Северный король

Новобрачные стояли между величественными мраморными статуями Отца и Матери. Невеста была прелестна в кремовых шелках и мирийском кружеве, в юбке, расшитой цветами из мелкого жемчуга. Она могла бы одеться в чёрно-золотой Баратеонов, как вдова Ренли. Но к чему Тиреллам напоминать о своем неудачном выборе? «Тебе будет приятно услышать, что она была девственницей…» Робб тоже прекрасно наряжен на свадьбу: одетый в дублет сапфирового цвета и в снежно-белый плащ из бархата с эмблемой бегущего лютоволка, он выглядел как истинный король — молодой, однако всё же король. К свадьбе он постригся, заметно укоротив свои рыжевато-золотые локоны, на которых находился разомкнутый обруч из кованой бронзы, покрытый рунами Первых Людей, венчанный девятью чёрными железными зубцами в форме мечей. Он также сбрил и свою бороду, казавшуюся ещё более рыжей, чем волосы. Теперь он стал заметно моложе: поросль на лице всегда придавала мужам более суровый вид. Он улыбался, и понятно, почему: Маргери Тирелл поистине одурманивала мужчин своей застенчивой улыбкой и тихим говором. Особенно сильно это действовало на юношей, в чье число входил и её сын. Был бы он так же рад, будь это девица из Фреев? Их род слыл скорее плодовитостью, нежели красотой, но, возможно, миленькие среди них тоже бы нашлись. Пропели свадебный гимн; причины, делавшие брак невозможным, никто не назвал, и пришло время менять плащ. Кейтилин находилась в первых рядах, рядом со своим дядей, и она в полной мере наслаждалась прелестью происходящего. Отсутствие сна сказывалось на ней — временами у неё мутнело в глазах и побаливала голова, но упустить такое событие она не могла, потому Кейтилин отгоняла усталость всеми силами. Гарлан Тирелл бережно снял с сестры девичий плащ, а Робб уже во второй раз принял сложенный «невестин плащ» от своего дяди, Эдмара, и развернул его. Братьев у Робба больше не было, и остался только дядя, который мог содействовать в церемониях, подобных этой. Он окутал Маргери снежно-белой тканью и застегнул пряжку из серебряного лютоволка у горла — теперь она перешла под опеку мужа. — Отец, Кузнец, Воин, Матерь, Дева, Старица, Неведомый, — одновременно произнесли слова обета новобрачные. — Я её, и она моя… — Я его, и он мой… —…с этого дня и до конца моих дней, — закончили они почти в один голос. — Этим поцелуем я клянусь тебе в любви и признаю тебя моим лордом и мужем. — Этим поцелуем я клянусь тебе в любви и признаю тебя моей леди и женой. — И робко прикоснулись они губами. Их поцелуй вызвал в сердце Кейтилин поистине детский трепет, и она будто бы на миг стала так же счастлива и спокойна, как когда-то была в Винтерфелле. — Да будет известно, что Маргери из дома Тиреллов, — начал септон Осминд своим тихим и спокойным голосом, эхом отзывавшимся от стен септы, — и Робб из дома Старков отныне одно сердце, одна плоть и одна душа. И будь проклят тот, кто пожелает разлучить их! Выход возглавили всё ещё прихрамывающий от ранения сир Лорас и сир Робар — они были облачены в белые чешуйчатые доспехи и серо-белые плащи. Рыцарь Цветов тоже не решился пропустить свадьбу своей единственной сестры, хоть раны его ещё далеки от заживления. А любовь между Маленькой Королевой и Рыцарем Цветов — достойный пример для других: она так искренне затрепетала, когда услышала о происшествии с сиром Лорасом. Сцена в богороще, которая случилась час назад, была куда скромнее. В обители Старых богов Риверрана всегда стоял странный воздух, какой-то более тёплый и гостеприимный даже в самые лютые зимние дни. Объединение двух сердец там произошло довольно быстро: никаких песнопений, септонов или жрецов. Лишь краткая молитва и обмен плащами. Кроме жениха, невесты и её