***
Снова головокружение и тошнота. Крепко держу Пути, прислоняясь спиной к колонне, чтобы удержаться на ногах, но глаза не открываю. Хочу прочувствовать этот момент, запомнить какого это, переживать временные прыжки, какими бы неприятными они для меня не были. Ибо это последнее мое перемещение. Запах пиццы. Знакомая музыка, включенная фоном, гул взрослых и детских голосов, гудение игровых автоматов, грустной мелодией оповещающих о проигрыше и веселой поздравляющих победителей. Выглядываю из-за колонны, рассматривая развлекательный центр, натыкаясь на веселые лица. Как будто и не было тех пяти дней. Становится грустно. Опускаю Пути на пол, говоря, чтобы он подождал меня здесь. Единорожик послушно садится, не переставая вилять хвостиком. Иду до стойки, где продают попкорн и сладкую вату, несколько раз оглядываясь, ведь знаю любовь Пути бегать по пятам. Но из-за колонны он не выходит. Продавец как-то странно на меня косится. Сначала предполагаю, что причиной всему крупный заказ в виде десяти баночек розовой сахарной ваты «Сладкая страна». Но после того как ловлю на себе недоуменные взгляды ещё парочки человек, понимаю, что все дело в моей одежде. С любимой кофтой и рюкзаком, видимо, пришлось попрощаться навсегда, но меня это нисколько не расстраивает, ибо теперь это пальто и шарф я люблю намного больше. «А бонусом ещё и сумка с заклинанием расширения досталась», – подбадриваю себя, пытаясь найти хоть какие-то плюсы, но уже чувствую, что навряд ли справлюсь с унынием. Пора искать номер своего врача и упрашивать, чтобы он выписал мне рецепт на те антидепрессанты, которые помогли мне выкарабкаться из этого состояния в прошлый раз. Хотя сейчас возможно понадобится что-то ещё более сильное. Возвращаюсь к Пути, опускаясь на корточки возле него. Глазки зверька начинают блестеть, когда он видит столько любимого лакомства, которое теперь у меня будет ассоциироваться только с ним. Складываю баночки в два пакета, нацепляя их ручки на винтовой рог Путивова. – Только не ешь все сразу, – треплю создание по пушистой макушке. Он даже на ощупь такой же воздушный и мягкий как сладкая вата. Мне безумно не хочется его отпускать, но фильм закончился, и из кинозала уже начинают выходить первые зрители. – И не убегай больше из чемодана, ладно? – Пути утвердительно фыркает. Поднимаюсь на ноги, делая несколько шагов назад, чтобы у единорога было больше свободного пространства. Зверек начинает мотать головой, под шуршание пакетов, рисуя невидимые иероглифы, и исчезает. Продолжаю стоять, смотря на пустоту. Вот. И. Все. – Ладно, на имя я ещё могу закрыть глаза, – во множестве голосов слух выцепляет один знакомый. Кейко всегда говорит с особенной интонацией, которую невозможно перепутать и по которой я ужасно соскучилась. Появляется сильное желание обнять ее и рассказать обо всем, что со мной случилось, но удерживаю себя, только немного высовываясь из-за колонны. Не стоит шокировать ту другую меня встречей со своим двойником. – Но как ты объяснишь такое сильное сходство с тобой? Это очень подозрительно, – девушка кидает на меня, точнее на другую меня, прищуренный взгляд, но ответную реплику я уже не слышу. Слишком далеко. Переминаюсь с ноги на ногу дожидаясь нужного момента. Мне казалось, что тогда я сразу же вернулась в кинозал, но сейчас такое чувство, будто это вообще никогда не случится. Сгораю от любопытства, к которому примешивается волнение, ибо я не уверена, что правильно поняла слова Кейко. Но если все же правильно – то, как на это реагировать? Закусываю губу, стреляя в другую себя уже раздраженными взглядами. И почему я такая капуша? Чтобы хоть как-то занять себя, начинаю рассматривать расписание сеансов. Следующий показ «Тварей» начнется через двадцать пять минут, и я понимаю, что обязана на него попасть. Другая я наконец-то идёт к кинозалу. Провожаю ее взглядам, чувствуя, как в груди начинает шевелиться червяк зависти. Ведь впереди её ждут самые шикарные пять дней во всей жизни. Куча косяков и неловких моментов. Множество