса, я просто не в себе…       Пока я занимаюсь «саморазборками», Ковальски прячет кольцо в карман, и разворачивается, заходя в дом, но перед этим еще несколько раз оглядывается в сторону угла здания, словно надеясь, что женщина все-таки вернется. И в любой другой ситуации я бы посочувствовала Якобу, но иногда нужно расстаться со своим прошлым, чтобы обрести будущее. Если я больше ничего не испорчу, Ковальски скоро встретит Куинни, и они, не смотря на американский запрет относительно союзов волшебников и не-магов, будут вместе. Наверное, это и называют судьбой…       А что делать мне? Ерзаю на лавочке, разрываясь между тем, чтобы пойти за Якобом и тем, чтобы побыстрей уйти отсюда, ведь скоро и Ньют с Тиной будут здесь. Буквально пару минут назад я рассуждала о знаках, так может то, что я встретила Ковальски – тоже знак?       Делаю глубокий вдох и беру сумку, направляясь к входу в дом. Не уверена, что это правильное решение, и, скорей всего я об этом пожалею, но просто не могу заставить себя выбрать второй вариант.       Приходится приложить немало усилий, чтобы открыть массивную черную дверь, проникая в подъезд, который резко обдает лицо теплом. Соединяю ладошки и подношу их к губам, дуя, чтобы согреться. Слышу шаги, доносящиеся откуда-то сверху, и высовываю голову, задирая вверх, пытаюсь определить, на каком этаже живет Якоб. Вроде бы четвертый. Входная дверь хлопает, а я начинаю медленно подниматься по лестнице, ведя рукой по перилам из темного дерева. В сознание всплывает словосочетание, которое применила по отношению к Ньюту.       «Кто-то действительно важный».       Закусываю губу, чувствуя, как температура повышается, из-за чего щеки начинают краснеть и, думаю, это не от того, что поднимаюсь по ступенькам. Слегка встряхиваю головой, из-за чего несколько прядей темных волос падают на лицо, и ускоряюсь вверх по лестнице, пытаясь не думать обо всем этом…       Добираюсь до нужного этажа, осматриваясь. Довольно уютная лестничная клетка: стены выкрашены в теплые тона, несколько растений с огромными листьями, тянущимися к яркому солнцу, что озаряет помещение через прямоугольные окна, стоят в напольных горшках, а дверь, за которой предположительно скрывается квартира Якоба, сделанная из темного дерева – отлично гармонирует с интерьером вокруг. Присаживаюсь на батарею и опускаю на нее руки, пытаясь согреться окончательно...       Приятное тепло уже сменяется неприятным жжением, и я понимаю, что еще чуть-чуть и к моей маленькой коллекции шрамов прибавится еще и ожог. Закрываю глаза, невольно вспоминая отметину на груди Ньюта, которую парень не успел спрятать под тканью рубашки, когда застала его врасплох. Интересно, откуда он у него? Быть может, ожог оставил украинский сталебрюх, который теперь пополняет «заповедник Ньюта Скамандера», или это одно из других фантастических зверей, которое выглядит и сочетает в себе такие вещи, которые я не могу даже представить. Не выдерживаю, убирая уже покрасневшие ладошки с батареи, а потом и вовсе встаю, подходя к входной двери Якоба. Прошло минут десять, но за дверью все тихо. Подкрадываюсь вплотную, аккуратно прислоняюсь к деревянной поверхности, пытаясь понять, что происходит внутри.       Тишина. Тишина. Тишина... – Черт, – отпрыгиваю от двери, когда за ней раздается писк, что режет уши, поэтому закрываю их ладошками, морщась.       Да уж, создатели фильма сильно смягчили звуки, которые издает горегубка. Точнее, я думаю, что пищит именно она, ведь, если не ошибаюсь, ей удалось первой выбраться из чемодана, набросившись на Ковальски. И, словно в подтверждение моих слов, слышу крик Якоба, а за тем ужасный грохот, который заставляет меня зажмуриться, сделав несколько шагов от двери. Такое чувство, что весь дом сейчас рухнет к чертям.       