Параллельная вселенная, в которой Чанёль родился в нужное время и в нужном месте, и никакой ошибки природы не было совершено
Читатель должен принять во внимание, что: — Чанёль родился 27 ноября 1991 года; — Бэкхён, следовательно, не страдал в детстве от головных болей; — Эти действия никоим образом не являются продолжением основной сюжетной линии и единственное, что связывает их с фанфиком — те же герои и концепт соулмейтов.:
Чанёль открывает глаза, тут же морщась от боли в голове. Повеселился он вчера изрядно. Под боком сопит девушка с воистину страшной рожей. Чанёль вчера точно перебрал, раз лёг в постель с ней. На полу лежит какой-то парень в обнимку с другим. Запах в спальне стоит смердящий: рвота вперемешку с потом и дешевыми духами. Чанёль перешагивает через спящие тела, мусор, рвотные лужи и что-то ещё непонятного происхождения, выходя из комнаты и спускаясь вниз по лестнице. Ищет среди спящих людей друга и находит его в ванне, спящего с девчонкой, что была явно помилее той, что выпала Паку. — Эй, Син, — пинает его в бок. — Син, вставай! Исин просыпается спустя несколько минут. Чанёль тормошит его и вытаскивает из ванной под грузный стон сонной девушки. — Ты вчера во сколько вырубился? — немного взбодрившись, спросил Исин, когда они покинули ещё спящий дом. — Да я знаю, что ли? Видимо, рано, раз ни черта не помню. — Мне вчера такая девчонка перепала! — ахнул он. — Честно, лучшая ночь в моей жизни. Всё до мелочей помню, жаль, что номер не взял. А у тебя как? — Слава богу, что не помню, — почесав лохматую голову, сморщился Чанёль. Чжан рассмеялся. — Так я теперь ещё и на мели. Надо неделю как-то проторчаться до зарплаты. — Чувак, у самого были б деньги — дал, — развел руками друг, когда они шли на остановку. — Да не, — тряхнул головой Чанёль. — Мне там один утырок с прошлого семестра задолжал. Его и встряхну. — Кто? — Есть там один. Чонин. Он вообще странный какой-то. Заберу скорее, пока этот чернявый не сплавился. — Забери и больше с ним не связывайся. Он в школе дрочил на последней парте на уроках биологии. Чанёль рассмеялся: — Откуда ты знаешь? — Да по его роже видно. Чанёль рассмеялся ещё громче.:
— А если нет? — выгнув бровь, фыркнул Чонин. — А если да? — взял его за ворот футболки Чанёль. Чонин рассмеялся ему в лицо. — Парень, я шучу. — Чанёль отпустил его. — Но у меня правда нет денег и дать тебе ничего не могу. Зато мне кое-кто по-крупному должен, он тебе и вернёт. — Сам у него возьми и отдай мне. Я тебе не шавка, чтобы бегать за твоими должниками. — Этот малый мне по-крупному должен. Он отдаст тебе вдвое больше, чем я тебе должен. Чанёль заинтересованно сощурился. Звучит заманчиво, но похоже на надувательство. — Бессмысленно звучит. Не пытайся меня обмануть. — Окей, послушай: я этого сучонка терпеть не могу, и он действительно мне должен. Я в полиции на учёте из-за старых тёрок с ним, так что меня с ним рядом если увидят — упекут в обезьянник. Поэтому такое предложение: ты его встряхни легонько, вспугни, а заберёшь — у него же — вдвое большую сумму. Скажешь «от Чонина» — как миленький вернёт. — И кто это тебе так должен? — недоверчиво покосился Пак. — Вот этот. — Он показал ему фотографию на своём телефоне. Чанёль внимательно вгляделся. — Этот, что ли? — вскинул он брови. — Он самый. Ну что, договорились? Чанёль слегка нахмурился. Если подумать, деньги ему нужны… да и потрепать нервы этому парнишке будет, наверное, весело. — Если он не вернёт мне, натяну тебе кишки на голову, — пожал он руку Чонину.:
Чанёль стоял у университетского забора, спрятавшись в его тени. Он высматривал во дворе человека, с которым ему предстоит иметь дело. Пак сам особо не понимал, что от него требуется, но кое-какой план в голове уже набросал. Заприметив снующую в толпе пшённую макушку, он встрепенулся. Вон он. Чанёль усмехнулся: невысокий, какой-то хилый даже. Этого парня он знал давно, но знаком лично не был и никогда не замечал этих черт. Это будет легко. — Отойдём поговорить, — подошёл он к парню, не ожидая ответа потянув его за кофту. Это было довольно грубо, но те, кто заметил это, поторопились отвернуться и сделать вид, что ничего не видели. Тот как-то ничего не сказал, только стал головой трясти и плестись еле-еле. Чанёль толкнул его в узкий переулок. Едва они оказались вне зоны видения окружающих, парень раздражённо отряхнул мятую одежду и посмотрел на Чанёля возмущённо. — Чего? — дерзко спросил он, что Чанёль даже немного удивился: ему-то думалось, он замыка какой-нибудь. — Я от Чонина. Деньжат ты ему должен, — сказал Чанёль, сложив на груди руки. — Пускай сам придёт и возьмёт, а меня по углам зажимать не над- Чанёль злится тут же, хватает его за шкирку и толкает в стену. — Сначала деньги. Сам знаешь, сколько. — А ты попробуй отбери, — выплёвывает он, и в Чанёле вдруг просыпается дикая злость, словно он этого парня всю жизнь ненавидит. Он сжимает челюсть и берёт его за шею, чтобы покрепче ему залететь прямо в челюсть... но отскакивает, потому что его бьёт током. Дерзкая ухмылка спадает с губ Чанёля, и он долго смотрит то на свою руку, то на парнишку. Руки жжёт, в висках пульсирует, живот скрутило, а ещё всё тело будто наэлектризовалось — типичные симптомы того-самого. Чанёль смотрит на парня, как на чудище, а у того у самого глаза словно блюдца — вся дерзость испарилась у обоих. Они очень долго молчат и смотрят друг на друга с нескрываемым шоком и ужасом. — Ебануться, — проговаривает Чанёль сипло, а потом, вдруг дёрнувшись, скорее пятится и уходит, в конце переходя на бег. Бежит, как поджавшая хвост собака.:
