Сундук

Шикамару не собирался искать своего соулмейта, и дело тут совсем не в лени, как некоторые думают. Просто… Если бы это было ему так важно, он бы ни за что не сдался тогда, миллион лет назад, во время финального боя за звание чунина. Додавил, дожал. Победил. Но ему уже в тот момент было что терять, а метки в семьях шиноби очень редко воспринимают всерьёз. Только в кино и в играх всё легко, в действительности же такое легкомысленное отношение к жизни могут себе позволить лишь гражданские, да и то не все. Сомнительно что-то, что даймё, придворные или богатые торговцы не считают договорные браки хорошей возможностью упрочить или улучшить положение, приобрести союзников или выторговать определённые привилегии. Он сам и все вокруг могут сколько угодно считать это несправедливым, но система сложилась так, как сложилась, а ей претензий не предъявишь. И ведь логичным было бы забить на это совсем и официально объявить: метка это пережитки прошлого и отныне упраздняется. Многим стало бы легче. Ему, например. Потому что лучше не знать совсем, что твоя родственная душа где-то есть, чем знать и сознательно отказаться от подарка судьбы, Вселенной или кто там этим вопросом заведует, сделав выбор в пользу созданных самостоятельно связей, но возвращаться мысленно и всё время думать: «А что, если бы…» Умом понимаешь, что ничего. Ничего хорошего. Но лезут ведь в голову, эти вероятности. Шикамару не жалеет и никогда не пожалеет, просто непрошенные расчёты отвлекают его, создавая облачность и мешая ясно мыслить. А впрочем, облака ему всегда нравились. Где они и где он. На них можно только смотреть и думать о своём, наблюдая за их неспешным движением, но никаких воздушных замков. Он слишком реалист, чтобы жить в настоящем, не размениваясь на фантазии, и слишком ценит то, что имеет. В конце концов, с иллюзиями рассталась даже его напарница, когда-то давно – да было ли это вообще? – влюблённая в последнего из проклятого клана. По сравнению с ним Шикамару сказочно богат. У него был и есть включающий в себя больше, чем четыре стены и крыша, дом – то, чего не было и никогда не будет у Учихи: родная деревня, дружный клан, по-своему любящие друг друга и его родители, замечательный наставник, отличная команда, интересные задания, бросающие вызов гениальным, чего уж греха таить, мозгам. И со временем этих сокровищ в его копилке становилось всё больше: еле заметные искры заинтересованности в глубине необычных глаз одной самоуверенной шумной куноичи, ироничная усмешка одним уголком губ на его «мендоксе», ощущение острых лопаток за спиной и тяжёлого веера на затылке, щекотка где-то под рёбрами, когда слышишь хлопанье крыльев и понимаешь: «Из Суны» - ещё до того, как ястреб влетит в окно и будет прочитано извещение, что делегация прибудет через неделю, а сопровождать её не поручат никому другому. Так уж повелось. Это такая традиция. Есть традиции, уходящие корнями глубоко в историю, которые базируются на союзных договорах с кланами-побратимами. Боевые тройки Ино-Шика-Чо зарекомендовали себя задолго до его появления на свет, а это значит не только, что появление на свет следующего поколения должно быть по времени согласовано, даже имена наследников кланов не могут быть такими, какими бы хотелось родителям, и Каруи, каким бы варварством ей это не казалось, пришлось смириться и назвать дочь Чоучоу. Ещё одна традиция, свято чтимая Шикамару, у которого, как говорят, нет ничего святого, кроме обеденного перерыва, заключается в том, чтобы каждую неделю навещать Куренай и Мираи, а после могилу сенсея, отчитаться ему: был, присматриваю, как и обещал, всё хорошо. Обещания надо держать. А иногда ему хочется просто посоветоваться. Шикамару может поиграть в шоги с Темари или Генмой, но ему не с кем разделить свои страхи и сомнения. Он не станет тревожить по пустякам жену и товарищей по команде, которые ничем не смогут ему помочь, только панику поднимут на ровном месте, особенно некоторые. По флегматично-недовольному выражению лица этого не понять, но ему очень нехватает отца и он скучает по учителю. Сакура, фамилию которой он сознательно забывает, тоже лишена этой возможности. Она не обсуждает с родителями свой брак и трудности в нём, решительно пресекая любые попытки матери даже заикнуться на эту тему, что, зная характер Мебуки Харуно, совсем непросто. Она не пойдёт жаловаться Ино или Саю, хотя доверяет им больше всех, потому что не хочет обременять друзей, у которых тоже хватает забот, своими переживаниями. И уж тем более не станет откровенничать с Наруто, с которым они старательно поддерживают видимость прежней безоблачной дружбы, теперь больше похожей на нейтралитет. А Цунадэ её бросила в самый сложный момент жизни. Шикамару очень уважает Пятую хокаге, и есть за что, но, сравнивая её с Асумой, всегда приходит к выводу, что ему с сенсеем повезло куда больше. Хотя это так