В твердыне Мейгора

Джоффри плакал так горько и безутешно, что королева была готова разрыдаться вслед за сыном. Маленькое личико принца горестно сморщилось, по покрасневшим щекам градом катились слезы; он сидел прямо на полу среди разбросанных игрушек и имбирных коврижек, мятых, растоптанных, отворачивался от матери, вырывался из ее объятий. Няньки, стайкой испуганной цыплят жмущиеся к стене, боялись поднять глаза на Серсею. — Велю вас всех высечь, дуры, курицы безмозглые, — прошипела королева. В ее взгляде плескалась желчь, готовая излиться из-под век вместе с подступившими слезами. Еще недавно звеневший гневом голос смягчило лаской, когда Серсея повернулась к рыдающему сыну: — Тише, не нужно плакать, счастье мое, сердечко мое, — ее ладонь погладила мягкие кудри мальчика, солнечно-золотистые, совсем как у Джейме. — Скажи мне: кто тебя обидел? Кто расстроил моего львенка? Серсея хотела обнять Джоффри, прижать к груди, утешить, но мальчик оттолкнул материнские руки и упал на пол, забившись в явной истерике, крича и молотя ногами. От крика ребенка у королевы заложило уши, холод расползся в груди, и мелко задрожали руки. Одной из нянек, рыхлой девице с лицом бледным, словно квашня, хватило ума побежать за мейстером, пока остальные бестолково суетились, кружили рядом надоедливыми мухами, так и просили плетей, клуши тупоголовые! Им доверили принца!.. выпороть да вышвырнуть на улицу, пускай идут побираться в Блошином конце. Королева кусала губы в удушающей ярости, пока няньки укладывали плачущего Джоффри в колыбель. Она знала, что Роберту все равно, кто будет следить за ребенком. Якобы он не хотел вмешиваться в женские дела, но Серсея знала, что мужу плевать. Охота, вино, шлюхи — вот, что занимает мысли его милости! Роберт даже не пожелал прийти к Джоффу, отмахнулся, дескать, это все детские капризы, поревет да успокоится. Бездушная свинья, сжала зубы Серсея, вспоминая лоснящееся лицо мужа, густую бороду, вьющуюся черной проволокой, синие глаза, однако одного взгляда на сына, светловолосого и зеленоглазого хватило, что бы губы королевы изогнулись в трепетно нежной улыбке. — Позвольте-ка, ваше высочество, — мейстер Пицель, дребезжа цепью на тощей старческой шее, приподнял голову мальчика и прижал к его губам чашу. Джоффри скривился, захныкав, попытался отвернуться. — Ну-ну, это же молоко, сладкое молоко. Ваше высочество ведь любит сладкое молоко? Давайте, всего один глоточек… Принц всхлипнул, угрюмо глядя на старца из-под насупленных бровей, и покосился на мать. Серсея в то же мгновение подлетела к сыну, плечом оттолкнув служанку; Джоффри шмыгнул носом и нехотя приоткрыл рот. — Вот так, ваше высочество нынче такой хороший мальчик, — сюсюканье Пицеля раздражало так же, как и нелепая возня провинившихся нянек. Девицы копошились, словно крысы в подполе, мейстер мягкой тканью вытирал личико Джоффа. От рыданий он совсем ослабел, но сладкий сон унял истерику, и мальчик глухо икал, сжавшись в комочек на подушках. Служанки поспешили покинуть горницу, повинуясь небрежному взмаху руки королевы, мейстер Пицель провозился куда дольше: изношенные суставы никак не желали подчиняться, пришлось просить гвардейца, несущего караул у дверей опочивальни принца, помочь почтенному старцу. К тому времени, когда все, наконец, убрались, Серсея едва сдерживалась, чтобы не завопить в голос. Внутри все дрожало, звенело от еще не остывшего гнева. Вокруг одни тупицы и олухи, а Джейме еще утром покинул замок, сопровождая Джона Аррена по делам короны. Серсея не знала, удастся ли ей дожить