Писалось под Банд’Эрос - Не под этим солнцем
***
Время быстротечно, мир не стоит на месте, он меняется каждую минуту, преображаясь с помощью новых видов животных и растений, поражающих открытий и опровержений старых гипотез. Каждый год удивляет по-новому, привнося в жизни людей иногда хорошие, иногда плохие, но всегда кардинальные изменения. И когда думаешь о будущем, все ограничивается лишь рамками твоей фантазии. Кто-то придумывает что-то своё, кто-то собирает, усовершенствует и соединяет уже увиденные ранее образы, кто-то довольствуется описанными в книгах о фантастики картинками. Но во всех случаях это всегда что-то лучшее. Особенно если речь идёт не о годах, а о веках. Ньют осматривает лестничную клетку, совершенно не вписывающуюся в его представления о будущем. Все те же совершенно обычные двери, светлые стены и вытоптанные дорожки. Помещение кажется не то что не усовершенствованным, а даже не настолько уютным как в его времени. И Скамандер непременно бы огорчился, будь желание посмотреть на новшества двадцать первого века целью визита. Но это его волнует меньше всего. Ньют никогда бы даже не подумал воспользоваться Путивовом только ради утоления своего любопытства. Скамандер напоминает себе, что не воспользовался бы им и в любом другом случае, все еще твердо убежденный в том, что только сами создания вольны выбирать, в какое время прыгнуть. И то, что они сейчас стоят именно здесь – всецело желание Пути. А то, что оно совпадает с тем, чего хочет сам парень, и то, что не случись этого, он придумал бы ещё какие-нибудь оправдания – теперь уже не имеет смысла. Проще верить в собственную непричастность. Это помогает нервничать меньше. Правда, совсем немного. Пути извивается в руках, пытаясь добиться своей свободы, а когда оказывается на полу, недолго думая, выбирает одну из квартир, тарабаня по двери передними копытцами. Ньют не до конца уверен, что решился бы на это сам. По крайней мере, точно не так сразу. На стук откликаются довольно быстро. Скамандер успевает только подойти ближе и, – отметив, что приближающиеся шаги звучат совсем не так, как он помнит, и принадлежат явно кому-то незнакомому, – легонько отпихнуть зверька прежде, чем замок щелкает. Пути оказывается зажатым между стеной и распахнутой дверью. Он пыхтит, пытаясь вылезти, но Ньют ногой перекрывает единственный выход. Нельзя чтобы единорога увидели маглы. Скамандер кидает беглый взгляд на парня, почти сразу же отводя глаза чуть в сторону, старательно рассматривая дверной косяк. Неловкость сковывает движения. Даже став, после удачной публикации своей книги, довольно узнаваемой персоной, он не смог привыкнуть, по-прежнему не зная, куда себя девать, когда находится под пристальным вниманием. – Вы к Мэй? – закончив «сканирование» изучающим взглядом, спрашивает парень. Вопрос с утвердительной интонацией. Быстрый короткий ответ и взгляд из-под челки. Привыкший в таких моментах стискивать ручку чемодана, Ньют сжимает ладонь, но хватает только воздух, от этого становится ещё неуютней. Переминаясь с ноги на ногу, он облизывает губы, но прежде чем успевает что-либо сказать, из недр квартиры доносится быстро нарастающее тявканье. Скамандер слегка наклоняет голову на бок, рассматривая выглядывающего из-за ног парня, как ему кажется, довольно необычного по меркам маглов пуделя двухцветной окраски: короткая розовая шерсть, а пушистый чуб, ободки на лапках и хвостик – белые. Ньют кидает почти не уловимый взгляд за дверь на Пути. Подобие, сходство, пародия – описать это можно любым из перечисленных слов, но в голове невольно появляется другое. Замена. И это задевает так, словно относится непосредственно к нему самому. – Её ещё нет дома. Может что-нибудь передать? – Что? – раздосадованный, Ньют уходит куда-то в свои мысли и смысл слов понимает не сразу. Он отрывает внимание от собаки, приветливо виляющей хвостиком и облизывающей его ботинок, возобновляя в голове заданный ему вопрос. – Эм, нет, не стоит. – Как скажете, – парень пожимает плечами, ногой запихивает пуделя обратно в квартиру и захлопывает дверь. Пути подходит к Скамандеру, садиться напротив него и заглядывает в глаза. Ньюту кажется, что нужно что-то сказать, но он понятия не имеет, что именно.***
