Презумпция невиновности

Сердобольные приятели из департамента полиции повторяют как заведённые: "не копай под него, Хейли, ничем хорошим это не кончится; ты всё равно ничего не докажешь, Хейес, так что брось это дело, пока не поздно; у него всё куплено и схвачено, даже если и надыбаешь чего - бестолку". Окружной прокурор грозится отправить в бессрочный отпуск, если она будет продолжать в том же духе. Его терпение на исходе: сегодня он в который раз на повышенных тонах отчитывает подчинённую за то, что гора на её рабочем столе растёт в геометрической прогрессии, пока Хейес с завидным упорством гоняется за собственным хвостом. Она обещает разобраться с делами, прокурор же в ответ клянётся оставить без работы, а без неё ей никак. Коллеги крутят пальцем у виска, тут же пряча головы в шелестящих кипах бумаг, и всячески избегают любых контактов со следователем-суицидником, иначе не назовёшь. Даже те, кто называл себя громким словом "друг", перестали регулярно приглашать на пятничные кутежи, и, увы, вовсе не из-за её чрезмерной занятости. Оно и понятно - желания расстаться поскорее с жизнью не возникает ни у кого из её окружения. Хотя, пожалуй, один такой же ненормальный имеется, но вот тут уже она в сердцах говорит ему: "Тобиас, мать твою за ногу, держись подальше от этого дерьма! Начни уже думать о жене, а не о работе!" Но молодой и упрямый сержант полиции не слушает, с усердием продолжая подкидывать ей любую добытую информацию. Хейли скрипит зубами и бесится, но принимает любую помощь и роет, роет. Давно хочется на всё плюнуть и опустить руки. Мысль, что дело безнадёжно провальное, намертво въедается в мозг, мешая думать. Морозная ночь скребётся в заиндевелые окна, расползается по стёклам белёсым налётом, нагнетая тоску. Хейли поднимается со стула, неосторожно задевает бедром край папки с бумагами, безразлично глядя, как листы веером рассыпаются по полу. Из груди вырывается разочарованный вздох, она машет рукой - ползать на карачках сейчас совсем нет ни сил, ни желания. У кого как, а конкретно её организм состоит на семьдесят процентов из кофеина, а вовсе не из воды, как все считают. Она сетует на нерадивого снаркоманившегося братца, пока сама методично закидывается новой порцией успокоительных, запивая двойным эспрессо, что в общей сложности не даёт желаемого эффекта - руки продолжают трястись, а липкое беспокойство не оставляет ни на минуту. Вообще, осознание того, что теперь её держит на мушке самый опасный человек в городе, не способствует нормальной работе нервной системы. Пёстрая реклама чудо-таблеток всё врет. В тысячный раз за вечер она на автомате бредёт к двери и проверяет заперта ли, удостоверяется в наличии полного магазина патронов и старается держаться подальше от окон. Верная спутница паранойя ласково так, почти любовно нашептывает: "это не поможет, он от тебя мокрого места не оставит". Каждый шорох вызывает нервную дрожь, а рука машинально тянется к оружию. Хейли искренне недоумевает, почему до сих пор жива. Она не сомневалась, что он останется её самым страшным кошмаром, даже после того, как окажется за решёткой. Если окажется. Тогда Хейес даже не допускала мысли о том, что дело, на которое были потрачены нечеловеческие усилия, провалится с оглушительным треском. Она не подозревала, что её единственный козырь, то немногое, что удалось нарыть, сыграет против неё. Теперь-то она не сомневается, что колючий, пронизывающий до костей взгляд, видит её бренную тушку