до возвращения брата; истерика Джоффа выпила все ее силы. Королева прижала притихшего сына к груди и коснулась губами его макушки. Одного взгляда на Джоффри, такого маленького и трогательного, тесно прильнувшего к ней, оказалось достаточно, чтобы набухший в груди гнев слегка опал. Сбросив туфельки, Серсея легла на постель рядом с ним, и мальчик, вновь надувшись, принялся ковырять пальчиком жемчужную вышивку на вороте материнского платья. В глазах Джоффа снова закипали слезы, губы задрожали, и королева не на шутку встревожилась. Что могло так расстроить ее сына? Ну, если одна из этих дурех посмела что-то ему сделать или сказать… принц поднял на Серсею глаза, от слез переливавшимися изумрудами, и капризно скривился: — Я не х-хочу больше с ней играть, — пробубнил он, шмыгая носом. — Я сказал ей, чтобы она уходила, но она не у-ушла! А я ведь принц, меня должны слушаться. Д-должны ведь? — мальчик с надеждой взглянул на мать, и она кивнула, совершенно серьезная. — Конечно. Ты же будущий король, — эти слова хмельной, почти винной сладостью разлились на языке. Джофф котенком потерся лбом о грудь Серсеи и судорожно вздохнул. — Кто так расстроил моего мальчика? — Дев-вчонка. Она… она сказала, что ее папа — король. Но это мой папа — король, мой, а не ее! — выкрикнул Джоффри, готовый снова зареветь, а Серсея внутренне похолодела. Дочь… короля?.. дочь Роберта? Он все-таки притащил в Красный замок своего ублюдка?! — И это я буду править после отца, а не ее брат! — Какой еще брат? — женщина старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал и срывался, недавний озноб сменился жаром; внутренности стянуло единым тугим комком, воздух застрял в пересохшем горле. Мало того, что Баратеон притащил бастардов в Королевскую гавань, под нос Серсее, так еще один из них открыто разглагольствует, что станет королем?! Еще и позволил им играть с Джоффри! Теперь ясно, почему няньки даже не пикнули. Королева, борясь с накатывающим бешенством, усадила сына перед собой. — Расскажи мне, что это за девочка. — Противная, — насупился Джоффри, — мерзкая и глупая! — Как она выглядела? — от недоброго предчувствия у Серсеи онемели пальцы. Она не собиралась терпеть выблядков Роберта! Уже одно их присутствие бросает тень на Джоффри, на Джейме, на всю их семью. Мальчик наморщил лоб, теребя растрепавшиеся завязки на манжете кафтана. — Она… черная, почти как батюшка, и лицо у нее грязное. И кот у нее черный, уродливый и облезлый. Не люблю кошек, — принц содрогнулся, и королева порывисто прижала его к груди, словно надеясь объятиями огородить сына ото всех бед. Черная, значит… точно, соплячка Роберта! Ничего, Красный замок опасное место, здесь умирали короли и королевы, а одного маленького бастарда никто и не хватится. Только нужно все сделать тихо и аккуратно, будто бы несчастный случай. Никто не узнает… никто не должен узнать… На ночь королева потребовала чашу сонного зелья. Пару капель она добавила в молоко, которое уговорила выпить Джоффри. Бедный мальчик, он так измучился, даже лимонные пирожные не смогли вернуть его улыбку. Мысли о маленькой приблуде отвлекли Серсею от нерадивых нянек; ежели король дурак, чего на подданных попусту гневаться? Но впредь надо наказать служанкам, чтобы ублюдков Роберта к ее сыну больше не допускали. Эта шваль, грязь из выгребной ямы — и играла с Джоффри! Серсея брезгливо передернула плечами, и служанка, распускавшая шнуровку на ее платье, озабоченно поинтересовалась: — Что такое, ваше величество? Вы замерзли? — Да. Поэтому пошевеливайся, — отрывисто бросила