Чанёль проклинает свою подработку, Ким Чонина, собственную безответственность, звёзды, пустой кошелёк, ну и, безусловно, того парня. — Я же ещё совсем молодой, — говорил он тревожно, — зачем мне это сейчас? Нет, слишком рано, слишком рано!.. — Ну он же не запрыгнул к тебе на руки, готовый идти под венец, чё ты паришься? — сказал Исин. — Но всё равно, как я буду ходить трахаться, зная, что где-то здесь ошивается мой... мой... — старательно пытался он подобрать слово, но не хотел произносить. — Соулм- — Не произноси! — встряхнул Чанёль его за плечи. — Что мне делать? Контакт был, Исин, у меня с ним произошла эта хуета, ну, — он стал трясти в воздухе руками, — когда что-то ударяет и... в общем, Контакт! — Ты так говоришь, как будто вы друг друга признали. — Мне страшно, Исин, а вдруг он себе надумал? А вдруг он завтра придёт ко мне и скажет, что искал меня всю жизнь? Что я ему скажу? — Скажи, что пока не хочешь серьёзных отношений и не планируешь жизнь с ним. Он ведь ровесник, понимает, наверное. — Но если он сильно расстроится? Пойдёт и с собой покончит? — Слушай, это только от тебя зависит, как объяснишь ему — так и будет! Прекрати паниковать, будем фильм смотреть. Всю следующую неделю Чанёль ходил по университету, словно вор в законе: в маске, в водолазке с высоким горлом и в солнцезащитных очках с надвинутой до глаз кепкой. И в каждом углу высматривал того парня, лишь бы не встретиться с ним, а ещё ходил украдкой, едва ли не на цыпочках. Но того задолжавшего Чонину парня нигде не было: словно он никогда здесь не учился, а то, что произошло в подворотне, просто приснилось Чанёлю, как ужасный сон. Дошло даже до того, что впервые в жизни Чанёль не хотел идти на потоковую лекцию: а вдруг там окажется этот парень? Сидеть с ним в одном помещении полтора часа — что может быть хуже? Хотел Чанёль или нет, а идти надо было; он забрался по обыкновению на последний ряд и натянул на голову капюшон. Народу была куча, но парня он не видел. Для безопасности снимать свою маскировку он не стал, но вскоре в маске и толстовке с капюшоном стало неописуемо жарко. Жар был странным: ему было не просто горячо — у него будто поднялась температура всего тела, и это тепло словно шло изнутри. Стало до того невыносимо, что Чанёль, наплевав на страх, выбросил и маску, и стянул толстовку, и даже футболку то и дело оттягивал. — На первом ряду — стук зубов и кокон из одеял, — вдруг остановил лекцию профессор, — а на последнем кто-то потом изливается, — показал он рукой на Чанёля, что вся аудитория оглянулась на него. — У нас что, в разных частях аудитории — разная погода? Раздался смешок студентов, а Чанёль покраснел. Ему итак нездоровилось, а тут ещё лишнее внимание. Вдобавок ко всему он даже обнаружил человека, которого старательно избегал всю неделю: он был тем, кто сидел в первых рядах. Тот был весь синим, озябшим, и посмотрел на Чанёля лишь мимоходом. Ну вот и всё, к чёрту конспирацию. Бесконечно долгая лекция закончилась, и Чанёль выждал, когда все уйдут из аудитории, чтобы бесследно скрыться в коридоре, но далеко ему уйти не удалось: в коридоре пришлось встретиться лицом к лицу со своим кошмаром. Чанёль постарался сделать вид, будто не заметил, но тот остановил его своим громким «привет», хотя прозвучал парень не очень радостно. — Привет, — нервно ответил Чанёль, впервые взглянув на своего:
Время шло, студенческая жизнь текла размеренно и спокойно, учёба не радовала, но и не очень расстраивала, а Бэкхён и Чанёль будто бы жили в параллельных мирах, которым не суждено пересечься ни в одной из существующих вселенных. Нет, конечно, бывали редкие точки соприкосновения. Например, их общая лекция раз в неделю, но Чанёль во общее благо поменял своё расписание, сделав так, что теперь им не придётся проводить время в одной аудитории (как он заботится о своём соулмейте, правда?). Они друг друга не избегали, нет-нет, — они же не детсадовцы, в конце концов. И не боялись друг друга: теперь они оба знали, что отлично друг друга понимают и нет нужды что-то разыгрывать перед остальными. Лишь иногда, когда Чанёль чувствовал нездоровый жар и нехватку лёгких, он искал глазами источник его дискомфорта (так он в уме называл своего соулмейта, потому что имя не запомнил, а кличка его очень устраивала), и, когда они сталкивались взглядами, безмолвно кивали друг другу и спешили уйти подальше друг от друга. Ну не зря же они соулмейты, что понимают друг друга без слов. Однако вскоре их свободе друг от друга пришёл конец, хотя с их знакомства прошло достаточно времени: аж целый год. Ну, им обоим этого показалось не так уж много. В любом случае, из-за одной маленькой оплошности всё пошло наперекосяк.:
— С Рождеством, мать его! — проревел Чунмён, и все друзья с криками выпили всё залпом. — Хёнгу, какого хрена ты не пьёшь? — почти возмутился Чанёль, наклонившись к другу. — Это наши последние университетские каникулы, тем более, мы на каникулах все разъедемся. Так веселись, чувак! Чанёль был настроен веселиться. С размахом и торжеством. И он намеревался напиться до беспамятства, чтобы утром даже жалеть — ему этого даже хотелось, потому что долгий месяц упорного воздержания из-за экзаменов очень вымотал его. К двум часам ночи он потерял счёт количеству выпитого. Ноги уже не держали, да и вообще, весь вечер его мучил жар, но он думал, что это из-за алкоголя. После того, как он освободил желудок в туалете, его пронзило острое желание отправиться с кем-нибудь в лав-отель. Это желание было сиюминутным, пьяным, но слишком сильным. Ему было не особо важно, с кем, в этот момент любой проходящий казался сексапильным. На этом Чанёль теряет воспоминания о той ночи. И просыпается в какой-то спальне. Или номере. А чёрт его, значения не имеет. Голова пока ещё не болит — это всё потом, когда он полностью проснётся. Несмотря на то, что за окном уже полдень, Чанёль чувствует себя уставшим. Будто из него всю душу высосали ночью. Рядом, укутавшись по макушку в одеяло, кто-то спит. Чанёль, испытывая любопытство, было тянется стянуть одеяло и увидеть неизвестного (или неизвестную?). «Меньше знаешь — лучше спишь», — вдруг думает он, решив не беспокоить чужой сон и свою совесть тоже — а вдруг там какая-нибудь страхолюдина? Потом ведь совсем не захочется в клубы ходить. Но, прежде чем он тихо встаёт, чтобы одеться и скорее слинять, человек рядом копошится под одеялом и, кажется, просыпается. Чанёль пытается убаюкать его или её, но уже поздно — пробуждения не миновать. И через мгновение Чанёль понимает, что его ночное желание «немного жалеть» превращается в «пиздецки жалеть», потому что он совсем не планировал облажаться настолько. Из одеяла выныривает человек, которого Чанёлю хотелось видеть меньше всего на свете в своей постели. Он сонно моргает, смотрит на него непонимающе, а потом его глаза округляются точно так же, как у Чанёля. — Что за хуйня? — сипло выговаривает