Настоящий

— Ты что совсем... — шёпот. Ему нравилось, когда этот подросток так шипит ему на ухо. Он пытается говорить как можно тише, но эмоции поднимаются наружу. Его выдают глаза. Каким бы холодным он ни хотел казаться, по этим голубым глазам с изумрудным отливом всё становилось предельно ясно сразу. Они были настоящими, живыми. Он всматривался в них давно, заметил их сразу. Он замечал, как настроение парня влияет на их цвет и оттенок, как отражаются в них блики и как стремительно сужаются зрачки при виде него. Ему нравилось рассматривать детали, несмотря на то, что за спиной говорили, будто самопровозглашённый король ничего дальше своего носа не видит. — Ебанулся?! — забыв о всяческих мерах безопасности, проорал Плисецкий на весь коридор. — Я тоже рад тебя видеть, Юрий, — что значило "ебанулся", Леруа не понимал, и, наверное, знать этого ему было вовсе не обязательно. Он был доволен подобной реакцией, именно её он и ожидал. Ему нравилось смотреть, как его искренняя улыбка раздражает Плисецкого. Джей-Джей устал после долгого перелёта и был абсолютно счастлив. Плисецкий стоял близко, притянув его за ворот толстовки к себе. Его всегда веселила их разница в росте и то, с каким невозмутимым видом Русская фея преодолевает это препятствие. — Заткнись! — оттолкнул. Юра сделал глубокий вдох. — Я повторяю ещё раз, какого чёрта ты делаешь в России? Нет, даже не так, что ты, блять, делаешь в Питере? Что ты делаешь в моей чёртовой школе?! — он хмурится и закрывает глаза. — Чего молчишь? Я, как видишь, весь во внимании и настало время ахуительных историй. У меня не так много времени, — Плисецкий залез на подоконник и, чуть наклонив голову, посмотрел на Жан-Жака. Светлые волосы почти доходили до изящных плеч. — Я соскучился, — Леруа попытался подавить идиотскую счастливую улыбку. — Кубок закончился почти месяц назад, и мне было скучно. Я вспомнил про тебя, захотелось приехать. В этот же день связался с Милой, купил билет, узнал адрес. — Подожди, она дала тебе адрес моей школы? — Юра спрыгнул с подоконника и удивлённо посмотрел на Леруа. — Нет, адрес твоей квартиры, — наступила недолгая пауза. — Но тебя не было дома, и она сказала, что ты, возможно, в школе. Назвала номер, а дальше... Ну, ты знаешь, как работает интернет. — Она нормальная? — терпение Русской Феи заканчивалось окончательно. — Ты нормальный? Вы вообще, блять, ебанулись?! Давай разложим всё по полочкам. После окончания Кубка Ростелекома ты поехал в свою Канаду, и нечем бедному было заняться. Дай, думает, в гости слетаю к своему главному сопернику на другой конец земного шара, ему ведь делать нечего, своих-то проблем у него нет, — говорил он так быстро, эмоционально, с таким артистизмом, что Джей-Джей восхитился. — За неделю до Нового Года! Завалюсь-ка я в его школу, он же туда каждый день ходит, скучно ему, дай-ка я его серую жизнь своим присутствием разноображу! — А твой английский, как я слышу, всё лучше и лучше, — Леруа усмехнулся. — Да пошёл ты! — выплюнул Плисецкий. — Хорошо. Увидел? Что дальше? — Тебе идёт рубашка. — Класс. Когда у тебя обратный перелёт? — Через неделю, — Плисецкий, всё это время в порыве чувств ходивший туда-сюда по коридору, остановился. — Это шутка такая? — голос прозвучал тихо, но с напором. Он сказал это так, будто другого ответа не то что не хотел слышать, а его вовсе быть не должно. — Нет, я решил, что после Кубка неплохо было бы отдохнуть, увидеть что-то новое, вдохновиться другой культурой перед следующими соревнованиями. — И выбрал ты для этого Россию перед Новым Годом и после него? Здорово, самое время, чтобы увидеть нашу культуру. — Но по большей части я приехал из-за тебя, Фея, — ему нравилось, как Плисецкий бесится из-за этих маленьких колкостей в свой адрес. — Заткнись. Хорошо, Питер так Питер. В экскурсоводы я не нанимался. Вали отсюда, пока тебя не увидели. Заселяйся в отель, туда-сюда, смотри культурную столицу России и не трогай меня. Мила потом ещё получит, — ещё один оценивающий холодный взгляд. — Чего смотришь? Ты же не думал, что будешь жить у меня? Серьёзно? Нет уж, обойдёшься. Была бы моя воля, ты уже сейчас бы домой первым же рейсом летел. — А может, я подожду тебя зде... — Нет. Нет. Нет! Н. Е. Т, — резко перебил его Плисецкий. — А может, ты уйдёшь с уроков? Я, спешу напомнить, к тебе с другого конца земного шара летел. — Что говорит о твоей тупости, наглости, самоуверенности и полном отсутствии логики и инстинкта самосохранения. Объясняю на твоём доступном и примитивном. Я сюда хожу далеко не каждый день. Повезёт, если хотя бы раз пять за месяц. Из-за Кубка Ростелекома я здесь не был чуть ли не полгода. Это, как ты успел заметить, не спортивная и не частная школа, а самая что ни на есть обыкновенная и среднестатистическая, а это значит, что моё отсутствие здесь мало кого устраивает. И ты сейчас предлагаешь мне добить свою директрису и свалить после второго урока? — Не успел Юра закончить свою гневную тираду, как прозвенел звонок. — Блять. Всё, вали, неважно куда, просто свали отсюда, — с этими словами Плисецкий скрылся за дверью кабинета физики.