сквозь стены, слои одежды, рентгеном просвечивает кожу и мышечные ткани. Она не перестаёт удивляться, как ему удалось провернуть все так ловко и выйти сухим из воды. Он опять оказался не при деле. Как будто за порогом самого элитного в Чикаго гадюшника не прячутся злодеяния, надёжно скрытые в пелене пьяных угаров и сигаретного дыма. Наряд полиции основательно подготовился к аресту, все серьёзно рассчитывали на сопротивление, в то время как мужчина обескуражил всех, молча докурив и позволив надеть на себя наручники. Тогда она думала, что подонку не отвертеться. Теперь стало ясно - он даже не сомневался в своей победе. Он молчал и в комнате для допросов, пока Хейес, покрываясь липким потом, задавала свои вопросы. Просто дырявил стальным взглядом. Таким, от которого у нормальных людей дрожат колени и холодеют внутренности. Таким, которого старательно избегают, рассматривая что угодно, лишь бы ненароком не столкнуться глаза-в-глаза. Ей было особенно не по себе, ведь неспроста говорят: меньше знаешь - крепче спишь. А Хейес знала о нём и его предпочтениях достаточно, чтобы едва скрывать презрение и ужас, глядя ему в глаза. Следователь вам не друг, а враг, который все же должен умело расположить к себе. Сорок минут она старательно выводила его на контакт и из себя. Эти минуты стоили Хейес минимум нескольких лет жизни и пары седых волосков. Только абсолютная уверенность в том, что после завтрашнего судебного разбирательства ублюдок не увидит ничего, кроме неба в клетку, придавала сил и уверенности, чтобы не сдаться. Даже за эти дьявольские глаза его стоило засадить! Иметь такие, совершенно точно - преступление. "Надеюсь, ты меня удивишь", - короткая фраза, полная жёлчного презрения - всё, что Хейес услышала, прежде чем дверь комнаты захлопнулась за спинами уводящих его полицейских. В зале суда, во время обвинительной речи, она чувствовала на себе этот уже знакомый взгляд, расплавленный свинец в венах, обещающий мучительную, но очень скорую смерть. Опытный адвокат разгромил её, поставив на шахматную доску ещё одну фигуру, которая была пешкой в глазах Хейес. Пешка неожиданно выбивается в дамки, защищая короля. Ею оказывается гендиректор огромной корпорации - Джанин Меттьюс. Хейес едва сдерживается, чтобы нервно не заржать прямо на заседании: кто бы мог подумать, что белобрысая не просто окажется в списке его сексуальных похождений, но и рискнёт статусом ради без пяти минут уголовника. Должно быть он хорошо её трахает, потому что никакими деньгами Меттьюс не удивишь. Для короля звучит оправдательный приговор; небо в клетку будут лицезреть несколько его шестёрок, признавших вину почти добровольно. Такая вот рокировочка получилась. Заключённые не успели вкусить всех прелестей тюремной жизни, отправившись в морг на следующий же день. Сомнений в том, чьих рук это дело (фигурально, конечно), у Хейес не возникло. Он сам руки почём зря не пачкает. "Все когда-нибудь ошибаются," - сочувственно жмёт плечами судья Кан, когда она дрожащими от волнения пальцами выуживает из любезно протянутой пачки сигарету. "Не прикидывайся дурачком, Джек. Можешь сколько угодно делать вид, что он ни сном ни духом о торговле наркотой, подпольных боях без правил и выпотрошеных его руками шлюх. Ебучий криминалитет под вашими носами окупается хоть? Решили поиграть в мафию? Просто ради интереса, сколько он вам забашлял? Ничего, я прикрою лавочку, уж поверь." - слова вертятся на языке, но она лишь молча впускает в лёгкие