удивительных созданий и потрясений. Это вообще возможно? Настолько завидовать самой себе? – Давай же, – шепчу одними губами, потому что если та я сейчас не зайдет в этот чертов кинозал, то не удержусь, вырублю её и займу её место. Словно чувствуя мои мысли, другая я оборачивается, заставляя встрепенуться и снова спрятаться за колонну. Вроде бы я осталась незамеченной, ибо тяжёлая дверь наконец-то хлопает. Сразу же срываюсь с места, направляясь к Кейко. Вот она, ещё одна петля времени, которую я разрываю. – Ну что, нашла? – девушка оборачивается, попутно отправляя кусочек сладкой ваты в рот, и так и остаётся в таком положении. Лишь вздергивает брови, удивлённо таращась на меня: – Когда ты успела ограбить гримёрку старого театра? – пожимаю плечами, как бы говоря: «Это же я», – и Кейко вполне хватает такого объяснения. Именно поэтому нам удается сохранять крепкую дружбу на протяжении стольких лет. Как бы она не закатывала глаза, её не пугают мои странности. Точнее, ей нет дело до того, что подумают о ней другие, увидев, с кем она общается. А мою неуклюжесть Кейко считает забавной. И завершающей вишенкой на торте становится то, что она ко всему и всегда относится просто, тем самым являясь моей полной противоположностью. Так что, можно сказать, мы дополняем друг друга. Я определенно рада ее видеть. – Слушай, – тяну, пытаясь придумать отмазку получше, ибо желание ещё раз посмотреть фильм, который только что видела, – странно даже для меня. – Мама прислала целый список покупок, так что я, кажется, тут застряла. Кейко охотно изъявляет желание составить мне компанию, но я напоминаю, что скоро должен приехать Билли, а ждать он не любит. Очень сильно не любит. Девушка нехотя соглашается, но только когда я третий раз повторяю, что не против пройтись по магазинам одна. Дожидаюсь, пока она уйдет, и сразу же бегу к кассам. И знаете, мне несказанно везёт. Чтобы попасть на показ фильма, имеющего такую армию поклонников, в день премьеры, нужно за несколько недель бронировать билеты. Но на ближайший сеанс каким-то магическим образом оказывается одно единственное свободное место. Осталось подождать всего лишь десять минут.Глава 16.
15 ноября 2018 г. в 07:45
Черновой вариант справочника написан, все сбежавшие из чемодана существа пойманы, а главная цель, с которой Ньют прибыл в Соединенные Штаты – отпустить на свободу Френка, – пусть с небольшими погрешностями, но все же достигнута. Теперь Ньют собирается возвращаться домой. Ближайший корабль до Лондона отчаливает завтра в шесть часов утра, а до того, мы коротаем время в квартире сестер Голдштейн. До сих пор не могу понять, как это вышло.
Уже ближе к ночи я выскальзываю из квартиры, не способная больше выносить тишину в которой всегда лучезарная Куинни сидит на кухне с прекрасно-опечаленным лицом, погруженная в свои мысли, а Ньют с Тиной, изредка перебрасываются короткими фразами, источая друг к другу, уже не такую явную, но все ещё неприязнь. Меня это беспокоит, но вмешиваться в попытках «свести» их я не собираюсь.
До навыков Скамандера мне конечно далеко, но я всё равно пытаюсь быть тихой как мышь, дабы не волновать миссис Эспозито, пока пробираюсь на последний этаж в надежде, что выход на крышу окажется открытым. И на удивление мне везет.
Тучи уже рассеялись, но солнце так и не появилось, уступая свой пост луне. Ливень, вызванный птицей-гром, получился довольно протяжной и сильный, и сейчас все улицы блестят от луж. Воздух уже приобретает сухость, предвещая мороз, и если вдруг ночью он стукнет слишком сильно, то на утро можно будет убиться из-за кошмарного гололеда. На крыше тоже есть небольшие лужицы, которые я аккуратно перешагиваю, проходя к краю. Немного перевешиваюсь за перила, пытаясь рассмотреть, что там происходит внизу. Меня встречает водяное зеркало, отражающее перевёрнутые дома, почти все окна которых освещаются теплым светом люстр. Сразу веет уютом, о котором я, стоящая здесь, на крыше и подставляющая свое тело буйному холодному ветру, могу только мечтать.