королева, прищуренным взглядом полосуя нянек, готовивших Джоффри ко сну. Сегодня она решила спать в опочивальне сына; ей было спокойнее рядом с ним, да и тревожно было оставлять ребенка одного. Серсее мерещились тени, зло, таящееся по углам, угроза за каждой дверью. Сердце тянулось к Джейме, ее защитнику, ее белому рыцарю, который так не вовремя оставил ее и сына. Перед сном принц потребовал сказку; улыбчивая деваха, длинная, словно жердь, с выпирающими зубами, рыжая и веснушчатая, предложила ему почитать про Крылатого Рыцаря, но Джофф захотел послушать историю о Симеоне Звездоглазом. Дурень с сапфирами в глазницах, раздраженно подумала Серсея, не сдержав, однако, улыбки, когда мальчик, немного повеселевший, с разбегу плюхнулся на перину. Пока служанка расчесывала ее волосы, королева попивала вино, задумчиво поглядывая на пестуниц принца. Одна была довольно мила: свежее личико, русые кудри, водянисто-голубые глаза; не в пример второй, грузной девице с мясистой родинкой на шее. Роберт, возможно, успел с ними обеими побаловаться и заделать еще одного ублюдка. Серсея отставила кубок со сделавшимся отвратительно кислым вином и высокомерно поманила девушек, будто собак. Миловидная поспешила к своей государыне, склонилась в почтительном реверансе, расцветая улыбкой, и Ланнистер нахмурилась: уж больно охотно она зубы скалит. Вторая при ходьбе переваливалась словно утка, разве что не крякала, пунцово покраснела, встретившись с Серсеей взглядом, и неловко расправила юбку. Королева сложила руки на груди, сверкая зеленью глаз. Несмотря на то, что в чаше была сладкая сливовая наливка, на губах горел сивушный привкус дешевой браги. — Вы знаете, почему мой сын плакал сегодня? — Нет, ваша милость, — хорошенькая мордашка девушки погрустнела; как Серсея не старалась, она не могла вспомнить ее имя. — Его высочество изволил играть; построил собственный замок, даже защитил его от свирепого дракона, — она преданно заглядывала в лицо королевы, как провинившаяся собака, в то время, как лицо второй няньки блестело испариной. — Потом я отлучилась, чтобы принести его высочеству обед, а когда вернулась… — Понятно. Ну, а ты? Тоже ничего не знаешь, ничего не видела? — Серсея одарила девушек ледяной улыбкой. Служанка смятенно пожала покатыми плечами, прикусив нижнюю губу. — Что такое? У тебя язык отнялся? — Н-нет, ваша милость, — у дородной няньки оказался басовитый, практически мужской голос. Понятно, почему Джофф так привязан к этой страхолюде — она ему заместо отца. — П-просто… н-не знаю, стоит ли вам рассказывать… — Вы обязаны мне докладывать обо всем, что так или иначе касается моего ребенка, — отчеканила королева, сжимая кулаки. Служанки потупили взгляд, гребень гулял по ее волосам, в груди клокотала злоба. — Позволили какой-то безродной девчонки играть с принцем крови! Да как вы?!.. — В том-то и дело, ваша милость, — выпалила толстуха, — нам принц Джоффри тоже рассказывал о девочке, которая приходит к нему играть, но никто из нас ее в глаза не видел, а мы всегда при его высочестве, Семерыми клянусь! — Хотите сказать, мой сын все выдумал? — Маленькие дети иногда горазды фантазировать, ваша милость, и дурного ничего в том нет. М-мы… не подумали, что это серьезно, не хотели вас тревожить попусту, вы ведь государыня наша, вся в делах и з-заботах. — Вот как, — Серсея откинулась на спинку кресла, в задумчивости смежив веки. Любопытно… действительно ли эта девочка всего лишь плод воображения Джоффри или ее пытаются обмануть? Зачем? Что им пообещал Роберт за защиту своего щенка? Или