братьев, на бракосочетании присутствовали в массе северяне и кое-кто из Блэквудов, остальные же были зеваками, которые были не прочь поглядеть на королевское венчание аж дважды. За ними шествовала пара пажей, разбрасывая из корзинки розовые лепестки перед королем и королевой. Кейтилин же шла под руку со своим дядей — если бы отец не захворал, то именно он бы вёл её. Несмотря на отказ от женитьбы и воинский образ жизни — Чёрная Рыба был вполне галантен, когда ему это требовалось. После них ступал холостой Эдмар: он гораздо старше Робба, и чуть менее завидная партия, чем он сам, но всё ещё один — надо бы поскорее это исправить. Подойдет кто-то из дочерей и сестер из знаменосцев её лорда-отца, может даже из Севера или Простора — это сделает союз Робба с лордами Простора и Речных Земель более крепким. — Порадуйся, Кэт, — сказал Чёрная Рыба, ведя её. — Твой сын женится — такое не часто случается. Всё скоро встанет в своё русло, и война закончится. — Мне бы твою уверенность, дядя, — слабо улыбнулась Кейтилин. Люди начали подходить и поздравлять новобрачных. Река из синих, красных, чёрных и зелёных шелков и бархата текла перед её глазами. Кейтилин крепко обняла Робба, и поцеловала его в обе щеки. Тоже самое она сделала и с Маргери Тирелл, хотя объятия и не были столь крепкими. Пожелав им обоим счастья, она уступила напирающим сзади людям, которые также желали их поздравить. В обязанности короля входит не только ведение войны, но и постоянное выслушивание лести и обмен любезностями, сказала она когда-то Роббу. Он, возможно, знал это и без неё, но и напомнить ему это никак не помешает, решила она тогда. Нед готовил его к судьбе лорда Винтерфелла и хранителя Севера, осталось лишь надеяться, что этого ему достаточно. Глядя на Маргери Тирелл, Кейтилин вспомнила Сансу. Её девочка не менее прекрасна. Она сама расчесывала ей волосы, такие густые и мягкие, цвета осенних листьев… Дочь любила истории о доблестных рыцарях. Когда она вырастет, то будет гораздо красивей самой Кейтилин. Каждый её случайный взгляд на смеющихся и радостных Робба и Маргери напоминал ей о своих детях, оставивших этот мир. Вернувшись в свои покои, она сменила своё утреннее платье из белого и серого шёлка с длинными руками, подбитое мехом лисы, на платье из голубого атласа с широкими, почти до полу, рукавами. Она решила не ждать остальных и одной из первых зашла в Великий Чертог замка. По пути она обменялась любезностями с лордами и рыцарями — не только король был вынужден это делать. За помостом, предназначенным для небольшой королевской семьи, находилось гигантское шелковое полотно с вышитыми лютоволками, окруженными дюжиной золотых роз Тиреллов на белом поле — знак союза Винтерфелла и Хайгардена. На галерее толпились музыканты с барабанами, скрипками, волынками, рогами и лютнями; готовые начать в любой момент. Пробежавшись взглядом по помещению, Кейтилин убедилась в том, что всё хорошо, но что-то всё ещё семенило в её душе. Будто бы она что-то забыла, будто бы она что-то не предусмотрела. Дополнительно разузнав у пажей, всё ли готово, она обрела некое подобие умиротворения. Люди стали прибывать толпами почти час спустя. За это время она успела осмотреть весь чертог на наличие изъянов — всё должно было быть идеально. Одни гости уже входили, отыскивая свои места на скамьях, другие толпились у входа. Визитёры выстроились вдоль столов, герольды выкликали имена входящих лордов и леди. Пажи в королевских ливреях провожали новоприбывших по широкому проходу в середине. Робб и Маргери въехали в зал на парных белых скакунах. Он не взял с собой Серого Ветра, поняла Кейтилин. Поджарый и темный как дым, с глазами цвета расплавленного золота, он мог испугать гостей, а