Выпрямляюсь, поднимая голову, и рассматриваю тусклое холодное мерцание звёзд, то тут, то там выглядывающих между быстро летящими облаками. Сейчас я ближе к ним, чем к той семейной атмосфере, которая царит в каждом горящем жёлтым глазе домов. Неужели я совсем не скучаю по прежней жизни? Задумываюсь: действительно ли я могу бросить все и отправиться в нескончаемые путешествия? – и с ужасом понимаю, что да, могу. Раньше дом вызывал во мне намного больше привязанности. Я ведь практически не выходила из него. Что поменялось? Нет, я не могу так сильно и быстро измениться.
Роюсь в сумке, достаю телефон и включаю его, проверяя индикатор зарядки. Увеличился на три процента. Помню, что отключала его в надежде, что удастся сфотографировать себе на память хоть что-то, помимо мордочки эрклинга. Но в итоге использую его как мотивацию вернуться домой. Открываю галерею, подолгу рассматривая каждое фото, на котором помимо меня запечатлен хоть кто-нибудь ещё. В основном, конечно же, это мама или Кейко. Я останавливаюсь на фотографии, сделанной в момент вручения диплома, когда появляется Ньют:
– Как думаешь, подкинуть Якобу скорлупки от яиц окками для залога по кредиту на булочную – хорошая идея? – он подходит, вставая по правую сторону от меня, уперевшись локтями в перила. Не могу сдержать улыбку, вспоминая, как экранизационный Ньют подменивал чемодан Ковальски. – Во имя Мерлина, ты и это знаешь? – наигранно негодует парень. Пожимаю плечами, как бы говоря: «Что поделать». – Все чаще у меня возникает такое чувство, будто ты знаешь меня лучше, чем я сам. А я вот о тебе совершенно ничего не знаю.
– Да там и знать-то особо нечего, – отмахиваюсь. Моя жизнь совершенно не интересна и начни я рассказывать, то получилась бы самая скучная биография в мире. Ни увлечений, ни хобби. Только дом, учеба, книги и сериалы. Все и без того скудно, а по сравнению с историей Ньюта так вообще полный провал.
– Я так не думаю. Ты закончила обучение? – кивает на фотографию на экране телефона, задавая вопрос раньше, чем я успеваю высказать возражения по поводу первой реплики. Опускаю голову, ещё раз пробегаюсь взглядом по снимку:
– Да, теперь я квалифицированный адвокат, – фыркаю, еле удерживаясь, чтобы не показать истинного презрения к этой профессии. Что может быть хуже, чем защищать и пытаться оправдать человека, заслуживающего наказание? Да, есть дела, когда обвинению подвергается человек, на самом деле не совершавший преступления. Но, как показывает статистика и слова преподавателей, именно такие дела зачастую бывают проигрышными. Потому что подставлять друг друга люди умеют очень даже хорошо. И тогда у меня находится ответ на первый вопрос. Вот что может быть хуже: проиграть дело, и стать причиной того, что невиновный расплачивается за чужие грехи и твой непрофессионализм. – Мама просто счастлива.
– А ты, похоже, не очень? – меня не часто спрашивают об этом, а даже если и спрашивают, то чисто из вежливости, а не из истинного любопытства. Но Скамандеру, вроде бы, действительно интересно, поэтому выговариваюсь, давая весьма развернутый ответ, в ходе которого объясняю, что на самом деле я всегда хотела изучать психологию. – Что помешало? – Ньют немного наклоняет голову на бок, но при этом остаётся сосредоточенным и серьезным. Ненавязчивые вопросы, казалось бы, сами собой вытекающие из моих слов, но они слишком точны и затрагивают как раз те аспекты моей жизни, которые имеют для меня большее значение, чем другие.
– Не знаю, – тушуюсь, начиная рассматривать крыши домов. Я ещё к вниманию-то не успела привыкнуть, а к такой заинтересованности в моей персоне и мнению так подавно. Особенно в диалоговой форме. Для меня это сложновато. Машинально начинаю терзать нитку на рукаве пальто, пытаясь хоть немного себя отвлечь. Боже, даже обычный разговор осилить не могу. – Отсутствие поддержки, наверное, – наконец-то нахожу объяснение. Может быть Скамандер и считает, что не понимает людей, но определенно их чувствует. Он сразу же просекает, что развитие разговора в данном направлении мне не приятно, и довольно быстро меняет тему:
– А это что?