никотин, кивая Кану на прощание и стремительно сбегает вниз по ступенькам. Неудача прицельно бьет по самолюбию. Что ж, всё бывает впервые. Радует только, что для обжалования времени ещё полно. Пятые сутки с перерывом на паручасовой тревожный сон плохо сказываются на плодотворности работы. Но остановиться она не может, по кругу просматривая и сопоставляя всевозможные факты, начиная с сегодняшнего дня и заканчивая юными годами своего оппонента. У него врагов - тьма, пальцев не хватило бы сосчитать. Только он пересчитывает их сам, с завидной скрупулезностью заносит в личный список проштрафившихся, из которого методично вычеркивает всех по очереди. Она в списке, несомненно, еще и жирно обведена красным маркером, чтобы в глаза бросалось. Видимо, до неё ещё не дошла очередь. Пятые сутки она клюёт носом в клавиатуру ноутбука, согнувшись в три погибели и вырубаясь прямо за столом. У неё нет ничего кроме этой работы и приобретённого в результате вечных стрессов букета неврологических заболеваний. Взять и разом всё бросить не позволяет обострённое чувство справедливости, желание докопаться до истины куда сильнее инстинкта самосохранения и жажды наживы. И она продолжит не спать ночами, жить в вечном страхе, но не прекратит копать. Это становится своего рода наркотиком, зависимостью, от которой ни одна реабилитационная программа не спасёт. Пугающая мысль, что она пойдёт на всё, чтобы засадить ублюдка, зреет в груди червоточиной. Гнаться за приличным заработком всё же приходится - лечение брата в частной наркологической клинике ощутимо бьет по кошельку; большая часть её немалого жалования уходит на счёт больницы. С утра пораньше она тащит ему фрукты и цветные пряники в нарядном пакете, предрождественская суета в самом разгаре. Уже в привычку с порога натягивать ободряющую улыбку и клятвенно обещать, что всё будет хорошо. Привычно трепать брата по чернявой макушке, привычно чмокать в щёку на прощание, в ответ получая от Питера такое же привычное сухое: "пока". Она знает, что ему там не нравится, но позволить родному человеку катиться вниз по наклонной, набирая обороты, она не может. Совесть ведь загрызёт, чёрт её дери. Мобильный, успешно забытый на подлокотнике взятого в кредит Фольксвагена, показывает одиннадцать пропущенных. - Где ты лазишь?! Я уже собирался тебя разыскивать! - раздаётся из динамика вместо приветствия. - И тебе доброго утра, Фор. Чего надо? - Я узнал, что Меттьюс прилетает сегодня. К обеду должна быть в офисе. Могу допросить её, если ты вдруг будешь занята, - Тобиас несколько ненавязчиво намекает на своё желание поучаствовать. - Сама справлюсь, - отрезает она, нажимая отбой. Ради такого она и конец света пропустит. Меттьюс смылась по особо важным делам в Лондон сразу после судебного заседания. Пять гребанных дней Хейли ждала встречи с ней, хоть и не надеялась особо узнать что-нибудь существенное. Но что-то - лучше, чем совсем ничего. Ровно после обеденного перерыва Хейес мчится в одно из самых высоких зданий Чикаго. Внутри, за огромными стеклянными дверьми, располагается мокрый сон перфекциониста. Стоя на ресепшене, пока миловидная девушка задает стандартные вопросы о цели визита и бойко стучит по клавиатуре, Хейли в открытую щёлкает клювом, пялясь вокруг как деревенщина, рассматривая обстановку и идеальных, как под копирку скроенных, работников компании. Среди отутюженных синих костюмов и холёных, будто сошедших с обложек журналов лиц, она чувствует себя попрошайкой с улицы, в потертых черных джинсах и с мятой от недосыпа мордой. Зато синяки под глазами отлично вписываются в общую цветовую гамму. - Вам на девяносто девятый этаж, - елейным голоском сообщает администратор. - "Я в курсе."