Бэкхён. — Т-ты?! — отскакивает Чанёль с кровати, падая на пол. Повисает тяжёлая тишина, он часто-часто моргает, не веря своим глазам, потом аккуратно приподнимает своё одеяло и сокрушённо морщится. — Что ты здесь делаешь?! — как по слогам спрашивает Бэкхён снова. — То же, что и ты, — отвечает Чанёль. Он ерошит волосы и до боли закусывает губу. А потом трёт шею, вдруг пытаясь нащупать шрам за ухом, которого, кажется, там уже нет. — Эй, его что, нет? Он исчез? Его нет? — Конечно, блин, его там нет! — Господи, мы хоть... предохранялись? Мне всего двадцать два, я не хочу детей, я же- — Успокойся, — говорит Бэкхён, наклоняясь через кровать к полу, — я тут вижу как минимум пять презервативов. Чанёль замер на мгновение: он вспомнил самую малость. Вспомнил, как увлеченно целовался с Бэкхёном (но тогда он понятия не имел, кто это был), вламываясь в номер, а потом они оба упали на кровать. И не спали всю чёртову ночь. — Так, слушай, это ведь не страшно, — сказал Чанёль, но даже больше пытался убедить себя, — это ведь всего лишь перепих на одну ночь, правильно? Разбежались и забыли... — Какой перепих, это признание было! Что я своей девушке, блять, скажу? — Зачем ты пошёл трахаться, если у тебя есть девушка? — спросил Чанёль с искренним любопытством, слегка скривившись. Даже паника как-то забылась. — Она не даёт мне уже два месяца, а ещё мы вчера поругались, что, по-твоему, я должен был делать? — Ну, мне с таким сталкиваться не приходилось, в конце концов, ночью ты сам понял, почему, — самодовольно сказал Чанёль. Бэкхён зло посмотрел на него и упал на кровать, закрыв лицо руками. — Да ладно тебе, признание — это естественная вещь, чего ту- — Только не говори мне, что ты теперь строишь планы на наше совместное будущее? — испуганно зыркнул на него Бэкхён. Чанёль примирительно поднял руки: — Нет, ты что, я же не придурок какой-нибудь. — Оденься, ради бога. — А что? — невинно повертел тазом Чанёль. — Ночью тебе нравилось проводить время с Чанёлем-младшим. Тем не менее, Чанёль натянул бельё и джинсы; выглядел он по сравнению с Бэкхёном довольно спокойно: он ни перед кем вины не чувствовал. — Теперь все будут знать, шрама же нет... — Знаешь, человечество придумало такую замечательную вещь, тоналка называется. Можешь сказать всем, что открыл для себя эту забавную вещиц- — Это был Сатурн, придурок! Огромный чёрный Сатурн, какой тоналкой его замажешь? — Ну, — почесал нос Чанёль, — по крайней мере ночью было весело. — Я не собираюсь это повторять, — предостерегающе сказал Бэкхён, вставая с кровати и одеваясь. — Только не говори мне, что тебе не понравилось, — разводит руками Чанёль, прекрасно зная, что Бэкхёну понравилось (и когда он успел сделать такие выводы?). — Только не говори мне, что ты хочешь продолжить это, начать встречаться со мной, жениться на мне, чтобы у нас было трое детей и кредит на десять лет? Чанёль скривился, его даже передёрнуло. Он отрицательно помотал головой. Он пошёл к зеркалу и посмотрел на своё ухо: не было и следа от шрама. — Жаль, — сказал он то ли себе, то ли наспех собирающемуся Бэкхёну, — от этого Сатурна был толк. Я им девчонок мог кадрить. — Я, кстати, тоже, — ответил Бэкхён; Чанёль посмотрел на него, и они оба вслух сказали, передразнивая: — «Ой, какой прикольный, можно потрогать?» Чанёль усмехнулся, но быстро вспомнил, что сейчас не до смеха. Он спешно собрался и, уже свежий и приличный, стоял в дверях, чтобы уйти без прощаний и лишних слов, но его остановил голос Бэкхёна: — Куда ты пошёл? Что со шрамами делать будем? — Не знаю, — пожал плечами Чанёль. — Меня это не ебёт, и, если ты помнишь, всё, что касается тебя — не моё дело. — Он надел кроссовки и стал открывать дверь, одной ногой уже стоя в коридоре. — Никому об этом ни слова, а о нашей глупости забудем, окей? О, и если ты вдруг забеременел, то отец не я, презервативы я использовал, так что... — Понял я, иди уже! — Удачи! Дверь хлопнула, Чанёль покинул отель и, укутавшись в пуховик, побрёл через мороз к себе домой. О Бэкхёне он быстро забыл, да и вообще, он совсем перестал паниковать: по сути, переспать со своим соулмейтом — то же самое, что и с любым другим, только шрамы и реакции исчезают. Ну и это чуть-чуть приятнее (если память его не подводит). И чего это так громогласно называют «признанием», словно что-то особенное происходит? Днём Чанёля взяла сильная головная боль и похмелье. Придя домой, он провалился в глубокий сон, совсем забыв о самом важном. Вечером он проснулся из-за звонка в дверь. На часах было шесть вечера, а Чанёль разве что только помылся — и на том спасибо. Продрав глаза, его охватила вторая паника за сегодня: это же родители приехали! Он вскочил с кровати и стал экстренно прибираться, но звонок становился всё более настойчивым, и он, быстро спрятав мусор в шкафу, открыл дверь. — Сыно-о-ок! — радостно сказала мама, крепко обняв его. — Почему не открывал? Мы тут уже пятнадцать минут стоим, думали, ты уехал... — Я немного заболел и уснул, — неловко ответил он, обнимая отца. Родители было хотели пройти в глубь квартиры, но он остановил их: — Слушайте, а может сходим в кафе? Дома совсем нечего есть, я вам покажу классное мест- — Я сейчас приготовлю, мы тебе с папой кучу всего привезли, тут и заготовки, и закваски, голодным не останешься. Чанёль был очень рад встречать родителей и проводить с ними Рождество, но к их визиту совсем забыл подготовиться. Тем не менее, они оба были в прекрасном настроении и по поводу беспорядка и пустого холодильника ничего не сказали. — Малыш у Юры уже ползает, — довольно рассказывала мама, разливая им чай. — Он на неё совсем не похож, вылитый муж. А как твоя учёба? Как университет? — Как обычно, — пожал он плечами, почесав затылок. — А это... что такое? — вдруг наклонился к нему отец и убрал волосы за ухом. Мама издала тихое, удивлённое «ох». Чанёль сначала даже не понял: они что, паука там нашли? Но, неожиданно вспомнив утренние события, закусил язык. Он даже не успел разнервничаться, времени не было. Он только осознал: это полный пиздец. Абсолютный. — А-а... это, ну, — начал он, но мама, положив руку ему на плечо, с бесконечной радостью в глазах, тихо спросила: — Чанёль, ты встретил своего соулмейта? Он замотал головой, бормоча «нет-нет, вы что», но родители смотрели на него с вожделением и странным блеском в глазах. — Д-да, — сдался он, не переставая чесать шею. — Почему ты нам не сказал? — Ну... хотел сделать вам сюрприз, — неловко улыбнулся он. Мама поцеловала его в макушку и крепко-крепко обняла; даже отец встал и обогнул стол, чтобы обнять его, но Чанёлю было жутко не по себе. — Кто же это? Он или она? И давно вы вместе? — Это... он, — неуверенно сказал Чанёль. — У нас совсем недавно всё началось, так неожиданно всё на голову свалилось. — Познакомь нас с ним, — твёрдо сказал отец, а мама закивала, одобрительно посмотрев на мужа. — Нет, пап, мам, вы что, ещё рано, мы же только узнаём друг друга, — подскочил он на стуле, начав нервно теребить рукава кофты. — Какое «рано»? Вы соулмейты, да ещё и признанные! Мы срочно хотим с ним увидеться. Тем более, каникулы. — Понимаете, дело в том, что он улетел из страны... — Мы перенесём билеты и останемся здесь подольше. Это ведь не проблема, да? — мама взглянула на отца, и тот с энтузиазмом закивал. — ... на полгода в Зимбабве, он будет помогать местным обедневшим семья- — Кого ты пытаешься надурить? — скрутила ему ухо женщина. Он ойкнул. — Не надо стесняться этого. Мы с отцом очень хотим встретиться с этим молодым человеком. Как его зовут? — Э... как встретитесь, всё расскажу, чтобы не портить сюрприз, — с мнимым задором ответил ей Чанёль. — А вам надо отдохнуть с долгой дороги, давайте-ка вам постелю. Тот вечер закончился на хорошей ноте, а родители ходили безумно счастливые. Даже поспешили позвонить Юре и рассказать безумно радостную новость. Один Чанёль был мрачнее тучи. И как всё иронично сложилось: ещё утром Бэкхён был так озабочен их признанием, когда как Чанёлю было плевать, но всё обернулось для него в десять раз хуже. Это карма! Они уже даже учредили дату этой важнейшей встречи, решив устроить всё в квартире Чанёля (только его почему-то об этом никто не спросил). Мама даже составила меню, а отец зачем-то рассказал Чанёлю долгую историю о том, как он знакомил маму со своими родителями, и, казалось бы, всё было готово к этой встрече, кроме главного его гвоздя — соулмейта Чанёля. — Ты рехнулся? — покосился на него Чондэ. — Ну что тебе стоит. Один вечер побудь моим соулмейтом. — Чанёль сложил в мольбе ладони и просил абсолютно искренно. — А ничего, что я материнский и у меня шрам есть, ты не подумал? — Он же у тебя незаметный, тоналкой тебе замажем, и будешь вылитый... — Нет, Чанёль, это же абсурд. Тебе всё равно когда-нибудь придётся знакомить своего соулмейта с ними, что будет, если пойду я? Просто иди и позови своего. — Ну пожалуйста, мы же друзья! — Вот именно: друзья, — помахал Тэён перед лицом Чанёля. — А не соулмейты. — Да какая разница, на один вечер побудь, я же- — Чанёль, как бы сильно я ни хотел тебе помочь, я не могу хотя бы потому, что у меня есть девушка, а твоя идея — сумасшествие. Просто позови настоящего соулмейта. Это будет самым правильным и простым решением. — Ты в жопе, — хрюкнул Исин. Чанёль, лёжа лицом в подушку, утробно простонал. Он спросил семнадцать своих знакомых-парней, но все до единого были категоричны в своих отказах. — Да позвони ты этому Бэкхёну, может, он согласится. — Да даже если он согласится, я сам этого не хочу, понимаешь? Что за дикость — знакомить своего соулмейта с родителями? А ведь мне всего двадцать два, Исин! — Слушай, твои родители приехали впервые за два года, через неделю они уедут обратно, и никто не будет следить, как у тебя складывается личная жизнь с Бэкхёном. Вы можете снова игнорировать друг друга, а пока просто покажи его родителям, они тебя помучают неделю, а потом можешь следующие пять лет рассказывать им сказки, что Бэкхён улетел спасать африканские семьи. — Но я не хочу иметь с ним что-то общее!.. — У тебя больше нет выхода. Это самый оптимальный вариант. Звони ему и уговаривай помочь. — Он не захочет. Я не смогу его уговорить хотя бы потому, что сам этого не хочу. — Ну сам оцени свою ситуацию, — развёл руками Исин, рисуя в воздухе воображаемую сцену. — Твои родители двадцать с лишним лет ждали этой встречи, они уже готовы к ней и с нетерпением её ждут, ты, по сути, им не наврал, потому реально признал своего соулмейта, и, если ты не приведёшь его им, разочаруешь их как сын. Вот скажи, что лучше: привести Бэкхёна и разыграть счастливую пару на один вечер или рассказать правду и пасть в их глазах как кобель, распутник и алкоголик? Чанёль, словно виноватый ребёнок, кивнул. Он стал грустно смотреть в одну точку, а потом, когда осознал, что нельзя терять ни минуты, бросился искать номер Бэкхёна. Он раздобыл его через брата подруги девушки Хёнгу, и, набрав его, старательно прочистил горло, приготовившись к долгим часам уговоров. На том конце прозвучало «алло», и Чанёль как можно увереннее сказал: — Привет, Бэкхён, это Чанёль. — Нет. — Что «нет»? — растерялся он. — Чтобы ты ни спросил, ответ «нет». Я кладу трубку. — Послушай меня сначала! Мне нужна твоя помощь, и это очень срочно. — Нет, нет, нет и нет, — весьма упёрто сказал Бэкхён. — Мы договаривались не связываться друг с другом, и в прошлый раз всё нарушили, так вот мне больше не нужно... — Это очень важно. Я бы сам не хотел тебя просить, но у меня нет выхода, понимаешь? — сказал Чанёль очень жалостливо. — Откуда у тебя вообще мой номер? — Это неважно, у меня есть одна очень большая проблема, и ты с ней связан напрямую. Просто послушай меня, прошу. И Чанёль принялся рассказывать ему историю, случившуюся с его родителями, а Бэкхён слушал его молча, даже не задавал вопросы, и в конце, когда Чанёль спросил: «Ты поможешь мне?», тот ответил: — Я что, похож на сумасшедшего, чтобы знакомиться с твоими родителями? Мне всего двадцать один, я ещё совсем молод! А что дальше? Встречаться, что ли, ещё начнём? А потом помолвка, свадьба, дети? Ты ебанутый, да? — Всё равно это когда-нибудь должно произойти! Послушай, ты побудешь с ними ровно один вечер, а потом они улетят в другой конец страны, и больше можешь перед ними не появляться, я буду отправлять им отфотошопленные открытки на праздники и врать, что у нас всё отлично, хоть десять лет! А мы с тобой можем продолжать заниматься своими делами. Бэкхён, — с нажимом сказал