***

      "Лучшие годы вашей жизни". Он усмехнулся. В школе он действительно появлялся редко и всех прелестей простой подростковой жизни не знал, да и не хотел знать. Плоские и давно неактуальные шутки на переменах, сопровождающиеся громким глупым смехом, разговоры о том, что и кто вчера кому написал, как кто-то отметил шестнадцатилетие, какие были последствия, где найти ответы на контрольную и как сделать так, чтобы девушка из параллели согласилась с тобой встречаться. На эти пустые действия и разговоры Юре было плевать с высокой колокольни. В этой "нормальной" жизни он был редким гостем, скорее даже зрителем. Походы в школу в какой-то степени возвращали его на землю и мотивировали. "Ты же не хочешь, чтобы твоя жизнь была такой. Ты же не хочешь, чтобы это было тебе интересно". Однако, как бы это ни было парадоксально, это действительно было ему интересно. Среди них он был чужим, особенным, интересным. Он любил рассматривать одноклассников, людей из параллели, людей постарше. Он пытался погрузиться в это, понять, чем они живут, представить, что бы было, если бы он не променял эти "лучшие годы своей жизни" на бесконечные тренировки и соревнования. В спортивную школу, сколько бы ни намекали учителя и директор, Плисецкий переходить не захотел из-за какого-то негласного принципа, суть которого он бы не объяснил и сам себе. Отношений с классом у него не было, друзей тоже. Как только он появлялся на пороге школы, ровесники начинали с любопытством и настороженностью его рассматривать, перешёптываться. Подходили поговорить единицы, здесь свою роль сыграла репутация. "Привет, Юра, как соревнования? Привет, давно не виделись. Привет, передай, пожалуйста, ручку". Они давали ему ощущение присутствия в какой-то нормальной и обычной спокойной жизни, не переступая черты, а он давал им повод для новых разговоров и некий элемент неожиданности. Выходило неплохо, его всё устраивало.