- Спасибо. Между лопаток начинает противно зудеть, когда Хейли шагает к лифту. По спине быстро расползаются ожоговые волдыри, нет никаких сомнений - он здесь. Она выдыхает облегченно, со всех ног влетая в спасительный зеркальный со всех сторон куб, который может отделить её от опасности на девяносто восемь этажей. Пускай и ненадолго. А может это просто её разыгравшееся больное воображение? Створку лифта задерживает крепкая мужская рука, едва Хейли набирает нужный этаж. Странная все-таки штука, эта вселенная, думается ей. Он про­тис­ки­ва­ет­ся в ка­бин­ку, вы­сокий и ши­рокоп­ле­чий, она инстинктивно де­ла­ет шаг на­зад. Массивная фигура за­гора­жива­ет со­бой па­нель с бро­са­ющей­ся в гла­за кноп­кой "Стоп". Ес­ли они за­вис­нут где-то по­сере­дине пу­ти меж­ду эта­жами, её кри­ки о помощи точ­но ник­то не ус­лы­шит. Глу­пость ка­кая, - фыр­ка­ет она про се­бя - он слиш­ком умен и расчетлив, чтобы нас­ле­дить в та­ком люд­ном мес­те. Слиш­ком ос­то­рожен для убий­цы. Она ис­крен­не на­де­ет­ся на это. Прос­то стен­ки лиф­та выд­ра­ены настолько иде­аль­но, что бу­дет жаль заб­рызгать их собс­твен­ной кровью. - Мне то­же на де­вянос­то де­вятый, - его борзый, с хри­пот­цой голос, до­носит­ся до неё как сквозь ва­ту. - Ка­кое уди­витель­ное сов­па­дение! Он сто­ит на шаг впе­реди, гля­дя ров­но пе­ред со­бой, в собс­твен­ное от­ра­жение, сунув руки в карманы чёрных брюк-карго. Воп­ре­ки кар­тинкам, на­рисо­ван­ным взба­ламу­чен­ным соз­на­ни­ем, муж­чи­на, по­хоже, вов­се не со­бира­ет­ся ни за­пугать её, ни тем бо­лее, жес­то­ко убить. Этот факт, бе­зус­ловно, уте­ша­ет, но Хей­ли та­ращит­ся на ко­рот­ко стри­жен­ный за­тылок, го­товясь при­нять удар, сжав ку­лаки, до ос­трой бо­ли впи­ва­ясь ног­тя­ми в ла­дони. Сер­дце эхом сту­чит в ку­поле че­реп­ной ко­роб­ки, отбивает чечётку, отскакивая от сте­нок лиф­та, вы­давая её вол­не­ние с пот­ро­хами. Она пытается грешить на тахикардию; нер­вно смот­рит на ча­сы, за­секая ми­нуту. - Рас­слабь­ся. Я не в обиде. По­жалуй, да­же эле­мен­тарное по­жела­ние доб­ро­го ут­ра, нап­ри­мер, зву­чит из его уст как при­каз. - Я и не нап­ря­галась, - убе­дитель­но врет она. Про­фес­си­ональ­ное качество - при­давать го­лосу твер­дость, ког­да впо­ру на­чать нер­вно за­икать­ся. - Ве­селое пред­став­ле­ние по­лучи­лось. Мне рас­счи­тывать на про­дол­же­ние? - абсолютно бесстрастно интересуется он. Взгляд в от­ра­жении про­ходит по ка­сатель­ной, в опас­ной бли­зос­ти от её. - Не ви­жу в этом ни­чего ве­село­го, - страх от­сту­па­ет пе­ред стре­митель­но рас­ту­щим раз­дра­жени­ем. - Как ви­дишь, я ра­ботаю над сик­ве­лом, вот толь­ко те­бе, га­ран­ти­рован­но, бу­дет сов­сем не смеш­но. - Ты не от­ве­тила, - нас­та­ива­ет он, - а я не люб­лю, ког­да мои воп­ро­сы ос­та­ют­ся ви­сеть в воз­ду­хе. - Прек­расно те­бя по­нимаю. За­давать воп­ро­сы - это мой хлеб. Образцовая выдержка трещит по швам; он ду­ма­ет, что ещё чуть-чуть и прокурорская шавка до­иг­ра­ет­ся, что он легко и играючи свернёт ей шею. Руки начинают чесаться, стоит только представить, как под пальцами хрустят податливые позвонки. С каким маниакальным усердием он разложил бы все её косточки в ряд; да хоть бы разочек, вскользь, прошелся кулаком по вечно вздернутому