– Беспроводной телефон, – кручу мобильник в руках, думая, как лучше объяснить. – В этом времени уже есть телефоны или?.. Вы вообще ими пользуетесь? То есть, я не уверена, что даже в моем времени вы используете технику не-магов, – Ньют утвердительно кивает, но понять, на что именно из всего, что я наговорила, он ответил - не получается. Поэтому продолжаю уже с слегка хмурым взглядом:
– В общем, основная функция – средство связи, но сюда напихали ещё много всего. Видеокамеру, например. У нас-то, маглов, – на этом слове Ньют хмыкает, слегка качая головой, как бы поражаясь, насколько сильно я разделяю магическую и не магическую часть населения, значительно возвышая первую. Я старательно делаю вид, что не заметила этого, – нет тех же самых колдографий, например. Так что приходится придумывать что-то другое. Только благодаря этому технический прогресс и растет, – ещё хочу добавить, но не добавляю: «в отличие от вас», – ибо, судя по книгам и фильмам о Гарри Поттере, сложно сказать, что у них вообще есть какие-то технологии. Все скорее по старинке.
– Скажешь что-нибудь для потомков? – включаю запись и направляю камеру на Ньюта. – Эта видео пройдет сквозь века, – «века» – звучит как-то уж сильно громко и не уместно. Но я быстро делаю наипростейшие подсчёты, намереваясь выяснить, насколько сильно ошиблась, неожиданно понимая, что я действительно из другого века. Века! Даже страшно становится. Раньше я об этом не задумывалась.
– Не думаю, что в следующих веках кто-то будет интересоваться моей персоной, – перед камерой Скамандер явно чувствует себя не комфортно. Еле заметно, но все же напрягается, опускает голову, прячась за челкой и старательно отводит глаза от объектива, как будто у того есть свой собственный «живой» взгляд. Когда ты постоянно находишься рядом с человеком, как ни старайся, а всех изменений заметить не удастся. И только сейчас, видя как парень перевоплощается в того Ньюта, который сбил меня с ног в первый день моего пребывания в прошлом, я понимаю насколько он стал открытен и раскрепощен со мной. Это не может не вызвать улыбку.
– Шутишь? Ты же напишешь лучший справочник по магическим существам! Поверь, твоей персоной ещё как будут интересоваться.
– К такому я точно не готов, – а я, считая, что ничего сильно не меняется, и забыла, насколько застенчивым он может быть. – Можно как-нибудь обойтись без речи? – почти умоляющий голос, над которым сжаливается даже телефон. На экране появляется сообщение, что заряд почти на нуле, и запись останавливается автоматически. Сколько раз я буду пересматривать ее дома?
– Без речи? – пожимаю плечами. – Тогда сэлфи, – последний элемент, который завершит мою коллекцию «На память». Хотя я не уверена, что стоит хранить все это. Воспоминания способны приносить больше боли, чем можно подумать. – Это вид фото, – отвечаю на вопросительный взгляд, вставая рядом со Скамандером, и делаю снимок на вытянутой руке, совершенно забывая про рукав.
Я постоянно держу это в голове вот уже на протяжении многих лет. Даже когда Ньют надевал мне на руку браслет, я следила, чтобы ткань не задралась слишком сильно. И вот, первый и единственный раз я по какой-то непонятной причине забываю о контроле и, как по закону чертова ткань съезжает с запястья. За такое долгое время кожа рук отвыкла от воздействия внешних факторов, таких, например, как ветер. Поэтому холод ощущается в несколько раз сильней, и только потом я понимаю, в чём причина.
Резко опускаю руку, засовывая телефон в карман и отворачиваюсь, отходя от парня. И снова здравствуй момент, когда мне хочется провалиться. А я уже было начала скучать.
– Знаешь, мне не так давно одну умную фразу сказали, я даже дословно запомнил: «Шрамы доказывают то, что твоя сила была проверена, и стыдиться их не стоит», – Закрываю глаза, шумно выдыхая. Ладно, может быть, я ошиблась, и Скамандер не чувствует людей. Потому что сейчас я бы предпочла остаться одной, но он мало того, что не уходит, так ещё и напоминает о своем присутствии. – Не помнишь, кто это говорил?
