Zaubererbruder

Мастер чуть высвободился из объятий Крабата, взглянул на него. Его взгляд был полон благодарности. Слова были лишними: они оба знали то, что не передать словами. Он отвернулся от Крабата, чтобы взглянуть на Юро, и увидел, что подмастерья подошли ближе. Они собрались у кровати, до сих пор чуть смущённые и запутавшиеся, но было видно, что каждому радостно от того, что Мастер избавился от своего прошлого. Мастер по очереди взглянул на каждого, серьёзно и внимательно, а затем спокойно сказал: — Думаю, пришло время рассказать историю Ирко до конца. Это мой долг перед вами. Вы должны знать, что сделало меня таким, какой я есть. Он откинулся на подушках, и Крабат крепко сжал его свободную руку. — Сначала я не хотел даже пробовать исправить то, что вы вытерпели из-за меня. Но, может быть, то, что я расскажу вам сейчас, поможет вам понять мои мотивы. Некоторые из подмастерий кивнули, другие сели в изножье кровати или на подоконники. Ирко ещё не оправился от произосшедшего накануне; бледный и исхудалый, весь в бинтах, он сел на краешек кровати к Юро. Мастер коротко кивнул ему, а потом медленно, утомлённым голосом начал рассказывать свою историю. — Прошлой осенью вы узнали, как я дошёл до того, что убил моего друга Ирко. Вы, должно быть, знаете, что мы стояли плечом к плечу, как братья, пока судьба не разделила нас и не раскидала по разную сторону баррикад. В то время, когда я бежал из турецкого лагеря и мне приказали стрелять в Ирко, я наверняка мог бы отказаться выполнять приказ. Но я был молодым, и мне обещали славу и власть. Я думал, что принести жертву вроде этой — это так легко… Как же я ошибался!.. Он задержал взгляд на Крабате, прежде чем продолжить. — Я уже не помнил, как добрался до нашего лагеря. Я был, будто пришибленный. Я пришёл в себя лишь дни спустя; меня привёл в чувства полевой врач, который сказал, что я спал, будто мёртвый. Меня чествовали как героя, как спасителя курфюрста, но я ничего не чувствовал. Ни радости, ни гордости — ничего. Тогда внутри меня была только эта страшная пустота, будто я вырвал часть себя самого. Когда война закончилась победой, в благодарность за заслуги мне пожаловали этот участок земли здесь, мельницу на болоте. А к ним княжеское жалование. Они хотели от меня избавиться, им претило Тёмное Искусство. Им претил я. Так я устроился на новом месте, и жизнь потекла своим чередом, но меня всё ещё мучала смерть Ирко. И поэтому, прежде чем я осел на мельнице, я отправился на поиски него — его могилы или чего-то, что может указывать на его останки. Я желал попрощаться со своим старым другом и братом. Но прежде чем я смог найти какой-либо знак, кто-то рассказал мне, что якобы есть пути и средства вернуть мёртвых к жизни. Я изучал их, как одержимый. Раз за разом я пытался выдернуть Ирко из объятий смерти — и каждый раз терпел неудачу. Я путешествовал по миру долгие годы, пока не нашёл способ вызвать саму смерть и уговорить её на сделку. Я был готов на любую жертву, предлагал отдать свою жизнь взамен жизни Ирко. Мгновение Мастер молча глядел вниз, на складки своего одеяла. — Если я когда-либо в своей жизни и потерпел поражение, то это было оно. Я выстрелил себе в глаз, и Смерть пришёл, чтобы забрать меня. Когда я предложил ему эту сделку, он рассмеялся мне в лицо и назвал дураком. Никого, забранного Смертью, он не возвращает назад. А теперь наступала моя очередь. Но я не хотел умирать. Я так отчаялся, что поклялся стать его слугой, каждый год приносить ему в жертву одну жизнь вместо своей. Он согласился на это, но только на своих условиях. Теперь Мастер поднял взгляд, печально взглянул на подмастерий. На мгновение его голос сорвался: — Видите? В своей слепой одержимости я стал рабом. Вместо того, чтобы скорбеть по потерянному другу, а затем пойти собственной дорогой, я всё потерял. Свободу, человечность, надежду. Моя жизнь лежала в руках Другого, и цена за неё стала чудовищно высокой. И уже после первого года до меня дошло, что я натворил. Я думал, что смогу сбежать от своей боли тем, что вытесню её, и делал вид, что вовсе её не чувствую. Но боль накатывала каждый год: с каждой жизнью, которую я губил своими руками, я всё глубже погружался в пропасть своего одиночества и печали. Я отвергал любую помощь, дружелюбие, потому что они приносили мне лишь новые муки. Мой гнев на себя самого, ненависть к собственным деяниям — я вымещал их на вас. А вы в свою очередь учились ненавидеть меня. Он договорил и вновь опустил взгляд. — Я не ожидаю от вас прощения. Ханцо выступил вперёд и откашлялся: — Мастер, я осмелюсь сказать от имени всех нас. Мастер ответил кивком. Крабат, держащий его за руку, почувствовал, что рука дрожит, и сжал чуть сильнее. Лицо Мастера оставалось спокойным, но во взгляде единственного глаза отражалось внутреннее напряжение. — Ты сотворил ужасное и глубочайше согрешил, но не нам тебя судить. Что до меня, я думаю, что в своей жизни ты уже поплатился за свои деяния. И поэтому я готов простить тебя за жестокость к нам, — он коротко огляделся, — Но каждый может решить для себя отдельно. И всё-таки ты был неплохим учителем. Ты вытащил нас всех из страшной нужды, дал нам крышу над головой и работу. И мы благодарны за это. Здесь нам приходилось несладко, но всё же лучше, чем иным другим. Теперь слово взял Андруш. Он серьёзен — серьёзнее, чем его когда-либо видели. — Мастер, я всегда верил и надеялся, что ты не тот человек, каким себя показываешь. У меня лишь не было столько смелости, как у нашего друга Крабата. И поэтому я рад видеть, что ты освободился от боли. Но я думаю, твоё время пришло. Отпусти нас, Мастер. Ты больше в нас не нуждаешься. — Да. Ты, верно, прав… — тихо пробормотал Мастер. И стало ясно видно, как тяжело ему даётся решение, — Да, идите. Вы свободны, — он глубоко отдышался, — Но, прежде чем вы уйдёте, пусть Юро отведёт вас в Чёрную Комнату. Разделите между собой золото, которое я храню там. Юро знает, где оно лежит. — Разве это… — Юро не решился закончить вопрос. — Да, — ответил Мастер, — Это моя награда за смерть Ирко. Я не взял оттуда ни монетки. Теперь оно ваше, оно мне больше не нужно. А теперь идите, найдите своё счастье. Хотя некоторые из подмастерий покинули комнату Мастера, лишь коротко кивнув, немало остались, чтобы проститься с ним. Маленький Ирко покинул мельницу последним. Он задал немало вопросов, плакал, когда получил ответы, и наконец ушёл с тяжёлым сердцем. Он решил подождать в Шварцкольме Юро, который хотел прийти потом. Лишь вечером Крабат и Юро остались с Мастером одни.