то и напасть на одного из них. Это было крайне нежелательно. Сам Робб тоже колебался по этому поводу. В конце они пришли к выводу, что его стоит отпустить на охоту. Пажи бежали впереди, бросая розовые лепестки под копыта коней. Король с королевой тоже переоделись для пира. На Роббе был наряд из бело-снежного дублета, сделанного из бархата, с пятью вышитыми веточками листьев по левую и по правую сторону от разделяющих их пуговиц, с вшитыми бархатными рукавами. И бриджи такого же цвета, но с чёрной полоской по бокам. Маргери сменила скромное платье невесты на более смелое, из бледно-зелёного плотного шелка с тугим корсажем, обнажавшим ее плечи и верхнюю часть маленьких грудей. Распущенные каштановые волосы струились по белым плечам до самой талии. Увенчанная обручем из кованной бронзовой короны с рунами Первых Людей, она улыбалась мило и застенчиво. Прибыв на помост в сопровождений королевских гвардейцев, Маргери получила поцелуй от Кейтилин в обе щеки, тоже сделал её брат Эдмар и дядя Бринден. А Робб, в свою очередь, от двух своих новых братьев: Лораса и Гарлана. Сразу, как они уселись на места, септон Осминд начал молитву. Кейтилин же села по правую руку Маргери Тирелл. Девица из числа тех, кто умеет добивается своего ласковыми речами. Несомненно, она будет ухищряться получать для своей семьи некоторые смягчение от короны. И способами воздействия на Робба будут не только ласковые речи. Король призвал наполнить чаши за их новую королеву, после того как богам воздали должное. Паж влил в громадную золотую чашу, подаренную Роббу его новым братом, целый кувшин золотого борского вина. Прогремел звон, будто бы тысячи чаш и кубков стукнулись одновременно. Робб пил из семигранной чаши вместе со своей молодой женой, время от времени шепча ей что-то на ухо, тем вызывая у неё милый смех. Пусть смеются, пусть радуются, пока могут, пусть вновь наполнят дом Старков звонким детским смехом и плачем. Большой Джон, опустошив чашу, приказал пажам снова наполнить её. Если так и продолжится, то к вечеру он свалится с ног. Какой-то рыцарь из Простора на спор начал соревноваться с Большим Джоном, кто кого перепьет. В очаге ревел огонь, на стенах дымно пылали многочисленные факелы, хоть и до сумерек ещё оставалось время. Отведав суп с грибами в миндальном молоке, подслащенный сахаром, она пригубила вино. Запасы её отца были хороши: достаточно выдержанные, сделанные из урожая, собранного в лучшие летние годы. На второе принесли каплуна, начиненного луком и грибами. Кейтилин сегодня не завтракала, и на пустой желудок она теперь могла съесть чуть больше блюд, чем в любое другое время. Возможно, она не наестся к пирогу с голубями. Позволив пажу наполнить её чашу, она вновь отведала вина. Герольд объявил о выходе Раймунда Рифмача, странствующего барда, надолго задержавшегося в Риверанне. Он начал с баллады об одной из самых великих побед Робба. О битве при Окроссе. — И звезды в ночи словно волчьи глаза, и ветер — словно их зов, — пел он, и попеременно выл по волчьи. Эту песню Робб, как и она сама, слышал впервые, и захлопал в ладоши, когда Раймунд закончил. С завершением Раймунд Рифмач начал петь песнь про битву у Каменной Мельницы, пытаясь заполучить благосклонность будущего верховного лорда Речных Земель, её брата, — Эдмара. Она посмотрела на него и поймала его взгляд — он сразу же отвел глаза. После того, как Робб отчитал его за эту битву наедине, Эдмара больше не радовали мысли о произошедшей битве, но вида он не подавал, и когда Раймунд закончил, он тоже вежливо захлопал в ладоши. Следующий певец назвался Хэмфишем Арфистом. Раймунд и он явно не питали к друг-другу особой любви, соперничая за благосклонность королевы. Арфист спел