Чанёль, — они так ждали этого. Что я им скажу? Помоги мне. Пожалуйста. На том конце было тихо, но Чанёль чувствовал, что Бэкхён оставался на связи: было слышно его тихое спокойное дыхание. Чанёль, нервно кусая губы, ждал ответа. — Нет. Всё, пока. — Я дам тебе денег! — выпалил он. — Триста тысяч вон. — Так, ты охуел? — Пока. — Хорошо, хорошо! Давай завтра встретимся и обсудим мелочи? С денег, по сути, и надо было начинать: после этого Бэкхён стал куда более сговорчив и мягок. Они решили, что встретятся в кафе и всё обговорят, а Чанёль, положив трубку, подумал, что понятия не имеет, где он достанет эти деньги для Бэкхёна. Но это он потом придумает, сейчас надо хорошенько разработать сценарий. Следующим днём он отправился в маленькое кафе, где ему предстояла встреча с Бэкхёном. Тот уже был на месте и, завидев Чанёля в дверях, ни капли не переменился в лице. — Привет, — сказал Чанёль, снимая куртку и присаживаясь напротив. — И тебе. Паспорт дай. Чанёль удивленно вскинул брови, задал ему немой вопрос, но, решив не перечить, протянул паспорт, аккуратно спрашивая: — А тебе зачем?.. — Отдам, когда дашь деньги. Для гарантии. — Сказав это, Бэкхён положил его в свой кошелек и спрятал в кармане джинсов. — Давай сразу к делу. — ... в общем, в эту субботу в семь вечера у меня дома будет ужин с родителями. Вот адрес. Тебе нужно просто сыграть любовь ко мне. Типа как улыбаться мне, смеяться над моими шутками, даже если тебе нихрена не смешно, поддакивать, когда я рассказываю о наших совместных воспоминаниях, трогать меня иногда. — А последнее обязательно? — брезгливо спросил Бэкхён. — Максимум — держать за руку или жаться ко мне, когда я говорю что-то супер трогательное. Если что, мы познакомились в библиотеке год назад, встречаемся почти одиннадцать месяцев, до окончания университета никаких планов не строим, ты любишь, как я играю на гитаре, а я люблю твою готовку. — Но я не умею готовить. — Это неважно. Когда будут спрашивать что-то, на что ты не можешь ответить, смущённо улыбайся и переводи на меня. Тебе не надо пытаться понравиться им. Они тебя уже заранее обожают. На всё это Бэкхён понятливо кивнул. Они обсуждали детали, репетировали немного, корректировали сценарий, а потом разошлись. Осталось только не облажаться в день Х. Ну и ещё достать где-нибудь триста тысяч вон.:
Чанёль нервничал перед приходом Бэкхёна, а тот уже опаздывал на десять минут. Чанёль переживал, что их ждёт прокол, что родители раскусят их, или, наоборот, до того полюбят Бэкхёна, что заставят немедленно сыграть свадьбу, и Чанёль продумывал все самые ужасные сценарии, когда наконец раздался звонок в дверь, а мама, весь день взбудораженная, моментально крикнула из кухни: — Уже бегу, открываю! — Нет, мам, я сам встречу, — абсолютно спокойно сказал Чанёль. — Не суетись. Она нехотя осталась в кухне, а Чанёль пошёл открывать дверь. На пороге стоял Бэкхён: с каким-то пакетом в руках, опрятный и улыбающийся как-то натянуто. — Чего опаздываешь? — процедил Чанёль. — Был мегазанят, — также ответил он. — Смотрел сериал. Чанёль сжал зубы, но ничего больше не сказал. Он взял Бэкхёна за руку и повёл на кухню, где за столом уже сидели родители. — В общем, мам, пап, это Бэкхён. Мой соулмейт. Бэкхён низко поклонился родителям и лучезарно улыбнулся им, не успев произнести: «Очень приятно познакомиться, господин и госпожа Пак», как мама поцеловала Бэкхёна в обе щёки, что-то причитая, а отец крепко пожал ему руку. Выражение лица у Бэкхёна было самым доброжелательным. — Ну, расскажи нам о себе, — улыбнулась мама, разложив всем еду. — Чем занимаешься? — Учусь на прикладной математике, в этом году заканчиваю, — пожал плечами Бэкхён, смущённый таким вниманием к себе. Чанёль был приятно удивлён, что у него отлично получалась эта игра. — Сам из Пучхона, а в Сеуле снимаю квартиру с другом. — А чего вы с Чанёлем не съедетесь-то? Чанёль прочистил горло, а Бэкхён, как и договаривались, смущённо улыбнулся и посмотрел на Чанёля. — Мам, не смущай Бэкхёна. Мы решили, что должны поставить сейчас в приоритет учёбу. Всё шло хорошо: они мило болтали, распивали вино, на котором так настоял отец Чанёля, Бэкхён говорил всё в меру, а когда тупо не знал, что ответить, пинал под столом Чанёля, и, казалось бы, всё шло хорошо, пока Бэкхён не сморозил глупость. А началось всё с отца: он между делом пожаловался, что Чанёль в этом году на свой день рождения не отвечал на их звонки, а ещё так и не рассказал, как и с кем он справлял. Он стал шутить, что Бэкхён точно должен знать, что было. Сам Бэкхён профессионально смущался, но над шутками смеялся вполне искренне. Чанёль никак не собирался ему помогать (что-то он всё-таки натворил в тот день, раз проглотил язык?), поэтому он начал выдумывать на ходу. — ... было очень весело! Но потом, уже ночью, мы вышли на улицу и решили искупаться в бассейне, который был на заднем дворе, но- Он замолк, когда родители Чанёля нахмурились, а мама, неловко улыбнувшись, спросила: — Бэкхён, но какой бассейн, если у Чанёля день рождения в конце ноября? Ну блин, откуда он вообще знал, что у этого хрена осенью день рождения? Он даже фамилию его до вчерашнего дня не знал, да и разве тут есть его вина? Он Чанёля пинал под столом, но тот не помог, пришлось говорить, что в голову лезет. В этот раз он таким образом уже не мог спастись. Бэкхён неловко рассмеялся, а родители смотрели на него как-то полувраждебно. — Бэкхён, ты что, какой бассейн? Тебя же на моём дне рождении первым вырубило, — Чанёль рассмеялся, с огромной любовью в глазах погладив Бэкхёна по руке. Он обратился к родителям уже на полтона тише: — Он совсем не умеет пить. Бэкхён не смог бы поспорить, но очень хотелось добавить: «Ты, идиот, тоже, иначе почему мы из-за своего пьяного траходрома сейчас выделываем счастливую пару перед твоими предками, а?» Он смущённо рассмеялся, ударив Чанёля по плечу. Родители клюнули и искренне рассмеялись. Они очень долго сидели за столом. Но скучно не было, потому что семья Паков оказалась весёлой и разговорчивой, что даже немного слишком. Когда живот уже потяжелел из-за съеденных кушаний, а стрелки часов давно перевалили за десять, Бэкхён тактично сказал: — Наверное, мне уже пора... — Это ещё почему? — нахмурилась мама