Оказавшись в своем времени, первым делом я перечитала все книги и пересмотрела все фильмы о Гарри Поттере, и, облегчённо вздохнув, пришла к выводу, что ничего не изменилось. Так что, мое вмешательство в прошлое отразилось только на «Тварях», к чему я до сих пор не знаю, как относиться. К слову, в фильме, персонаж, олицетворяющий меня, – ужас, эта фраза даже произнесенная мысленно, вызывает сильную неловкость, – на самом деле был сквибом. Возможно, все действительно так считали, а правду знали только пять человек: Ньют, Тина, Куинни, Якоб и Грин-де-Вальд. Я так и не сказала Скамандеру, что Геллерту все известно. Но он ведь думает, что Пути принадлежит мне, а я сейчас в своем времени, следовательно, никому ничего не угрожает. Конечно, я не исключаю возможности, что Грин-де-Вальд когда-нибудь сможет найти способ и попадет в мое время, но тогда теряется весь смысл, ибо при таких условиях Пути ему уже будет не к чему. Я много думала, прежде чем найти эти логические доводы и успокоить себя. Еще я много думала над тем, кем все же был тот человек, раскрывший маглам реальную историю волшебного мира, замаскировав её под фэнтези, ибо Джоан Роулинг к тому времени ещё даже не родилась. Но мои самые страшные опасения не подтвердились – все случившееся не было сном, а следовательно Ньют был прав. Все встало на свои места, когда в интернете появилась статья про бабушку Роулинг. Помимо всего прочего, Джоан мельком упомянула, что она внесла свой вклад в создание поттерианы. Ниже прикреплялась фотография женщины, в которой я узнала ту даму, не расстающуюся со своим блокнотом.* В отличии от неизменившейся всемирной хронологии, моя жизнь потерпела довольно сильную и резкую трансформацию, начиная от таких мелочей как яблоки и корица, которые теперь навечно вошли в мой рацион питания, заканчивая поступлением на факультет психологии. Помимо этого я съехала от матери, – теперь снимаю квартиру вместе с Кейко, но Билли бывает у нас настолько часто, что складывается впечатление, что живём мы втроём, – и завела собаку. Мечта детства наконец-то осуществилась. Но если по первому пункту у мамы возражений не было, то на счёт второго она была категорически против. Возможно, я бы и уступила, не встреться мне брошенный или скорее забытый гастролирующим цирком розовый пудель, расстаться с которым я не смогла. Из-за аллергии мать перестала бывать у меня в гостях, а когда я решаю навестить её, то предварительно надеваю только что постиранную одежду, придирчиво рассматривая её на предмет розовой или белой шерсти. Во всем остальном же, наши отношения с матерью только улучшились. Иногда я думаю о том, что было бы не плохо, будь и у Билли аллергия на собак. Хотя бы какая-нибудь сезонная. Но когда я задерживаюсь на учебе, Билли охотно выгуливает Сахарка, – мне это приторное имя совершенно не нравится, но оно уже значилось на ошейнике, – так что терплю его, лишь ворча себе под нос. Потому что задерживаюсь я очень часто. Специально нагружаю себя дополнительными заданиями и поручениями, чтобы не оставалось свободного времени, иначе мысли начинают съедать. Да, сейчас все складывается как нельзя