несколько песен, уже знакомых: «Золотую розу» — в честь Тиреллов, «Деву, Матерь и Старицу», и «Мою леди-жену», умилившую сердца все маленьких девочек и мальчуганов. В это время рыцарь, соревновавшийся с Большим Джоном, свалился под стол. Большой Джон встал, вытер рот и запел: «Жил-был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с косматою шкурой!» Тени от света факелов уже вовсю плясали. За окнами полностью стемнело. Наступили сумерки. Рыжие волосы Робба стали отливать медью из-за света. Новые блюда всё заменяли друг друга и заменяли. Место певцов заняли скоморохи и акробаты, показывавшие разнообразные трюки. Один фокусник выдыхал пламя, дуя на факел, словно один из драконов Таргариенов. На самом деле фокус был в горючей жидкости в его рту, но дети и женщины всё равно рукоплескали этому. Принесли пирог с грибами и чесноком, тонущими в разогретом сыре. Гости галдели, слуги сновали взад-вперед. Кейтилин вновь обратила взгляд на Робба и Маргери: он ласково сжимал её руку в своей. Оба они улыбались и выглядели счастливо. Даже цвет их волос подходил друг другу: рыжевато-золотистые пряди Робба и каштановые локоны Маргери. Сын подал уже своей жене кусочек блюда, после кратко коснулся своими губами её губ. «Полагаю, что еще до конца года она родит мне сына…», — снова вспомнила она слова Ренли. Королева повернула голову, заметив её взгляд. — Как вы, матушка? — тихо спросила она, Кейтилин едва её расслышала. — Со мной всё хорошо, ваше величество. — Глаза Кейтилин наполнились слезами. — Матушка, вы плачете? — Маргери приподняла брови. Её маленький рот приоткрылся. — Это слёзы радости, дитя, — ответила Кейтилин. Так и было. Её глаза наполнились влагой именно от такого мига. В ответ королева, потерявшая золотую, но обретшая бронзовую корону, улыбнулась. Пажи внесли огромные серебряные блюда с ломтями сочной розовой баранины — это было, наверное, одно из самых скромных блюд пира. Некоторые гости упились до того, что уже мало внимания обращали на скоморохов, развлекаясь сами по себе. Сердце Великого Чертога было открытым местом, где не находились столы и стулья. Туда теперь вышли молодые танцовщицы в прозрачных шелках, и все пьяные вмиг вернули свой взор на развлечения. С каждого блюда Кейтилин брала лишь по несколько ложек, и всё равно её желудок был набит до самых краев. Подали свинину, приправленную корицей, гвоздикой, сахаром и миндальным молоком. На сцену после танцовщиц вышел Галейон из Нью, исполнивший одну из самых известных песен в Вестероссе. «Время моей любви» звалась она. Печальная песня, растрогавшая даже её окаменелое сердце. Сансе бы она точно понравилась. — Была моя любовь прекрасна, словно лето, и локоны её, как солнца свет, — начал он сладким голосом. — Была моя любовь прекрасна, словно осень, и локоны её, как золото листвы. «Санса, это точно про Сансу», — решила Кейтилин. — Была моя любовь, как снег прекрасна, и волосы её, как свет луны. — Закончив эту грустную песню, он начал балладу про распутную «Дорнийскую Жену». Окончательно озверевший от вина и мёда Большой Джон своим голосом затмил певца, затянув «Гуляку-парня». Люди, всё ещё способные стоять на ногах, вышли в центр и начали кружиться в танце. Робб галантно предложил руку своей королеве, они первыми и начали — новобрачные всегда танцевали в первой паре. Дядя протянул ей руку, и Кейтилин приняла её. После её пригласил лорд Рован, похваливший её наряд и осенние волосы. Наплясавшись вдоволь с Робеттом Гловером, Титосом Блэквудом и Джейсоном Маллистером, она отказала своему сыну. Лорд Болтон сидел за столом один, наблюдая за остальными. Она не заметила ранее его в числе танцующих. Тем временем Большой Джон уговорил Мейдж Мормонт на танец, а Джонос