Резко распахиваю глаза, поворачивая голову в сторону топота, и успеваю отпрыгнуть к стене, прежде чем испуганные люди с верхних этажей пробегают мимо меня, крича что-то про газ. Дожидаюсь, пока последний мальчишка в желтой фуражке спускается вниз по перилам, и легонько толкаю дверь в квартиру Ковальски, которая сразу поддается, со скрипом распахиваясь.       Медленно захожу внутрь, осматривая весь разгром, особенно меня привлекает панорама на дома, расположенные с противоположной стороны улицы, вид на которые открывает огромная дыра во всю стену, из-за чего все тот же ледяной ветер, врываясь в помещение, захлопывает дверь, заставляя меня вздрогнуть.       Якоб издает какой-то звук, чем привлекает мое внимание. Медленно обхожу его и присаживаюсь на корточки, убирая волосы за уши. Видимо, помимо укуса на шее, что слегка кровоточит, мужчина не хило ударился головой об стену, о чем свидетельствует кусок отвалившейся известки. Нервно облизываю губы, не зная, что делать. Понимаю, что не должна вмешиваться, но я живой человек и у меня есть чувства, в том числе и сострадание, и я не могу просто стоять в сторонке, сложа руки.       Дверь снова скрепит и на пороге появляется Ньют. Его внимание, так же как и мое, сначала привлекает огромная дыра, но Якоб опять подает голос, заставляя парня взглянуть в угол, в котором расположились мы. Поджимаю губы, поднимаясь на ноги, и делаю мах рукой, отдаленно напоминающий приветствие. – Мэй, – Ньют произносит мое имя на выдохе, после чего его лицо озаряет легкая улыбка, а я, кажется, слышу в его голосе некое облегчение с нотками… радости? Эх, вот выучилась бы я на психолога, смогла бы безошибочно определять мысли, посыл которых люди неосознанно вкладывают в слова, выражая с помощью интонации. – Мистер Скамандер, – а вот в голосе Тины, доносящемся с лестницы, точно преобладает беспокойство, которое скоро перерастет в панику. – Извини, я не смог сразу вернуться за тобой, – говоря со мной и делая виноватый вид, что выглядит очень мило, парень как бы невзначай взмахивает палочкой, заставляя разрушенную квартиру приобрести былой вид, и успевает как раз вовремя. Ведь как только последний штрих в виде ровно висящего портрета пожилой женщины возвращается в прежнее состояние, на пороге появляется Тина. – Были некоторые обстоятельства, – поясняет Скамандер, из-под взлохмаченной челки косясь на подошедшую девушку, которая слегка запыхавшись, окидывает взглядом комнату. – Ничего, – пожимаю плечами. – Все в порядке, – это тот редкий случай, когда под моим: «все хорошо» - я подразумеваю, что действительно все хорошо, а не говорю это на автомате, чтобы избежать лишних расспросов. Ведь стоило появиться Ньюту, как внутри разлилось какое-то приятное тепло, вытесняя всю горечь грусти, в которой я прибывала. А то, что Скамандер, по всей видимости, переживал из-за того, что мы разделились, по крайней мере, я надеюсь, что было именно так, вызывает во мне эндорфин, так называемый гормон радости. Но такое неимоверно скорое высвобождение из цепких лап депрессии – меня скорей пугает, нежели радует. – Вы, – Тина запинается, чтобы сделать глубокий вдох и немного успокоиться. – Вы с ним заодно? Приехали с ним, чтобы разрушить весь Нью-Йорк? – девушка пытается как можно понятней объяснить свой вопрос, потому что я хмурюсь, слегка озадачено смотря на нее, а слыша последние слова, опускаю голову, пытаясь скрыть за волосами улыбку. Ведь вспоминаю, слова Кейко о том, что из нас с Ньютом получился бы неплохой дуэт, и мы бы разнесли весь город. – У вас тоже незарегистрированная палочка? – Тина выжидающе смотрит на меня. Открываю рот, но слабо представляю, какой ответ будет здесь более уместен. – Мэй - сквиб, – вмешивается Ньют, за что я очень благодарна. Гольдштейн переводит недоверчивый взгляд на парня, а затем возвращается к изучению меня. – И она помогает мне в написании книги, – киваю, уверенно