лучше и депрессия, которую я себе пророчила, обходит стороной, даже не зацепив. Но это совершенно не мешает мне ужасно скучать по тем пяти дням, которые теперь воспринимаются, как какая-то далекая отдельная жизнь. Когда все вообще начинает казаться лишь бредом моей нездоровой фантазии, я закрываюсь в комнате и достаю из-под кровати коробку. Иногда, перебирая коллекцию «На память», чувствую себя одержимым маньяком. Единственное, что до сих пор остаётся не тронутым, так это книга Дэна. Возможно, когда-нибудь я не выдержу и открою ее раньше времени, но пока продолжаю терпеливо ждать. Сегодня снова задерживаюсь дольше обычного, помогая профессору отобрать материал, для его научной работы, и когда подхожу к дому, острые концы небоскребов уже царапают огненный шар. Ещё несколько минут, и Нью-Йорк утонет в теплом оранжевом свете заходящего солнца. В последнее время во мне проснулась любовь к крышам. Я даже специально подыскивала квартиру на последнем этаже, чтобы при желании беспрепятственно наблюдать, как день перетекает в ночь. Захожу в лифт, нажимая на кнопочку с номером двадцать один. Шармы на браслете позвякивают, ударяясь друг об друга. Помимо уже имеющихся с изображением луны и полумесяца, я пополнила набор единорогом, нюхлем, и ещё несколькими другими, так или иначе ассоциирующимися у меня с теми днями. Пока лифт поднимается наверх, роюсь в сумке, пытаясь отыскать маленький ключик, отворяющий замок люка, ведущего на крышу. Аналог такого ключа есть у каждого жильца дома, но пользуюсь им только я. Недавно заставила Билли перетащить на крышу пару старых кресел, оставленных прежними постояльцами квартиры и деревянный сундук прямоугольной формы, теперь использующийся как импровизированный стол и как хранилище для подушек, пледа, книг и другой мелочи, которую мне лень таскать туда сюда. Ключик как всегда оказывается на самом дне. Чтобы добраться до него приходится достать чуть ли не весь завалявшийся в сумке хлам. Наконец-то добравшись до него, начинаю запихивать все обратно, и роняю открытый пенал. Замираю, зажмуриваясь, пока пишущие предметы с треском разлетаются в разные стороны. Да, моя неуклюжесть никуда не исчезла, но теперь я учусь ее принимать. Начинаю лазить по лифту, собирая все ручки, линейки и карандаши, совершенно не обращая внимания на то, что двери с характерным звуком открываются. Только когда последняя стирательная резинка оказывается в руках, боковым зрением замечаю силуэт. Поворачиваю голову, скользя взглядом по человеку снизу вверх, задерживаясь на руках. Точнее на пушистом единороге, которого они держат. Медленно поднимаюсь на ноги, и вместе с этим двери лифта закрываются. Я не сразу нажимаю на кнопку, приводящую механизм в движение, уверенная в том, что от сильной загруженности мой мозг сломался, и теперь пытается сообщить мне об этом с помощью галлюцинаций. Когда двери все же снова открываются, Пути дёргается, вырываясь из рук Ньюта, и несётся ко мне, видимо боясь, что я опять исчезну. Поспешно выхожу на лестничную клетку. Зверек начинает «танцевать» на задних копытцах, присаживаюсь на корточки, чтобы ему было проще: – Хэй, привет, – треплю его по макушке, ещё не до конца понимая, что происходит. Слишком неожиданно. – Как ты меня нашел? – это спрашиваю уже у Ньюта, поднимая голову. Боже, что за тупой вопрос? – Это все он, – парень кивает на Пути, отводя взгляд куда-то в сторону. Мне кажется, что он выглядит как-то…. опечаленно что ли. – Что-то случилось? – Нет. Прищурившись, сверлю Скамандера хмурым взглядом. Я неоднократно в разных интерпретациях представляла нашу встречу, конечно, воспринимая ее как мечту, которой не суждено сбыться, но происходящее сейчас