Бракен кружился с одной из своих многочисленных дочерей, имена которых Кейтилин уже не помнила. Приблизившись к Болтону, Кейтилин села на свободное место. Одетый в дублет вышитым на груди ободранным человеком на чёрном поле и в розовый плащ, он сидел один-одинешенек. От Русе Болтона шел сладкий, но неприятный запах. Сколько он не душись, мертвецки холодную натуру ему не скрыть. — Вы не притронулись к вину, милорд, — начала Кейтилин. — Я не пью, миледи, — тихо вымолвил Болтон. — Никогда? — удивилась Кейтилин. — Никогда. Вино притупляет чувства. — Обратив взор на кружащихся Робба с Элинор Тирелл и Маргери с Гарланом Тиреллом, Болтон добавил: — Его величество и её величество, как я вижу, вполне себе счастливы. — Они ещё молоды, пусть нарадуются вдоволь. — Уголки её губ искривились в улыбке. — Похоже, её не пугает церемония провожания, видать, девица столь же умна и смела, как очаровательна. — Да, — безразлично ответила она. Может быть, ей стоит на утро проверить простыню ложа Робба и Маргери? Нет, это всё равно ничего не докажет. С крестьянской девицей это, возможно, и сработало бы, но к благородным дамам наподобие Маргери Тирелл это вряд ли применимо. Кейтилин сама не помнила, окрасила ли она простыню в алый? Или же крови было слишком мало? Дочь лорда, согласно пословице, расстается с девичеством в седле, а не на брачном ложе, Маргери же любит скакать верхом. Если Маргери Тирелл и вполовину столь же умна, как и мила, то даже успей Ренли оставить её с ребёнком, она уже век назад как избавилась от него. Боги праведные. О чем это она думает? О не родившемся и, возможно, убитом во чреве ребенке? Почему она так сильно этим озабочена? Будь Маргери Тирелл девственницей или нет, ни на что это уже не влияет. Счастье, вот что главное. Счастье, которое она смогла когда-то обрести с её Недом. Маргери Тирелл добродушная девочка, с мягким и учтивым, как ей показалось, сердцем. Она заботится о черни, помогая им с пропитанием, когда все вокруг думают о войне. Даже сама Кейтилин не была столь доброй в её возрасте, не говоря уже о нынешней ей. Да и Робб хорошо о ней отзывался, и, возможно, он прав. Если Робб и Маргери вправду столь счастливы, как сейчас выглядят, и эта страсть когда-нибудь перерастет в настоящую любовь, то желать ей больше нечего. У Тирелл, к тому же, вполне хорошие бедра, что может быть куда более важнее доброго сердца. Возраст тоже подходящий — она на год младше девятнадцатилетнего короля. — Традиции важны, — выдохнул Болтон. — Когда-то во всех Семи Королевствах была ещё одна традиция. Право первой ночи. — Русе Болтон улыбнулся. Право первой ночи всегда казалось Кейтилин варварской традицией, слава богам, с этим покончила королева Алисианна. — Похоже, скоро и провожание постигнет такая же участь. — Некоторые невесты в ответ смеются, отшучиваются, а некоторых охватывает ступор, и они готовы чуть ли не расплакаться. Не все готовы со спокойной душой пережить это. — Уверен, вы своё принимали с достоинством. — Кейтилин кивнула — ей не хотелось рассказывать о своем опыте Болтону. Свет факелов сделал его очи поистине бесцветными, где только заметно играющее пламя от факелов. — А как ваша супруга? Я слышала, что вы женились на одной из девиц Фреев. — В отличие от Робба. — Лорд Уолдер позволил мне выбирать из его дочерей и внучек, и дал в приданое серебра по весу невесты. Теперь у меня есть пухлая жена. — Надеюсь, она сделает вас счастливым, — от сердца пожелала Кейтилин. — Она, как я вижу, не прибыла на свадьбу. — Она уже сделала меня богатым. Лорд Переправы зажиточный человек, способный обеспечить своих дочек и внучек хорошим приданным. Не столь щедрым, как Тиреллы, но всё же. — Он оскалил зубы в улыбке. — А леди