– А я от своих слов и не отказываюсь, – фыркаю, совершенно не разделяя его «шутливости». – Но это относится к тебе, я – совсем другой случай, – раз забиться куда-нибудь глубоко в себя, что является моей первой защитной реакцией, Ньют сделать не позволяет, остаётся второй способ – грубость. Она ведь призвана отталкивать людей, верно? Смешно, но это самый грубый ответ, на который я способна. Но не сдаюсь, вкладывая в него тяжелую интонацию. Впрочем, это совершенно не помогает. Спиной чувствую взгляд парня, и даже не понимая, чего конкретно он ждёт, сдаюсь. Совершенно не могу противостоять давлению со стороны. Супер.
– Твои шрамы нанесли звери, а эти я оставила сама, – решаю, что ждут от меня разъяснений сказанного, поэтому переступаю себя, начиная разжевывать. Что угодно, лишь бы поскорее это закончить. – Так что, можно сказать, проверку я завалила, – усмехаюсь, разворачиваясь к Скамандеру лицом. – Как видишь, гордиться нечем. И я не хочу обсуждать это. Никто не объявлял сегодняшний вечер вечером откровений.
– Можем объявить ночь откровений, – Ньют задирает голову и изучает небо, словно пытаясь найти подтверждение какой-то своей догадке:
– Она как раз началась.
– Ты-то про свои не сильно рассказывал, – ещё один выпад. Игра на слабо, и я уверена, что парень не примет вызов. Лучше бы я этого не делала.
– Это – Ньют расстегивает рубашку, показывая уже знакомый мне ожог на груди, – досталось мне от украинской сталебрюхи ещё на войне, когда я работал с драконами, Восточный фронт. Этот, – наклоняет шею, позволяя разглядеть шрам на ключице, – оставила Химера. Поймать ее было довольно сложно, – потом парень рассказывает ещё несколько историй про отметины на своем теле, и в любой другой ситуации я бы слушала с открытым ртом, боясь пропустить и слова, радуясь такой открытости. Но сейчас единственное, чего мне хочется, так это зажать уши руками и как маленький ребенок кричать «Я ничего не слышу!», потому что другого способа избежать своей очереди я не вижу. Хотела знать какие-нибудь мелкие детали на подобии любви к какао с корицей, вот, пожалуйста. Получай, только не забудь заплатить. Так расплачиваться я не была готова. Но сама же и загнала себя в ловушку. Шрамов у Ньюта много, но сейчас мне кажется, что заканчиваются они слишком быстро.
– Ладно, – выдыхаю, принимая поражение, когда наступает моя очередь. Для того чтобы придумать план отступления времени мне не хватило. – Я жила в приюте и знаешь, дети бывают весьма жестоки. Это особенно чувствуется, когда ты козел отпущения, – стреляю в Скамандера быстрым взглядом, надеясь, что слова звучат не особо интересно и мне удастся подловить его на невнимательности или незаинтересованности, но натыкаюсь только на понимание. Что ж, видимо в такие моменты мой мозг абсолютно отключается, ибо я совершенно забыла, что Ньюту тоже доставалось в детстве. – Это казалось неплохим и лёгким выходом. До сих пор удивляюсь, как после такого меня удочерили, хотя было очень много нормальных кандидатов, – пытаюсь выложить всю суть в паре предложений, и надеюсь, что больше объяснений не потребуется.
– Поэтому тебе так важно угождать матери? – вопрос, но звучит он скорее как утверждение, произнесенное тоном, говорящим: «Это многое объясняет». Не знаю, что там понимает Ньют, не хочу даже думать об этом. – Стараешься ее не разочаровать.
– А разве не должна? – это для меня как само собой разумеется. «Ведите себя хорошо, старайтесь быть лучшими, иначе вас вернут обратно, как возвращают дефектный товар в магазин». Истина и конкретная инструкция, которую я даже не смею опровергать или подвергать сомнениям. Кажется от моей настолько сильной уверенности в том, что Скамандер не прав, он немного теряется.
– Просто я хочу сказать, что раз она выбрала именно тебя, то на это были причины. Не думаю, что стоит что-то доказывать.
Ничего не отвечаю. Конечно, слова парня не лишены смысла и, скорее всего, являются более верными, но одного понимания этого мало, чтобы отказаться от того, что вбивали в твою впечатлительную голову многие годы. И даже сейчас, когда я уже достигла возраста, позволяющего отправиться в свободное плавание по волнам независимости, детский страх показаться настолько ущербной, что от тебя отказываются, возвращают в «магазин», забывают и находят кого-то без хотя бы внешних поломок, – остаётся.