Пак. — Я думала, ты сегодня у нас останешься. — Нет, что вы, — он смущённо поклонился, — не хочу стеснять вас, да и живу я недалеко. — В такую темноту и холод ты никуда не пойдёшь, — сказал отец Чанёля. — Чувствуй себя как дома. Чанёль? — он укоризненно посмотрел на сына, взглядом говоря: «Ну, мужик ты или нет? Уговаривай его остаться!». — Мам, пап, Бэкхёну и впрямь надо идти. Тем более, спать ему негде. Я его провожу... — Как это негде? — нахмурилась мама, и Чанёль прямо вспомнил себя в детстве, когда она его ругала. — Ляжет на кровати с тобой, а мы в гостиной. Она обратилась уже куда мягче к Бэкхёну: — Бэкхён, не волнуйся, ты нас никак не стеснишь. Тем более, тебе надо привыкать, скоро ведь и съедетесь уже, будете под одной крышей жить. Бэкхён глупо кивнул, незаметно бросив в Чанёля злой взгляд. К сожалению, тот был беспомощен перед своими родителями и лишь виновато пожал плечами. Бён учтиво улыбнулся родителям и сказал, что ему нужно на минуту отлучиться с Чанёлем. Они заперлись в ванне, и Бэкхён рассерженно шикнул: — Это что ещё за дерьмо? Ты же говорил, всего пара часов! — Знаю я, знаю. Ну что я могу сделать? Ты же сам видишь, что я не могу им перечить. Мне это всё тоже не нравится, но потерпи просто. — Тогда ещё сто тысяч сверху, — сложив на груди руки, уверенно сказал он. — Просто за то, чтобы ты поспал в моей квартире? — возмущенно разинул рот Чанёль. — Или я сейчас выйду, всё им расскажу и уеду домой. Чанёль нервно теребил рукава рубашки, постоянно открывая рот, чтобы обматерить Бэкхёна, но сил не было. Он обречённо выдохнул: — Ладно. Будут твои сто тысяч. Говнюк.:
Они сидели в спальне Чанёля тихо. Прошёл уже почти час, но они не могли ни минуту расслабиться: родители заходили каждые пять минут, звали, что-то спрашивали, а когда их не было в комнате, создавалось ощущение, будто бы они за стенкой, стоят и слушают, что у них там творится. Приходилось создавать иллюзию того, что они о чём-то увлечённо беседуют, но выходило очень тяжело. «Ты не заебался?» — прочитал Бэкхён на губах Чанёля и также беззвучно ответил: «Пиздецки». Пак поджал губы, осторожно огляделся на дверь, а потом, ткнув Бэкхёна в бок, издал громкий стон. Бэкхён посмотрел на него, как на психа, отсев подальше, но Чанёль, повторив звук, тихо прошипел ему: — Стони. — Ты ебанутый? — Просто стони, так надо. — Да не буду я! Тут Чанёль больно ударил его в живот, и Бэкхён болезненно простонал, сложившись пополам. Пак подхватил за ним и всё не переставал издавать эти странные звуки, а Бэкхён, отойдя от боли, ударил Чанёля в ответ, что теперь стоны были вполне естественными. — Да, ещё, — томно произнёс Чанёль, пнув Бэкхёна в живот, но тот увернулся и зарядил ему кулаком в лицо, вот только больно не было. Чанёль заломил ему руки, чтобы перестал так сильно бить, но Бэкхён разозлился не на шутку и бил везде, не щадя его. Они пыхтели и дрались на кровати, лишь иногда Чанёль выдавал пошлые словечки, но они обрывались его стонами боли, потому что дрался Бэкхён не на шутку. — Блять, тебе так сложно постонать? — шикнул он ему, нависнув сверху. — Тебе всех в постели приходится так просить, да? — ухмыльнулся Бэкхён. — Приготовься, сейчас будет... Дверь совершенно случайно открыла мама. Чанёль резким движением натянул на них одеяло и возмущённо выкрикнул: — Мама! — Я ничего не видела, — сказала она, закрыв глаза рукой. — Просто хотела сказать, что мы с папой, эм, наверное сходим за продуктами, заодно прогуляемся. Она закрыла дверь, а за стеной раздался любопытный голос отца: — Что они там делают? — Внуков они нам делают! Пошли скорее, а то мешаем им... Через пару минут хлопнула входная дверь. Чанёль слез с Бэкхёна и облегченно сказал: — Это займёт их хотя бы на час. — Бэкхён снова слегка пнул его, лежа на измятой постели. Чанёль нахмурился: — Эй, прекрати уже. — Значит, можно час спокойно подышать? — Ну, можно и продолжить начатое, только по-настоящему, — сказал Чанёль и поиграл бровями. — Продолжай в ванне и без меня, — отпихнул его Бэкхён. — А по-моему, больше всех продолжение нужно тебе, — заметил Чанёль, показав на бугор на чужих брюках. — Понравилось слушать мои стоны? — Понравилось вмазывать тебе, — хмыкнул Бэкхён. — Значит, любишь садо-мазо? — наклонился к нему Чанёль низко-низко. Бэкхён посмотрел на него с пару секунд, рассмеялся и, бросив «идиот», небольно отпихнул его от себя. Чанёль рассмеялся и упал рядом. Они полежали молча пару минут, лениво уставившись в потолок, а потом Чанёль пихнул Бэкхёна: — Эй, ну скажи, в прошлый раз клёво было. — Да, было прикольно, — согласился Бэкхён, подложив под голову руки. — Только меня кинула девушка. — Сорян. — Бывает. Лежали они тихо, каждый думая о своём, и так прошло уже с пару минут, но, что радовало, так это то, что тишина не напрягала. Неожиданно Бэкхён спросил: — А ты насчёт сейчас серьёзно говорил? — Ты видишь мой стояк? — он повернулся лицом к Бэкхёну и показал рукой на свои брюки. — Я не шучу. — А потом я забеременею, мы поженимся по залёту, родится какой-нибудь маленький чёрт, из-за которого я располнею, а тебе придётся работать сверхурочно, мы возьмём ипотеку и- — Да что ты со своей ипотекой? Знаешь, Бэкхён, — Чанёль даже сел, убедительно глядя ему в глаза, — я кое-что понял: мы понимаем друг друга. Ну, в том смысле, что я точно знаю, что я тебе не нужен, и ты понимаешь меня тоже. Я могу с уверенностью знать, что ты не проснёшься утром и не скажешь что-нибудь типа «кажется, я понял, что люблю тебя» — никакого подобного дерьма. И я к тебе точно не буду лезть с вечной любовью и надеждой на двух сыновей и прекрасную дочку в ближайшем будущем. Понимаешь? — Ну. Бэкхён молча смотрел на него, как бы не торопясь ничего говорить, и Чанёль уже несдержанно сказал: — Бэкхён, заебал, чё ты как девственник ломаешься? Стояк мой видел? Пожалел бы хоть, а. Бён поднялся и приблизился к Чанёлю. — Ладно. — Он закатил рукава своей рубашки; Чанёль навострил уши. — Но если я залечу от тебя, считай, что ты труп. Слышишь? Чанёль кивнул с диким энтузиазмом, и Бэкхён крепко поцеловал его, потянув за затылок на себя. Он получил мгновенный ответ, почувствовав, как пуговицы высвобождаются из петлей, а по торсу уже поднимаются чужие горячие руки. Чанёль на ощупь жутко