Уолда стала Болтон, но она всё же остается в душе одной из Фреев. Пусть и дальше сидит в Близнецах, там безопасно. По крайней мере, до конца войны. Гости, поднявшись с мест, кричали, хлопали в ладоши и сдвигали вместе винные чаши. Огромный пирог неспешно плыл через зал — его везли на тележке с полдюжины сияющих поваров. Он имел два ярда в поперечнике, и под его золотисто-коричневой корочкой слышались крики и трепетание. Подготовка к приготовлению заняла несколько дней, не говоря уже о времени, потерянном для поиска подходящих ингредиентов. Столько мешков доброй муки, а простые люди вокруг голодают… — Пойдемте, лорд Болтон, взглянем на зрелище, — предложила Кейтилин. Он улыбнулся, встав с места, и они вместе обогнули стол. Робб танцевал со своей женой, когда пирог внесли в зал. Он широко раскрыл глаза, увидев такое лакомство. Наверное, осталось в нём ещё что-то невинное, раз он так реагирует на пирог. Я всё время думала о невинности Маргери Тирелл, но сохранил ли сам Робб целомудрие? Кейтилин часто видела, как Джейни Пуль и Бет Кассель смотрели на него в Винтерфелле. Статный, умный, с роскошным наследством, что же ещё желать девочкам? Обе они были дочерьми стюардов и не были подходящей партией для лорда Винтерфелла и Хранителя Севера. Надеюсь, дальше шушуканий за углами дело не дошло. Но ведь и Тиреллы были когда-то стюардами, стюардами у Гарднеров, чей древний род пресёкся в один миг. На какие же сюрпризы только не щедра жизнь? Дочери вчерашних стюардов теперь венчаются с королями. Когда Кейтилин спустилась к остальным, и молодожены собирались разрезать пирог, в зал вошла пара мужчин. Новые гости, решила Кейтилин. Танцы прерывались, а музыка вокруг них затихала. Люди расступались перед ними, не загораживая дорогу. Но большая часть зала всё ещё не заметила их. Она посмотрела на Русе Болтона и заметила, как его брови и рот искривились, и явно не в улыбке. Что-то не так… Сердце начало чаще биться. — Милорд? — спросила Кейтилин, даже не зная, что сказать. Кейтилин засуетилась. Сомнения овладели ее сердцем, которое за миг до этого не чувствовало ничего, кроме усталости. А люди всё приближались, и перед её глазами всё четче и четче вырисовывался их вид. Чёрные дублеты с белым кругом посередине, — чей же это герб? Белый круг обрел острые зубцы. Солнце… солнце зимы… Карстарки… — Я говорил ему, чтобы он сюда не приезжал, — произнес Болтон, явно этому не радостный. Харрион Карстарк, поняла она. Кто же ещё это может быть? Остальные сыновья лорда Рикарда погибли в Щепчущем Лесу, остался только он. Шаги его были неловкими, и он шатался. Белое солнце на дублете было запачкано пятнами то ли вина, то ли крови, надеюсь, что вина. А борода и чёрные сальные волосы сильно отросли. Он также носил на плечах волчью шкуру, и на поясе был закреплен вложенный в ножны меч — нехороший знак. На пирах, особенно на пире в честь королевской свадьбы, гостям запрещалось носить оружие. Один из двух людей, сопровождавших Харриона, грубо оттолкнул двух пажей, попытавшихся их остановить. Стража, где же она? Музыка затихла почти во всём зале, и были слышны перешептывания гостей. Все танцы прервались. Остановились даже Робб с Маргери Тирелл. На лице сына она заметила поджатые губы. Бледной тенью за ним появился Люкас Блэквуд и Робар Ройс. Наконец-то. Они защитят его, кто же, если не они? Харрион и двое его люди всё ещё неловко, но тяжело топали сапогами. — Да кто ты такой, вопрошал гордый лорд. Чтоб я шел к тебе на поклон? — пел знакомый голос. — Харрион, — вымолвил Болтон. Его слова были неразборчивыми даже при затихшей музыке, и кроме Кейтилин вряд ли его кто-то услышал. — Лорд Харрион, — поправил его Карстарк. Он услышал Болтона. — Так ведь теперь