***

— О, какие люди! — быстрый строгий взгляд из-за толстых линз старомодных очков. — Садитесь, садитесь. Вы вынудили меня провести этот разговор на полгода позже, чем следовало, — женщина жестом показала Плисецкому на первую парту. Имя учительницы английского он не смог бы вспомнить, даже если бы попытался. — Я что-то не так сделал? — голос прозвучал неожиданно твёрдо, даже с неким укором. — Я хотела поговорить с Вами об экзамене. Как я поняла, ты собираешься сдавать английский? — по взгляду Юры стало понятно, что он не то, что не помнил, что собирается сдавать английский, он вообще не помнил об экзамене. — Понятно. Плисецкий, ты в девятом классе, не забыл? Да, из-за твоих тренировок и соревнований учителя и директор идут на уступки и не замечают твоего отсутствия, при условии, что сдаёшь зачёты в конце четверти вместе со всеми, но Государственный Экзамен никто не отменял. Ты помнишь, что в девятом классе обычно сдают ОГЭ, независимо от статуса школы и занятости ученика? — женщина усмехнулась. — Чёрт, — прошипел Юра, опустив взгляд. — То-то и оно. — Так я ведь до одиннадцатого. Зачем мне сдавать экзамены? — Плисецкий, во-первых, ОГЭ сдают все, а во-вторых, не факт, что тебя возьмут в одиннадцатый. Школа у нас приличная, конечно не гимназия, но мы к этому идём, — Юра усмехнулся и закатил глаза. — В конце девятого класса составляется рейтинг. Из трёх девятых делают два десятых, то есть больше трети учеников идут в колледж, техникум или спортивные школы, — последнюю фразу она произнесла с нескрываемым презрением. — Ты попадёшь в десятый, если сдашь ОГЭ без троек. Твои спортивные достижения, к моему сожалению, сыграют тебе на руку. — Без троек? Хорошо. — Не будь так уверен. Ты пропустил чересчур много занятий, а твои сверстники, в отличие от тебя, начали готовиться с начала года, да ещё и с репетиторством. Помимо русского и математики ты должен выбрать ещё два предмета. Физкультуру сдавать, естественно, нельзя. Я предлагаю тебе сдавать английский, у тебя неплохой уровень. Кстати, ты можешь сейчас сдать мне зачёт, который пропустил?       Плисецкий недовольно взглянул на время. Оставаться после седьмого урока ему не хотелось совершенно, Яков и так его убьёт за опоздание более чем на час на тренировку, а этот канадский придурок... — Ладно, — процедил он и забрал листочек из рук безымянной учительницы английского.       Часть с грамматикой он сделал минут за десять, полагаясь на опыт устной речи, письмо написал быстро и впопыхах, благополучно забив на тонкости оформления. Время, данное на подготовку к монологу, он сэкономил и, не успев прочитать тему высказывания, подбежал к учительскому столу вместе с листочком. Говорил он быстро, почти незаметно перейдя с русского на английский, весьма эмоционально и, что называется, "от себя". Учитель, ежедневно слушавшая заученные сухие монологи в стиле "Лондон из зе кэпитал оф Грэйт Британ", слушала его внимательно и с интересом. Закончив, Юра так же быстро и плавно перешёл на русский. — Я пойду? — Мда, Плисецкий. Умеешь же ты удивлять. Письменную часть я проверю позже, а насчёт монолога... У меня к тебе только один вопрос: откуда у тебя канадский акцент?

***

      Так, как сегодня, он не уставал никогда. Ни после тренировок, ни после соревнований, ни после чёртовой свободной программы. Сегодня идя домой, он не обратил внимания на красоту старинной архитектуры в сочетании с современной новогодней мишурой и иллюминацией, не посмотрел на огромную украшенную ёлку, не вглядывался в лица людей и даже не подумал сфотографироваться на фоне предновогоднего Санкт-Петербурга. Сегодня ему стало плевать на все те дурацкие мелочи, волновавшие его каждый день.       Он десять раз пожалел, что столько раз думал: "Эх, мне бы ваши проблемы", глядя на одноклассников. Проблемы, свои и чужие, свалились на него внезапно, давя непомерным грузом. Обыкновенный, казалось бы, день испортил сначала канадский придурок, затем безымянная англичанка, Мила, Яков и много кто ещё.       Подойдя к подъезду, он скривился как от зубной боли. Возвращаться домой он не любил, на то были весомые причины. Три весомые причины, но выхода у него пока не было. Холодными пальцами Юра вытянул из кармана парки ключи. Остановился на секунду перед входной дверью квартиры. "Да ладно тебе, хуже быть просто не может" — приободрил он сам себя и повернул ключ. — Юра, Юра, а у нас гости! — на порог выскочила семилетняя кареглазая девчонка с двумя хвостами. — Мама сказала, что твой друг неделю поживёт у нас! — Так Плисецкий ещё никогда не ошибался.