не вписывается не в один из сценариев. – Ладно, – совершенно не представляю, как себя вести. – Пойдем, – не торчать же на лестничной клетке. Поднимаюсь по небольшой лесенке, открывая люк. Пропускаю Пути, сайгаком проносящегося вверх, и сама забираюсь на крышу, замечая, как Ньют выразительно косится на дверь квартиры. Да что с ним такое? Присаживаюсь на одно из кресел, и Пути сразу же запрыгивает ко мне на колени. Парень, осматриваясь, занимает второе. Зверек требует к себе все внимание, постоянно ерзая, тыкаясь носиком и легонько бодаясь. Но, несмотря на то, что отвлекаюсь на него, чувство неловкости и какого-то дискомфорта не проходит. Создаётся впечатление, что Ньют – это человек, с которым по постановлению суда осталось дите, и сейчас он привел ребенка на встречу к более безответственному родителю, терпеливо ожидая, когда пройдет час-свидания, который предоставил мне все тот же суд. – Эм, – пытаюсь выстроить диалог, но Скамандер отвечает сухими односложными предложениями. Тогда начинаю рассказывать о последних событиях из своей жизни, чтобы хоть чем-то заглушить давящую тишину. И парень постепенно оттаивает, особенно сильно, как мне кажется, на моменте, когда жалуюсь, что все же стоило снимать квартиру одной, ибо Кейко – это вечный плюс один в лице практически не на шаг не отходящего от нее Билли. Это как-то странно и не понятно для меня, но все равно выдыхаю, радуясь возвращению прежнего Ньюта, и диалог вроде бы налаживается. Чувствую себя уже более уверенно, спрашивая Скамандера, как ему живётся в новой роли, когда он рассказывает, что выпущенный справочник и вправду возымел успех. – Ох, это просто ужасно, – парень гримасничает, показывая насколько сложно и мучительно ему этот даётся. Я смеюсь. В какой-то момент, когда возбуждённый Пути немного успокаивается, решая изучить крышу, тщательно обнюхивая каждый ее сантиметр, Ньют вспоминает, что у него вообще-то есть с собой один экземпляр. Забираю справочник, рассматриваю, аккуратно касаясь позолоченных букв, которые гармонично дополняет зелёная обложка. «Фантастические твари и где они обитают». Открываю первую страницу, слыша, как хрустит корешок, – один из любимых звуков всех книжных червей. Как раз по мне. Ещё я обожаю запах новых книг, но занюхаю и зачитаю я её позже. Сейчас лишь быстро пролистываю страницы, улыбаясь, когда встречаются картинки уже знакомых мне зверей. – Дай мне пару дней, и я буду разбираться в этих существах не хуже тебя, – Скамандер поднимает ладони, говоря, что не сомневается, а я вспоминаю одну важную деталь. Конечно, как же без этого. Кажется, я буду просто не я, если перестану все усложнять. – Тебе нужно было подарить ее Тине. – С чего бы это? – Ньют сразу же нахохливается, что выглядит очень мило и забавно. – Её вернули в отдел расследований, и она ведёт моё дело, – теперь в голосе различаю не только раздражительность, но и нотки обиды. «И это после того, через что мы прошли», – мысленно договариваю, уверенная в том, что как-то так парень и думает. А ведь в фильме это именно экранизационный Ньют поспособствовал тому, что Голдштейн восстановили. Откладываю справочник на импровизированный стол-сундук, поднимаясь с кресла, и подхожу к краю крыши. Не хочу ошарашивать парня информацией о том, что он должен был привезти свою книгу Тине, потому что именно с этого начинается история, которую они потом будут пересказывать своим детям. Не уверена, что даже при желании, смогла бы произнести это вслух. – Мы опять разрушаем привычный ход вещей, – говорю тихо, но Ньют слышит. Не оборачиваюсь, наблюдая за заходящим солнцем, которое уже ровно на половину ушло в землю, и теперь напоминает ярко-оранжевую апельсиновую