меня зовут. Да, лорд Харрион, — сказал он, смакуя титул на языке. — Раз мой отец мёртв, простите, казнён, то титул по праву теперь мой. — Он находился ближе к ней, чем к Роббу. Через толпу проталкивался пьяный Большой Джон. — Милорд, — ледяным голосом произнес Робб. Его здесь не ждали. Никто его здесь не ждал. — Я рад, что вы прибыли на мою свадьбу. — Он рукой медленно отвел жену за спину. — Да, рады. Вот только похоже, птицу подстрелили проклятые Ланнистеры, или же гонца убили. А может, и то, и другое. Кто его знает? — толпа взяла их в кольцо, а тем временем Большой Джон вместе с сыном появился напротив от Кейтилин. Робб же стоял лицом к лицу с Харрионом, и по левую его руку появился ковыляющий Лорас Тирелл. — Я смотрю, вы собирались резать пирог. Похоже я пришел к самому разгару, — рыгнул он и рассмеялся. — Отведаете? — спросил Робб, указав рукой на пирог, будто бы это была какая-то детская забава, а не назревающая резня. — Я не против. Вот только он не разрезан. — Сталь блеснула перед её глазами, а женщины закричали. Белогвардейцы встали между Роббом и Харрионом с быстротой молнии, даже Лорас Тирелл без доспехов и меча вышел вперед. Краем глаза она заметила, что некоторые гости уже брались за ножи на столах, пытаясь подготовиться ко всему. — Спокойно. Я лишь хочу разрезать пирог. Ведь так, ваше величество? Надеюсь, вы предоставите мне эту честь. — Робб не удостоил его ответом, а он сам расхохотался. — Комедии конец, Карстарк, — вступил Большой Джон. — Проваливай отсюда, тебе здесь не рады. — Положите меч на пол! — воскликнул Лорас Тирелл. Болтона рядом с собой Кейтилин уже не увидела. Осмотревшись по сторонам, она заметила, что осталась посередине одна. — Обойдемся без крови, милорд, — посулил Робб. — Ваш отец нарушил клятву, и получил по справедливости. — А разве справедливо убивать его из-за пары вшивых Ланннистеров? — рявкнул Карстарк. Её дядя не медлил, он что-то шепнул на ухо Робину Риггеру, и тот, тряся складками на подбородке, ушел куда-то. Наверняка за стражей. — Он клялся исполнять мои приказы. Он клялся в верности, — со сдерживаемой яростью сказал Робб. — А это были лишь мальчишки, всего лишь оруженосцы. — Ваше величество, прошу вас, позволим страже всё уладить, и продолжим праздник, — заговорила маленькая королева. Робб пропустил её слова мимо ушей. — Куда торопиться-то? Все преподнесли свои подарки, а я ещё не принёс свой. Мой подарок — это меч. — Белогвардейцы, всё это время державшие руки на эфесах мечей, не выдержали и тоже вынули сталь. — О, спокойней-спокойней. — Ваше величество, скажите одно слово, и я покажу вам цвет его кишков, — заугрожал лорд Амбер. — Нет. На моей свадьбе никто не должен пострадать, — со злостью ответил Робб. — Я слышал, что вы скоро идёте на Королевскую Гавань… — продолжал Карстарк, разглядывая клинок, — и раз меня с вами не будет, то я предлагаю вам свой меч. — Он бросил его к ногам Робба. Слава богам. — Делай с ним что хочешь. Вплавь в Железный Трон, выкинь в Черноводную, мне плевать, мальчишка. — Синие наряды с рыбой на груди появились за его спиной — стражники Талли. Белогвардейцы шагнули вперед. Карстарк был в пятнадцати шагах от них, и в семи от Кейтилин. Сунув руку за пазуху, он вынул… кинжал. — Мать за отца. — Парой слишком проворных шагов для пьяного вдрызг человека, Карстарк преодолел расстояние между ним самим и Кейтилин. Всё случилось так быстро, что Кейтилин ничего не успела понять. Через миг она почувствовала острую боль. Посмотрев на свою грудь, она увидела лишь выходящую рукоять кинжала. В глазах начало темнеть. Мощной струей кровь залила её голубое платье. Чертог заполнился режущим женским криком. Кейтилин упала навстречу холодному каменному полу.