Холодает. Смотрю на бегущую внизу дорогу, по которой проезжает одинокая машина, заставляя водную гладь пойти кругами. Наблюдаю, как размывается идеальные отражения домов, искажая и уродуя ещё светящиеся уютом окна. Во многих квартирах свет уже погас, и теперь звёзды кажутся чуть более яркими. Вот бы во всем Нью-Йорке вырубилось электричество. Небо тогда было бы просто прекрасно.
– Знаешь, на метки, оставленные магическими существами, заклинания не действуют, но тебе я помочь могу.
– Конечно, магия, – усмехаюсь. – Все так просто, да? Всего-то и надо взмахнуть палочкой, – откуда-то появляется злость, которую не получается сдержать. Словно на меня нацепляют очки, через стекла которых все происходящее начинает восприниматься совершенно под другим углом. – А ведь это как раз из-за чертовой магии, – как будто, все случившиеся со мной чья-то злорадная насмешка. Хочется высказаться, но как предъявить претензии к кому-то, кого на самом деле не существует? Поэтому под раздачу попадает Ньют, сейчас для меня олицетворяющий и вбирающий в себя очертания образа этого «кого-то»:
– Почему именно я нашла Путивова? Почему он перенес меня именно в это время? Почему вообще появился в том кинотеатре? И самое главное: почему именно сейчас? – не смотрю на Скамандера. Я устала думать о ходе времени, о том, как все взаимосвязано. Прошлое, настоящее и будущее слишком зависят друг от друга, и я уже давно запуталась в этих переплетениях. То, что попав в прошлое, я непроизвольно меняю ход вещей, это ясно. Но должно ли было так случиться? Ведь даже книга, оставленная мной самой себе же подтверждает это. Но тогда получается, что и изменить будущее своим появлением в прошлом – мне суждено. Разве нет? Это чертовски сложно, поэтому я не жду, что Ньют ответит хотя бы на один мой вопрос, продолжая:
– Это было нужно мне раньше, не сейчас. Я ведь только смирилась с тем, что все, чтобы не происходило в мире, имеет под собой сугубо научные обоснования. Начала свыкаться с этой мыслью, и… теперь все начинается по-новой, – замолкаю, не зная, как лучше донести это до парня. Такое тоже довольно сложно понять, если это происходит не с тобой.
– Может быть, все потому, что где-то ты свернула не туда, и твоя настоящая жизнь должна быть совсем другой, – я слишком занята собой, поэтому совершенно не вникаю в окрас голоса, не ищу скрытый смысл, да и вообще стараюсь хоть как-то оградиться. Из-за этого все начинает походить на дешевую мелодраму с огромным количеством, казалось бы, мотивирующих и глубоких фраз, на деле оказывающихся ничего не значащими пустышками. Скорее всего, это мне просто кажется, но все равно фыркаю:
– Ещё скажи, что все случившиеся должно направить меня на путь истинный.
– Почему бы и нет? Просто попробуй. Например, начни заниматься любимым делом, – первый раз за все время смотрю на Ньюта. Он вообще слышал, что я только что говорила? Для кого я тут распиналась и рассказывала, например, что никто не воспринимал мою тягу к психологии всерьез? – Посмотри на меня. Слыша, что я пишу книгу об опасных существах, все спрашивают одно и то же: «Справочник по уничтожению?» – а когда узнают, что нет, смотрят как на сумасшедшего. Но я просто не обращаю на них внимание и, если верить твоим «пророчествам», правильно делаю, – интересно, это мой взгляд был настолько выразительным, или правильная его трактовка – это заслуга Ньюта?
В любом случае, я не отвечаю. Возразить мне просто нечего. Разве только то, что я не настолько сильная и привыкла слишком быстро сдаваться. Сейчас я тоже в очередной раз сдаюсь. Нет особого смысла отстаивать свою точку зрения, ибо всегда это приводит к одному и тому же результату: «Ты не права, Мэй».
Пытаться понять других гораздо проще, чем позволить кому-то понять тебя. Чувство уязвленности угнетает. Я слишком привыкла быть едва заметной тенью, не привлекающей особого внимания. Такой, что никому даже в голову не приходило начинать проводить «раскопки», вытаскивая всех скелетов. Мне нравилось держать их в тайном шкафу, ключ от которого был только у меня одной. Теперь же появился дубликат, и я понятия не имею, как им будут распоряжаться.