дольку. – Мэй, – парень тяжело вздыхает. – Нарушается только моя хронология, – не думаю, что это что-либо меняет. Ньют делает довольно долгую паузу, видимо, давая мне шанс додуматься самой. Но я понятия не имею, до чего именно. – Ты ведь не видела свое будущее, так? – вздрагиваю, оборачиваясь. Я уже и забыла, насколько бесшумно передвигается Скамандер. Кажется, к этому невозможно привыкнуть. Неуверенно киваю, не совсем понимая, к чему клонит Ньют. – Тогда почему ты так уверена, что происходящее сейчас не является правильным ходом вещей для тебя? Смотрю на парня сначала с видом болванчика, в голове которого вместо мыслей ветер гоняет перекати-поля, но потом все начинает проясняться. То, что мне судьбой предначертано переиначить жизнь Ньюта, меняя все верх тормашками, – мне никогда бы и в голову не пришло. Я – это же просто я. У меня своей-то жизнью управлять не особо получается, а о праве вершить чужие судьбы и говорить нечего. Но, черт. До этого все, что когда-либо было сказано Скамандером на мой счёт, оказывалось верным, в ту очередь, как сама я из ряда вон плохо разбираюсь в законах времени. По крайней мере, мне так кажется. А может это просто отговорка. Но как бы там не было, я позволяю себе поверить в правдивость его слов. И это не хило так воодушевляет и поднимает настроение. И нет, я говорю не о внезапно появившейся власти над судьбой Ньюта, а о возложенном на меня доверии. Будь я на его месте, смогла бы собственноручно дать кому-нибудь право распоряжаться своей будущностью? Так сходу ответить на такой вопрос я не могу. – Мэй, – тянет, – не уходи, – видимо, взгляд, как всегда затуманивается, и Скамандеру снова приходится вытаскивать меня из мира мыслей. Впрочем, сейчас даже они не помогают найти подходящее описание тому, что чувствую. Поэтому просто крепко обнимаю парня. Как только его увидела сегодня, сразу появилось желание это сделать, но без подходящего момента, было страшно, и я никак не могла решиться. Шумно вдыхаю его запах, пальцами перебирая волосы на затылке, тем самым обновляя воспоминания, которые за эти пару месяцев успели поблекнуть. Наверное, стискиваю Ньюта слишком сильно, потому что лечурка в его нагрудном кармане начинает бушевать, требуя воздуха. Слегка отстраняюсь, давая существу больше свободного пространства, но руки оставляю в том же положении. – Извини, Пикетт, – с улыбкой наблюдаю за лечуркой, сердито надувающей щеки. Существо всеми силами показывает свое негодование, прищуривается, как бы говоря: «Я за тобой слежу», – и медленно исчезает в кармане. Поднимаю глаза на Ньюта, судорожно выдыхая. При таком освещении он слишком обворожителен. Солнце успело спрятаться полностью, оставляя на темнеющем небе переливы алых, бордовых и жёлтых полос, благодаря которым радужки глаз Скамандера темнеют, приобретая более насыщенный, изумрудный оттенок с золотыми крапинками. Таким же темным золотом оттеняют кончики ресниц, отдельные пряди волос и россыпь веснушек на светлой коже. – Хотел спросить, ты была в Париже? – скорее читаю по губам, чем слышу слова, и разобрать получается всего парочку из них. Те, которые смутно напоминают мне о втором фильме «Тварей». Один раз я уже поступила правильно и смирилась с последствиями этого выбора. То, что Ньют сейчас находится здесь – это только его решение. Уверена, он достаточно умен, чтобы предварительно оценить степень риска, понимая, что теперь ответственность всецело ложится на его плечи, а я обладаю не настолько крепкой силой воли, чтобы во второй раз повторить все ту же глупость. Улыбаясь, кидаю взгляд на его губы и, приподнимаясь на носочки, притягиваю Скамандера к себе. Внутри грохочут взрывающиеся фейерверки.