горел: Бэкхёну казалось, что об него можно обжечься, но это его не останавливало, ему хотелось сгореть под Чанёлем, превратиться в пепел, выгореть до тла, и он совсем-совсем не боялся чужого жара, потому что казалось, что так надо и нужно, хотя ещё пять минут назад Бэкхён хотел чем-нибудь заткнуть рот Чанёлю и не видеть его примерно всю оставшуюся жизнь. — Эй, прекрати шею целовать, щекотно же, — всерьёз заволновался Бэкхён, пытаясь оттолкнуть Чанёля за шею, но тот его совсем не слушал, исцеловывая каждый сантиметр от яремной впадины до сгиба плеча. А затем Чанёль больно втянул кожу на шее, после прикусив, что Бэкхён весь замер, испугавшись, но осознал, что ему это нравится, что, пускай раньше так никто не делал, это очень возбуждает, что аж пальцы на ногах поджимаются, и больше Бэкхён не смел что-либо говорить Чанёлю: тот знал, что он делает. Бэкхён погладил чужую грудь, спускаясь пальцами вниз, к торсу, обводя пальцами напряжённые мышцы, и Чанёлю было нестерпимо чувствовать, как холодные пальцы, словно стекающая по его телу вода, так легко и невесомо касались его. Бэкхён почти добрался руками до самого интересного, поддев кромку белья, как Чанёль медленно отстранился от него, спустившись ниже. Чанёль мягким движением стянул с него боксёры и развёл его ноги, и Бэкхён ещё никогда на своей памяти не был так послушен. А потом Чанёль провёл языком от основания его органа к самой головке, что Бэкхёна всего передернуло, и он удивлённым и испуганным взглядом немо спросил у Чанёля, что он творит, на что тот коротко улыбнулся: — Моё «спасибо» за сегодня. Бэкхён почувствовал распалённое дыхание у своего члена, а потом дико приятную теплоту и узость рта, что сжал в кулак простынь. Ни за что бы он не подумал, что Чанёль умеет так отменно... благодарить. И вообще, Бён считал себя сухим, ну, в плане постели. Он никогда не стонал в голос и не имитировал оргазм, лишь бы не обидеть партнера, а ещё им невозможно было манипулировать: он никогда не хныкал, не просил «ещё!», не умолял и тем более не просил разрешения кончить, потому что характер у него такой — своевольный. Однако Чанёль делал из него другого человека, вынуждал выгибаться, кусать кулак, хвататься за простыни, выстанывать его имя и — о боже — искренне просить «пожалуйста». Но самым ужасным было то, что Чанёлю это тоже всё дико нравилось, что это было обоюдно, что он не надевал какую-нибудь поганую маску, а совершенно искренне обнимал его бока, утыкался носом в шею, тихо стонал и целовал мимоходом. — Бэкхён, — рвано выдохнул ему Чанёль на ухо, когда звуки стали едва различимыми,— ты, блин, зачем т-такой... приятный?.. Бэкхён вцепился ему в плечи, закусив губу до крови, и из него вырвался финальный низкий стон, и через всё его тело прошёл сильнейший разряд. Чанёль, почувствовав, как Бэкхён сжал его внутри себя, и услышав такой сладкий голос, потерял себя в пространстве и времени, едва успев выйти из Бэкхёна и излиться ему на напряжённый пресс. У Чанёля дрожали руки и ноги, и он едва удерживал себя, чтобы не упасть ослабевшим телом прямо на Бэкхёна. Он часто-часто дышал, смотря в глаза Бэкхёну, а тот тоже не отошёл от оргазма и смотрел на него потерянно. На лбу и висках у Бэкхёна проступил пот, губы припухли, волосы разметались по подушке, а на щеке играл яркий румянец, который можно было увидеть даже сквозь темноту. Чанёль шумно сглотнул и поцеловал его мокро, тягуче, медленно, прикусывая чужие губы, проникая языком безо всякого стеснения. Бэкхён погладил его по затылку и шее, и Чанёль уже не мог держаться, просто навалившись всем телом на него, почувствовав животом собственную тёплую сперму, но было так хорошо и так плевать на всё остальное, что просто думалось о губах Бэкхёна и ни о чём больше. Наверное, родители уже вернулись, потому что часы показывали почти второй час, а они, наверное, немного увлеклись и не заметили звуков за стеной. Эта мысль заставила Бэкхёна насторожиться и прислушаться к звукам, но он сам не мог восстановить рваное дыхание, и ко всему прочему Чанёль очень мешал ему думать. — Твои родители... они вернулись? — Да... не помню когда, но слышал, как дверь щёлкнула, — безразлично отмахнулся Чанёль. — Значит, они слышали?.. — с долей страха спросил Бэкхён. — Как ты стонал? — усмехнулся Чанёль. — Я думаю, это было слышно даже двумя этажами выше. — Тебя, вообще-то, тоже, — нахмурился Бэкхён, немного сконфузившись, и спихнул его тяжёлое тело с себя, чтобы подняться с кровати. — Мне надо смыть с себя твою гадость. — Если хочешь, чтобы мои родители запомнили тебя ещё и таким, — он обвёл взглядом Бэкхёна с головы до пят, — то дерзай. Ванна за гостиной. Бэкхён вздохнул и остался на кровати. Чанёль поднялся, перегнулся через него, вытащив из тумбы влажные салфетки и протянув ему. Бён принял их и вытер свой пресс, даже позаботившись о Чанёле, который, в принципе, и не просил его ни о чём, но был приятно удивлён. Потом Бэкхён устало упал на подушку, попутно вздыхая. Чанёлю было понятно без слов, что тот выжат в сок, и он лишь молча накинул на него одеяло и быстро уснул.:
Утром Чанёль проснулся рано.Почему-то ломило в теле, но боль была даже приятная. Он потёр лицо и повернулся к Бэкхёну. Тот не спал, уставившись в потолок. — Как себя чувствуешь? — хрипло спросил Чанёль, но он и так знал ответ. — Стрёмно. — Я тоже. Чанёль вздохнул и тоже вперил взгляд в потолок. За окном уже шумел город, а через стену были слышны бодрые шаги родителей и стук сковороды на кухне. — Давай договоримся, что больше не будем так делать? — Да. Давай. Бэкхён поднялся и сонно потянулся, почесав шею. Там зиял налившийся синяк, но Бэкхён его ещё не видел, так что Чанёль предпочёл не портить ему этим настроение, и стал молча одеваться. Радовало то, что тишина не давила и не была неловкой, а ещё они друг друга отлично поняли и ни в чём не корили, только оба чувствовали себя престранно. Оказавшись на кухне, они оба сумели надеть на себя бодрые и дико счастливые лица, мило позавтракали с родителями; Чанёль нарочито смущался, когда мама Пак тонко намекала на ночные звуки, а Бэкхён благодарно улыбался, когда отец Чанёля с энтузиазмом приглашал их к себе домой и настойчиво предлагал как можно чаще встречаться. Бэкхён тактично