смотря в глаза Тине, пока Скамандер присаживается на кровать, беря чемодан в руки, и защелкивает замок. – Он что, был открыт? – эти панические нотки в ее голосе… Тина действительно всей душой переживает за судьбу магической части Нью-Йорка, как и было показано в фильме, но все равно, есть в ней что-то отталкивающее, что вызывает у меня неприязнь. – Самую малость, – Ньют говорит это весьма спокойно, ведь в полной мере не понимает того, что сейчас испытывает Тина, готовая взорваться, ибо они совершенно по-разному смотрят на существ, которые наполняют чемодан парня, а я наблюдаю за происходящим, снова пытаясь выявить расхождения между экранизацией и реальностью. Это мне необходимо, чтобы не разувериться в действительности, как бы я не старалась, где-то глубоко внутри меня все же посещают сомнения. А Якоб бурчит что-то уже в третий раз. – У него кровь на шее, – сообщает очевидное девушка, что еще раз выдает ее несобранность. Делаю шаг в сторону, уступая место Тине, которая опускается на колене возле мужчины. – Он ранен. Мистер не-маг – «не-маг» - это слово режет мне слух. – Очнитесь, – она трясет Якоба, а затем вскрикивает от неожиданности, когда из-под пиджака мужчины выпрыгивает существо, которое Ньют сразу же ловит. – Кто это? – Горегубка, – вырывается у меня прежде, чем успеваю прикусить язык, из-за чего встречаюсь с немного удивленным и заинтересованным взглядом Скамандра, ведь он не показывал мне это животное. – Кто еще у вас там? – щурится Тина, кажется уже немного смирившаяся со всей это ситуацией.       От ответа Ньюта освобождает Якоб, который приходит в себя. А дальше все идет точь-в-точь как в фильме. Скамандер вытаскивает палочку, но Тина не дает парню стереть Ковальски память, что совершенно не понимает Ньют, ведь девушка все дорогу кричала на него за то, что он не сделал этого раньше. Потом Скамандер объясняет, что укус горегубки не опасен, они с Тиной обсуждают законы Америки о магии, и Голдштейн отпускает пару обидных фраз в сторону Якоба, типа: «Да кто с ним вступит в брак?», за которыми я с интересом наблюдаю, ведь лицо Ковальски на этих моментах в фильме казалось мне весьма забавным, да и сейчас я еле сдерживаю улыбку.       Тина просит Ньюта помочь ей поднять Якоба, который убеждает себя в том, что это просто сон. Кошмарный сон. И боже, как я его понимаю, вот только для меня сон был прекрасен. – Для нас обоих, мистер Ковальски, – Голдштейн произносит последнюю фразу, после которой они должны трансгрессировать, и я понимаю, что снова в пролете, но не двигаюсь с места, решая, что раз уж мне суждено остаться одной в тысяча девятьсот двадцать шестом году, то не стоит пытаться что-то изменить, поэтому делаю шаг назад, опуская голову. – Стойте, стойте, – Ньют отпускает Якоба, оборачиваясь. – Мэй? – парень протягивает руку, но я топчусь на месте, снова разрываясь между двух огней. Разумом понимаю, что мне нужно уйти, но, черт возьми, я просто не могу этого сделать. Тело будто парализует, когда пытаюсь заставить себя развернуться и выйти из дома. Ньют немного наклоняет голову набок, непонимающе хмурясь, но не опускает руку. – Поверь, в этот раз перемещение в пространстве пройдет более приятно, – чувствую стыд, ведь парень уговаривает меня, словно я вредный, маленький ребенок, задерживающий всех. Поэтому я сдаюсь, понимая, что в очередной схватке с собой я терплю жесткое поражение, и подхожу, позволяя Скамандеру взять себя за руку. – Теперь все готовы? – нетерпеливо спрашивает Тина, получая кивок Ньюта. – Готовы к чему? – Якоб переводит недоуменный взгляд с долей страха с одного на другого. – И что за неприятные ощущен… – дальше договорить мужчина не успевает.       Комната смазывается, а я делаю глубокий вдох, концентрируясь только на ладони Ньюта, которую крепко сжимаю правой рукой.       Он не забыл обо мне.