подбородку, выбивая ровные фарфоровые зубы. В своих изощренных фантазиях он уже выдумал тысячу и ещё один способ искромсать её мягкое тело вдоль и поперёк, но даже этого недостаточно для удовлетворения всех искушённых желаний. Время словно застывает. Проклятый куб все пол­зёт и пол­зёт вверх и, по­хоже, да­же не ду­ма­ет замедляться. - Се­год­ня в де­сять. Где ме­ня най­ти - зна­ешь. От­ве­чу на ин­те­ресу­ющие те­бя воп­ро­сы, ес­ли сог­ла­сишь­ся от­ве­тить на мои. Лифт за­мед­ля­ет ход и ос­та­нав­ли­ва­ет­ся. Створ­ки му­читель­но мед­ленно разъ­ез­жа­ют­ся в сто­роны. - Сомнительное предложение. - Это не предложение. - В любом случае - нет, - вы­пали­ва­ет Хей­ес че­рез пле­чо, пу­лей выс­ка­кивая из ка­бины. Он про­вожа­ет её въ­ед­ли­вым взгля­дом, по­ка фи­гур­ка стре­митель­но не скры­ва­ет­ся за уг­лом. Эрик ша­га­ет сле­дом. За ней тя­нет­ся пря­ный ко­рич­ный шлейф, ще­коча ноз­дри. Он не­нави­дит ко­рицу и бляд­ских ище­ек. Джа­нин на мгно­вение сменяет сосредоточенную маску на обеспокоенную, ког­да за стек­лянны­ми па­неля­ми по­яв­ля­ет­ся его фи­гура. Он не за­ходит в ка­бинет, тер­пе­ливо до­жида­ясь, по­ка Хей­ес за­кон­чит со сво­ими га­день­ки­ми воп­ро­сами. Из ог­ромных па­норам­ных окон от­кры­ва­ет­ся ве­лико­леп­ный вид на Чи­каго. Крыша здания царапает антеннами серое небо, кажется - вот оно, протяни руку и панибратски приветствуй самого Бога. Только Бог ему нахрен не нужен. Внизу веселей гораздо, да и работка по душе всегда найдётся. Он успешно делает вид, что занят созерцанием городских пейзажей, когда Хейес бочком просачивается в дверь и поспешно улепётывает прочь. - Мы до­гова­рива­лись, что ты не бу­дешь здесь по­яв­лять­ся. - Ши­пит Метть­юс, злоб­но стре­ляя в не­го гла­зами, ког­да Эрик ока­зыва­ет­ся внут­ри её ог­ромно­го, стек­лянно­го со всех сто­рон ка­бине­та. - Это бы­ло до то­го, как все уз­на­ли о нас, - он де­ла­ет упор на мес­то­име­нии, свер­кая наглой ух­мылкой. - Нет ни­каких "нас" и я бы поп­ро­сила те­бя соб­лю­дать на­шу ма­лень­кую до­гово­рён­ность и впредь. - Как же ты права. Я всего лишь должен был удос­то­верить­ся, что у вас с мисс Хей­ес всё прой­дет без эк­сцес­сов. Это так, я на­де­юсь? - Мо­жешь не волноваться. Джанин смот­рит ему в гла­за от­кры­то, не ту­шу­ясь и не пря­ча взгляд, но это вов­се не га­ран­тия, что бе­лоб­ры­сая стер­ва не врёт. - Я ведь вов­се не о се­бе бес­по­ко­юсь, - он скло­ня­ет­ся над сто­лом, за ко­торым царс­твен­но вос­се­да­ет Меттьюс, - понимаешь о чем я? - Присядь, пожалуйста, и объясни, что эта Хейес здесь забыла? Мы о таком не договаривались. - С девчонкой я разберусь. - предложение он игнорирует. - Уж не знаю, какие многоходовки вы с Максом разыгрываете, но мне ваши проблемы не нужны, Эрик. - Мои проблемы - ваши проблемы. Я ведь вам обоим кассу делаю, а тебе так особенно. От сотрудничества со мной ты выигрываешь - продолжай в том же духе. Иначе потери будут колоссальные. - Звучит как угроза. - Нет. Я же сказал, - раздраженно тянет Эрик, - беспокоюсь за тебя, дорогуша. Он стремительно оказывается рядом с крутящимся креслом, разворачивая Джанин лицом к себе, чтобы не смела смотреть вот так, горделиво сверху вниз. - Не здесь, Эрик, - она понимает этот недвусмысленный нахальный взгляд, практически шарящий под юбкой. - У тебя 10 секунд, чтобы закрыть жалюзи. - бескомпромиссно шепчет он, наклонившись вперёд и почти касаясь губами уха. Он знает, что она не откажет. Он умеет убеждать.