заметил, что злоупотребляет их гостеприимством и скорее должен вернуться домой, и больше родители ни на чём не настаивали. Когда он стоял на пороге паковской квартиры, мама Пак поцеловала его в обе щёки, а отец очень искренне обнял его, Чанёль зевал и сонно чесал затылок, скорее торопясь попрощаться, но его отец строго взглянул на него, укоризненно сказав: «Иди и проводи Бэкхёна, разве так я воспитал тебя?» Чанёль нехотя оделся, недовольно ворча себе под нос, и вместе с Бэкхёном покинул собственную квартиру. Они спустились во двор, где была припаркована бёновская машина, и Чанёль уже хотел дать ему пятюню и бросить «надеюсь, не увидимся», но Бэкхён абсолютно серьёзно приблизился к нему, что Чанёль испугался, и из него вырвалось: — Что ты дел- — Блять, не дёргайся, они на нас смотрят, — прошипел Бэкхён через ласковую улыбку, глазами стрельнув в сторону окон на пятом этаже. Чанёль быстро всё понял, мысленно отблагодарив Бэкхёна, и радушно обнял его, поцеловав в щёку. Отстранившись, Бэкхён неожиданно вытащил из кармана своей куртки паспорт Чанёля, и Пак спешно начал: — Нет, Бэкхён, а как же моя плата... — Твоя плата составляет четыреста тысяч вон, а это я достал как заботливое напоминание, и возвращать тебе не собираюсь, — хмыкнул Бэкхён. — Свой счёт в банке я скинул тебе смской, не вернёшь в течение месяца, буду начислять сверху проценты. Чанёль злобно смотрел на Бэкхёна, закусив губу. Ну а что он ещё ждал от этого парня. — Ну ладно, дорогой, не дуйся, — Бэкхён похлопал его по щеке. — Так и быть, за твой отменный минет сделаю тебе скидку в пятьдесят тысяч. Бывай! Бэкхён сел в свою машину и быстро тронулся с места. Чанёль постоял немного во дворе и, чувствуя, что от холода уже онемели пальцы, вернулся в квартиру.:
Родители уехали уже через пару дней, сказав, что желают им с Бэкхёном счастья и с нетерпением ждут их свадьбы; Чанёль постепенно откладывал деньги, чтобы возвратить долг; учёба началась снова, а они уверенно врали всем окружающим, что свели шрамы, так что никто об их связи не догадывался. Спустя две недели на телефон Чанёля поступил звонок от Бэкхёна. Пак, уже предчувствуя содержание их разговора, едва взяв трубку, сразу сказал: — Бэкхён, скоро всё отдам. Обещаю. — Отдай то, что есть, срочно нужно, — спешно сказал Бэкхён. — Наличными, прямо сейчас. — Как сейчас? Время позднее, и я смогу отдать тебе только сотню... — Пойдёт, приезжай. Чанёль получил его адрес и всё же послушался, быстро одевшись и покинув дом. Бэкхён дал ему адрес своей квартиры, что Чанёль совсем не мог понять, в чём же такая срочность и неожиданность, и, едва переступив порог чужого дома, громко спросил у тишины: — Бэкхён, что случилось? Я привёз деньги. — Тише ты, — появился Бэкхён. Выглядел он вполне невредимо и был в порядке. — Мой сосед уже спит. — А что произошло? Почему так срочно понадобились деньги? — Да это предлог был, на самом деле, я хотел, чтобы ты мне с этим помог. — Бэкхён серьёзно показал на свои топорщащиеся брюки. — Ты идиот? — возмутился Чанёль, всплеснув руками. — Я что, мальчик на побегушках тебе? — Я знаю, извини, но пожалуйста, помоги мне, — очень искренне попросил Бэкхён, что Чанёль даже удивился: Бэкхён не был похож на человека, который умеет извиняться и просить. — Слушай, мы же договорились, что больше не буд- — Да, но от одного раза ведь ничего не будет. Тем более, мы друг друга понимаем, и я точно знаю, что мы друг другу ничего не должны. Ну же, ты сам мне это говорил. Чанёль, уже почти сдавшийся, прищурился: — И никаких признаний, свиданий, свадеб, детей и ипотеки? — Ну разумеется, я же не дурак. Чанёль стянул с себя куртку, крепко поцеловав Бэкхёна, и тот потянул его за собой в спальню. Он прав, от одного раза уж точно ничего не будет.:
Как Бэкхён и обещал, от одного раза ничего не случилось: они честно предохранялись, а утром мирно разошлись, вот только у этого одного раза было ещё много повторений, и всякий раз по разному: то Бэкхёну приспичит, то Чанёлю, то обоим сразу, то обстоятельства так складывались, то просто хотелось. Они про себя решили, что ничего такого в этом нет, в конце концов, просто секс без обязательств, как по дружбе, только без неё — они же друг другу никто, вы не забывайте. И вообще, они друг друга знать не хотят, ведь зачем им вся эта дребедень? Чанёль бы прекратил эту связь, если бы Бэкхён не был таким классным: он никогда не давил на него, не требовал больше, не донимал тупыми мечтами или вопросами, не парил мозг ревностью и обещаниями. Он его понимал так, как никто не мог. И вообще, Чанёлю ну очень нравилась эта простота, когда можно было говорить без слов. Не будь Бэкхён его соулмейтом, он бы замутил с ним, честное слово. Сосед Бэкхёна, которому сам Бэкхён представлял Чанёля просто как «парня для перепиха», на которого не стоит обращать внимание, на самом деле знал, что этого «парня для перепиха» зовут Пак Чанёль, потому что Бён ну слишком уж громко выстанывал его имя по ночам, да и появлялся этот парень в их квартире до того часто, что сосед предлагал Бэкхёну убрать в кличке Чанёля фразу «для перепиха», оставив только «парень», потому что по-другому язык не поворачивался сказать. — Боже, ну ты совсем, что ли? — возмущался Бэкхён на эти слова. — Встречаться? С ним? — А что здесь такого? Вы соулмейты, да ещё и признанные, вам друг с другом хорошо, вы вполне взрослые люди... вообще не понимаю, что здесь мешает. — Ничего не слышу, ла-ла-ла, — закрывал уши Бэкхён. — Хочу жить свободно, трахаться, с кем захочу, уходить и приходить, когда захочу, и никому ничего не обещать! Чанёль придерживался того же мнения, совсем не замечая, что кроме Бэкхёна он уже давно ни с кем не занимался сексом, потому что все партнеры его как-то не устраивали по сравнению с Бэкхёном: и физически, и морально, когда надеялись на что-то большее, кроме перепиха, обижались, что он вот так просто уходит, ревновали очень неуместно и прочее и прочее. Бэкхён — совсем другое дело! Он его понимает. И тут даже дело не в том, что Бэкхён умопомрачительно горячий в постели, а в том, что он от него ничего не требует, не вешается утром ему на шею с назойливыми поцелуями, не имитирует фальшивую заботу, не стесняется его. Поэтому это было абсолютно нормально — вот так