Но меня ведь ничего не держит, верно? В любой момент я спокойно могла уйти и знала это с самого начала. Но почему-то я всё ещё остаюсь здесь. Неплохая ночь откровений. Вот только кому из нас она больше нужна?
– Я всегда думала, что если узнаю про существование магии, будет как-то легче. Но, – запинаюсь, вовремя исправляя «стало только хуже», на:
– Но сути это не меняет, сама-то я как была, так и остаюсь всего лишь маглом.
– Обычные люди тоже способны на сотворения чуда, – пускаю в Ньюта волну скептицизма. Подбадривание это конечно хорошо, но они должны хоть немного походить на правду.
– Возьми, – Скамандер отдает мне свою волшебную палочку, обходит, становясь позади, и выстраивает мою руку по нужной траектории, показывая как правильно делать взмах, чтобы заклинание сработало. У меня возникает резкое чувство дежавю, только тогда вместо палочки, я держала Пути. – Представь что-нибудь, – без особого энтузиазма спрашиваю что именно, больше из-за того, что не хочу, чтобы Ньют отходил. – Все, что захочешь.
Тяжело выдыхаю, пытаясь что-нибудь придумать, но в голову как назло ничего не лезет, поэтому сосредотачиваюсь на ощущениях. Думаю, такие чувства обычно описывают уже заезженным выражением: «Как бабочки в животе». Но это нечто более яркое, чем раскрас на их крыльях и громкое, чем порхание. То, у чего не было времени на прохождение долгой метаморфозы, постепенно вылупляясь из кокона, а то, что появилось слишком внезапно и неожиданно. И всем будет проще, если все так же быстро утихнет, исчезнет, словно не было вовсе. Как фейерверк. Мне кажется это самое подходящее сравнение.
Поднимаю руку вверх. Вздрагиваю, чувствуя, как по ней пробегает что-то, по ощущениям похожее на лёгкий разряд тока, переходя на палочку, и в небо подряд друг за другом летят несколько огонечков, с грохотанием рассыпающихся на сотни маленьких разноцветных искр. Восторженно любуюсь сверкающим небом, а потом поворачиваю голову, смотря на Ньюта, все ещё стоящего у меня за спиной.
– Что? Мысли читать я не умею. Это сделала ты сама, – слишком близко. Намерение узнать, в чем заключается этот трюк, исчезает мгновенно. Задерживаю дыхание. Скамандер кидает взгляд на мои губы, поддаваясь вперёд, и в этот момент я ненавижу себя, потому что не перестаю беспокоиться о возможных последствиях моего вмешательства. Не могу послать все куда подальше и поставить свои желания на первое место.
– Уже поздно, – отворачиваюсь, отстраняясь. Да, я полная дура. Отдаю палочку. Парень забирает ее, смотря куда-то вниз, отгораживаясь челкой. Это как раз тот поступок, о котором я теперь буду жалеть до конца своих дней, не переставая рассуждать, что было бы, поведи я себя иначе. И снова сама же в этом виновата. – Нужно ложиться, – поджимаю губы, пробираясь к выходу с крыши. – Твой корабль отчаливает в настоящую рань, – добавляю, пытаясь хоть как-то оправдаться, но даже здесь допускаю ошибку:
– Мой? – Ньют поднимает голову. Понимаю, какой конкретно вопрос он завуалировал под этим словом, но отвечать мне совсем не хочется. Потому что да, я не поплыву с ним. Но мне ещё сложно произнести это вслух даже наедине с собой.
– Вот вы где, – первый раз я так рада видеть Тину, а точнее ее выглядывающую из люка голову. – Мы вас уже потеряли, – девушка забирается на крышу полностью, и только тогда спохватывается, спрашивая не помешала ли она. Меня совершенно не удивляет и совершенно не злит ее бестактность. Раз уж сегодня ночь откровений, то пора признать и самой себе: Тина совершенно не плохой, а даже достойный человек. А все мое отношение к ней продиктовано банальной ревностью.
– Нет, я уже ухожу, – отвечаю, потому что Скамандер этого не делает, и я не уверена, что вообще собирался. – Спокойной ночи, Ньют, – улыбнувшись, поворачиваюсь к нему всего на секунду, а потом быстро спускаюсь с крыши, возвращаясь в квартиру.