Доктор Ви

— Пак-Чи-Мин, неужели совсем всё плохо? Ну совсем-совсем не встаёт?

***********************************************************************       Кто бы мог подумать, что у сексолога могут быть проблемы с сексом? Но вот Чимин не только подумал, но и прочувствовал это на себе. Чёртова работа — помогать другим, при этом самому страдать от недотраха, потому что запал в душу только один паренёк, и на других не встаёт. И это проблема.       В зависимости от поставленного диагноза, терапия может включать в себя медикаментозное лечение и психологические консультации. Сам же Чимин регулярно ставит себе один и тот же диагноз и направляет своё тело и мозг психотерапевту — со-слишком-внимательным-взглядом — Юнги. А ещё у того замечательный голос, который озвучивает потрясающие советы, однако-чёрт-возьми, ничего не помогает.       Походы стали всё регулярнее, причём обычно во время обеда, а потому и бесячие, и в один прекрасный полдень Юнги признался: «Я перестал удивляться». Именно после этой незатейливой мыслишки, парень перешёл в режим каждодневного ожидания, даже слегка переживая, когда Чимин ненадолго задерживался.       — Тебе не кажется, что чай остыл?       — Сам виноват, что не пьёшь, — косится Мин.       «Будет и на твоей улице праздник», — говорил Тэхён. Чему хоть и верилось, но с каждым предложенным Юнги чаем Чимин хотел видеть нечто большее, чем… ПРОСТО. ДОЛБАННЫЙ. ЧАЙ.       «Если ты не по делу, то выметайся», — говорил Сокджин, у которого всё по минутам расписано, так Ким сам возмущался, и нечего жаловаться тем, у кого такие же проблемы. По крайней мере, были, потому что Чим уже неделю не заходил к другу, который вечно занят для дружеского секса. Придурок, а могли бы выручить друг друга. Хотя бы не страдали как два идиота от спермотоксикоза. Красивые же, а одинокие. Но, кажется, Сокджин что-то скрывает…       — Пак-Чи-Мин, — произносит по слогам, да ещё и строго, — неужели совсем всё плохо? Ну совсем-совсем не встаёт? — это уже от безысходности, потому что явно не похоже на вопрос психолога. — Даже с таблетками?       — Да ну тебя! Говорил же, встаёт! По утрам вот встаёт. И ещё иногда на… И вообще, так ты меня слушаешь, да? — Чим уже с кресла встал, на диван прилёг, к спинке поворачиваясь, свою обиду выражая, отвернулся по-актёрски, а на самом же деле запереживал не по-детски, потому что как раз это «иногда» в штанах проснулось, потому что Юнги такой красивый, сам виноват.       Он уже пытался к нему прийти не как к другу-товарищу, а как пациент, но даже в таких условиях не смог рассказать о своей «проблеме». Вот, вроде, не страшит мысль: «Потеряю его, если признаюсь», скорее всего, Юнги поймёт, скажет что-то типа: «Бывает, у всех это иногда случается, но ты не заморачивайся, пройдёт». Потому что не проходит нихера, хоть ты тресни — не проходит.       — Так на кого там у тебя бывает встаёт? На Ким Тэ Хи? — рассмеялся Юн. — Тогда руки в помощь, — у него обед, ему можно зло шутить и не принимать слова друга всерьёз. В самом деле, за смену не так уж много клиентов, но выслушивать его почти каждый день просто надоело. Просто взять и решить проблему Чимин сам не хочет, это Юнги знает, видит. Так в чём причина? Почему нельзя постебаться? Вот именно, можно.       — Шутка почти удалась, — зло огрызается шатен, но так же продолжает прожигать взглядом обивку диванчика, а для драматизма даже руки на груди скрестил. А так тянет пониже опустить…       — Обидишься, дам в лоб.       Вот честное слово, это сейчас была самая пошлая фраза, потому что по своему «хочу» Пак просто не услышал такое важное «в лоб».       — Давай.       — Мазохист?       — Вчера Хоуп предлагал секс, помогу, говорит, не волнуйся, — улыбнулся Чимин.       — А ты что? — напрягся психолог, отставляя пустую чашку.       — А я думаю согласиться, потому что реально достало, — нервно, скомкано и, наверное, правдиво.       — В твоём голосе слышится «но».       — Тебе кажется, в моём голосе проносится: «я согласился».       Может быть, специально он так делает, может быть, потому что действительно зол на сложившуюся ситуацию. Вот и правда, пойдёт и трахнется с ним, пусть даже снизу будет, пусть у него не стоит, но какого чёрта этот Юнги из себя возомнил Аполлона? Хочу — даю, хочу — не хочу.       — Ты милый, когда злишься… — обошёл диванчик, на котором лежал парень, и сел на его бёдра. — А я набираюсь храбрости, когда злюсь, — шепчет, приближаясь к губам. — Прости, Чимин-и, но я слишком собственник, чтобы делить тебя, и слишком не уверен, чтобы признаться в этом не в таких обстоятельствах.       Парень облизывает губы и ведёт по бёдрам вверх, останавливая руки на заднице, сжимая её. Без лишних слов, просто действуя, потому что когда Мин сел на пах, дружок Чима стоял смирнее смирного. Именно то, в чём он так нуждается.       Хотя, не сказать, что он не дивился словам друга, потому что думал ведь, что его чувства безответны, потому и не говорил ничего, боялся отказа, а тут такое дело. Ну какие ещё могут быть разговоры? Всё потом, сейчас бы тесно-тесно чувствовать этого невероятного парня, что сидит сверху и трётся своим возбуждением о стояк второго. Поцеловать бы его страстно, долго, кусая губы в кровь, потому что давно хочется, и нельзя быть таким неуверенным!       — А уверял — не стоит… — Мин ухмыльнулся даже не пакостно, скорее, ехидно. Не легче, казалось бы, от этого должно быть. Но такому влюблённому Пак Чимину нравились ВСЕ эмоции этого Мин Юнги. А сам же младший сейчас ни одной на себе изобразить не может, потому что в глаза второго заглянул и в ступор впал.       — Кроме тебя, — улыбаясь, говорит парень, замечая, как зрачки второго расширяются. — Только на тебя так стоит, — а затем просто притянул его для поцелуя, потому что терпеть уже нет сил и возможности.       — Ты, блять, — тщетно, но старается оторваться, — с Хосоком грозился переспать! Врун.       Физиология бушует, фантазия не отстаёт, засосы догоняют, обиды отступают, да их, по сути, и не было.       Напряжению расти уже некуда, чёртовы ткани только усугубляют ситуацию.       Кабинет закрыт, у них ведь обед, а потому никто не потревожит. Руки Чимина забрались под белоснежную рубашку, поглаживая желанное тело, которое хочется ласкать, целовать и жестоко трахать, а может, трахать будут его. Да какая к чёрту разница? Он даже не против быть снизу, главное, чтобы только с этим человеком.       Юнги тем временем расстегнул джинсы и, привстав на коленях, давая возможность Чиму приподняться, стянул с него штаны до колен на пару с нижним бельём. К такому повороту событий никто не был готов, а потому рассчитывать на полноценный секс не стоит, однако и оставить друг друга без ласки равноценно смертному греху.       — Разденься, — голос сейчас твёрдый, грубый, ему хочется повиноваться. Мин не ломается, он встаёт и снимает с себя чёрные джинсы вместе с такого же цвета боксёрами, а затем снова садится.       Мысленно теряет сознание, а физически тянется к желанному телу, чтобы и его избавить от оков ненужных тканей, потому что ощущения не те. Ловит шок, когда чужие руки не позволяют ничего сделать, и Чим сам начинает раздеваться, откуда столько грации — неизвестно. Откуда такой пресс…       — Красивый, — шепчет Юнги, целуя шею, мягко переходя к ключицам.       — Приходи сегодня ко мне домой, — сминая задницу Мина, предлагает Пак, — ко мне ближе, я тебя заберу.       — Хорошо, — лизнул губы и улыбнулся, при этом смотря в глаза. — Но сейчас я тебя просто так тоже не отпущу, — рука медленно начала скользить вниз, и парень взгляд не отводил, улавливая каждый вздох, каждое движение.       Пальцы Пака сдавливают кисть свободной руки второго, вот и ждал, и жаждал, но неужели правда-то?       Когда Мин опускает руку ему на член, парню кажется, что кончит прям сейчас, потому что напряжение самое сильное за последнюю всю жизнь. Чёлка уже прилипает ко лбу, и всё, что остаётся — откинуть голову назад и поддаваться. На всё абсолютно, пусть как кукла будет.       Соображения происходящего отдаляется с такой же скоростью, как Юнги приближается своими губами к мочке уха. Хочется глаза зажмурить. Но не можется.       Мин на несколько секунд замер, рассматривая юношу под собой: его уже растрёпанные волосы, покусанные губы, алеющие засосы на шее и ключицах. У самого сердце готово вот-вот вырваться из плена грудной клетки. В голове промелькнула фраза великого философа: «Остановись мгновение, ты прекрасно!».       Взяв рукой уже два члена, водя по ним рукой, Юнги чувствовал, как сгорает. С каждым движением, с каждым стоном всё больше, открывая дверцу комнаты внутри самого парня, в самом тайном углу его души, выпуская чудовище. Похотливое, ненасытное, сжирающее как самого хозяина, так и партнёра. Быстрые движения, хотелось больше, ближе, сильнее. Перед глазами всё плыло, и он готов вот-вот сорваться и, наплевав на всё, отыметь Чимина просто здесь, без презерватива и смазки, но его останавливают руки Пака, что выводят парня из транса, царапая бёдра, и голос:       — Юн-а, я сейчас… — стонет парень и тут же кончает, пачкая руку Мина и его член.       Ещё несколько движений, и психолог тоже кончает, больно закусывает себе губу и ложится сверху на Чимина, тяжело дыша и что-то неразборчиво нашёптывая.       Пак Чимин уже рассыпался на маленькие кусочки, а Мин не пытается его собрать, потому что так больше нравится. Так стремительно всё произошло, учитывая многомесячные «подкаты», но совсем не страшно.       Обратного действия не существует, бездействие не поможет. Пора просто поменять мнение друг о друге, просто принять, что теперь хер кто-то куда-то денется.       — Как долго? — не поднимаясь с груди, поглаживая ладонь, спросил Юн.       — «Как долго» что? Читаю твои мысли? Так вот, я их не читаю.       — Ц, ты не признавался мне, придурок, — рыкнул психолог. — Или скажешь, мне показалось? Послышалось, и вообще это была ошибка?       — Нет, намекну, что ты глупый, потому что: а) как долго я к тебе хожу «по делу»? б) неужели ничего не замечал?       — Это не меняет того факта, что придурок всё равно ты, — укусил за плечо…       В кабинет кто-то постучал.       — Блять.       — И не говори.       — Одевайся.       — То раздевайся, то одевайся. Блять, завёл себе личного босса, — вроде, и негодует Юнги, но почему-то тонкая улыбка с лица сходить не хочет.       — Вечером я тебя сам раздену, — шепчет на ухо Пак, проводя по ягодицам, несильно сжимая.       А ещё старшенькому не очень понравился этот тон, потому что в нём так и сквозит: «И выебу». Вот откуда такая уверенность, что тот окажется сверху?