Баратеон здесь не причем? Но кто? Джон Аррен? Ушлый старикашка, все никак не угомонится! Королева покосилась на служанок. Откуда у них взялась бы смелость врать своей королеве? За нее заплачено золотом Долины или же все это и гроша ломаного не стоит? Но служанок лучше отослать подальше, не желательно, если они начнут трепать языками, а что касается девчонки… позже. Королева подумает об этом позже. Но ей отчаянно хотелось взглянуть на потаскуху, на мать девчонки. Чем же она так пленила Роберта, что убедила его даже поселить свою побочную дочь вместе с наследным принцем. — Ваша милость… разрешите идти? — у хорошенькой служанки талия тонкая, словно горлышко штофа, узковатые бедра и ямочки на щеках. Немного не во вкусе Роберта, но он не перемнет засунуть свою ложку и в этот горшочек меда. Ну уж нет! Серсея не допустит, чтобы ее сына окружали шлюхи и их отродья! Едва заметным кивком отпустив слуг, королева поднялась, смыкая пальцы на ножке кубка с недопитым вином. Джоффри уже безмятежно посапывал на подушках, такой маленький и беззащитный. Кто его же защитит, если не мать? Несмотря на сонное зелье и поздний час, Серсее никак не удавалось уснуть. От тревог и переживаний разболелась голова, вино бунтовало в желудке; подушка колола щеку, одеяло душило, плотно облепив тело женщины. Королева просто лежала прикрыв глаза, перебирая локоны спящего сына. Будь рядом Джейме, он бы нашел способ успокоить ее. Серсея мечтательно облизнула губы, воображая себе вкус поцелуя брата, его руку на округлом бедре, ласкающую обнаженную кожу, а не свою собственную. Королева горестно вздохнула, поворачиваясь на бок; липкое ощущение чужого пристального взгляда ворохом мурашек прокатилось по коже, кольнуло ледяной иглой в затылок. Скрипнула половица, тихо, едва слышно, словно под кошачьим шагом, рядом, буквально у самой кровати, но Серсея даже не открыла глаз. Замок стар, не мудрено, что дерево рассыхается и крошится камень. Несколько минут в покоях стояла ленивая тишина, пока не хлопнула крышка сундука. Быстрые легкие шаги мягко протопали по мирийскому ковру; что-то запрыгало по полу и покатилось к кровати. Вздох замер поперек горла, королева сжала в кулаке уголок одеяла, мучительно вслушиваясь, но не смея, однако, открыть глаз. Да нет же… здесь никого нет, просто показалось. Наверное, она уже почти спит, балансирует на грани, вот и чудится… Серсея невольно придвинулась ближе к сыну, пугливо застыв, когда страницы забытой на столе книге зашелестели, точно волнуемые ветром. Королева резко поднялась, сев на постели; приказ страже явиться в покои уже жег губы, глаза въедливо всматривались в полумрак. В свете мотыльком трепещущего огонька единственной свечи тени плясали, прыгали по комнате, ночная мгла обступила королеву со всех сторон, но не смела приблизиться, шагнуть в круг туманно-золотистого света. Ночь растеклась за окнами аквамариновой синевой, замок спал, и тишину нарушало лишь тяжелое дыхание Серсеи и сонное причмокивание маленького Джоффри. Королева размеренно выдохнула, потирая шею. Все-таки показалось… это все из-за вина, не следовало пить столько на ночь. Женщина взбила подушку, чуть ослабила шнуровку на груди и собиралась было лечь вновь, но ее взгляд коснулся небольшого деревянного мяча, лежащего возле кровати. Отражение свечи каплями золота дрожало в застывших глазах Серсеи, рука голубкой вспорхнула к горлу. Ланнистер ясно помнила, что все игрушки служанки убрали в резной ларец, окованный железом. Который сейчас стоял с откинутой крышкой, с темнотой, роящейся внутри.