называемое везение – тоже часть истории, закреплённая союзным договором. У бесклановой Сакуры таких договоров, если не считать призыва, нет и не может быть, так что рассчитывать ей не на кого – формально, по крайней мере. Но это не значит, что она одна. У неё много друзей, которые просто друзья. Не потому, что она теперь Учиха – носит одежду с клановым моном и живёт в большом доме в соответствующем квартале, – а скорее вопреки. Сакура не думает о союзных договорах и старых долгах, которые острым мечом висят над чьими-то гордо вытянутыми шеями, потому что их можно потребовать в любую секунду. Ей они не угрожают. Ей должен весь мир, а она, далёкая от всех этих игр и интриг, остаётся всё такой же простой и открытой. В этом её слабость, но попробуй метнуть ей в спину кунай – перед тобой вырастет стена тех, кто её прикрывает по доброй воле. И в этом её сила. Шикамару, хоть и считается самым умным ниндзя деревни, очень хотел бы услышать мнение отца на этот счёт. Тот ведь только с виду раздолбай был, а на самом деле – мудрым человеком. Мудрым, как Шикамару недавно понял, быть лучше, чем умным: умный знает, как выйти из сложных ситуаций, а мудрый знает, как туда не попасть. Теперь очередь Шикадая, нагло врущего матери в глаза и применяющего читерские коды в игре, думать, что он самый умный. Ну-ну. Шикамару это уже проходил, но не мешает сыну делать собственные ошибки. Жаль, что Шикаку этого не видит. Возможно, он сумел бы найти какой-то другой выход для Сакуры, лучшее решение. Скорее всего, сумел бы. Ведь он был тысячу раз прав, когда говорил, что мужикам, какими бы крутыми техниками они не обладали, самим не справиться. Без матери, которая вечно гоняла его в хвост и в гриву, уступив эту обязанность Темари, без песчаной феи, которая может быть ласковой и нежной, но только с ним и Шикадаем – с любимыми, как и говорил отец, без старой доброй Яманака, которая плевала на титулы и звания и не постесняется в глаза ему сказать всё, что думает, без Куренай и Мираи, которых он тоже считает своей семьёй, хотя многие с этим поспорят, – кто он? Лепесток на ветру. Капля в море. Песчинка. И наличие рисунка на предплечье само по себе не делает его существование хоть сколько-нибудь осмысленным. Это просто переплетённые линии. Гораздо большее значение имеют переплетённые линии жизней. Дерево живёт корнями, а не ветками, хотя те тоже переплетаются, создавая пышную крону и причудливый узор теней. В тени приятно поваляться, никто не спорит. Не существует корня без ветвей, потому что, если только пень ещё не засох, обязательно вырастают новые. А ветвей без корня просто не существует. Так что не надо отвлекаться на несущественное. *** У Ино показатель IQ от двухсот далёк, но если бы она знала, какие мысли копошатся в гениальной голове Шикамару, она бы с ним согласилась. Отец ей всегда говорил, зрить нужно в корень, и речь не о растениях, хотя происхождение фразеологизма непосредственно с ними связано. Уходит корнями в растениеводство, стало быть. Сай говорит то же самое. Он, бывший одним из лучших шпионов Корня, умеет не только добывать информацию, но и анализировать её не хуже Шикамару. Отделять важное от несущественного, а из существенного выделять главное. Он не чувствовал смущения, когда впервые назвал Сакуру мымрой, он и сейчас её так называет в шутку, на что та давно не обижается, даже наоборот – это прозвище стало показателем прочности их связи, теплоты отношений и доверия, о котором в те далекие времена Сай мог только мечтать. Зато он без проблем прочёл её смущение, когда впервые назвал красавицей, и сделал, отсеяв фамилию, внешность и тонкий флирт, которого попросту не понял, правильные выводы – какой бы искушённой в этом вопросе девушкой она себя не строила перед друзьями и даже не мнила в глубине души, реальный опыт романтических отношений принцессы клана Яманака равен нулю. Опытные и искушённые, как он ей объяснил много позже, на такие элементарные комплименты никогда не ведутся, а её щёки заметно порозовели. В общем, в наблюдательности ему не откажешь, это раз. Два: чтобы понимать, чувствовать оказалось не обязательно, хотя он к этому стремится и продолжает улучшать свои навыки взаимодействия с людьми день ото дня. Во многом благодаря тесному сотрудничеству с командой Какаши, а потом и её присутствию в его жизни. Он первый понял, как тяготит Наруто бремя данного Сакуре необдуманного обещания вернуть Саске и поспешил поделиться с ней своей догадкой. Он ошибся только в одном: страдания Узумаки были столь сильны вовсе не потому, что исполнение обещания по разным причинам так долго откладывалось, причиняя ей невыносимую боль, за которую он чувствовал себя ответственным, а потому что старался его вернуть не ради неё и этого обещания. Он бы так и так сделал всё возможное, чтобы это произошло. Ради самого Саске, ради метки, что их связывает. Наруто невыносимо было осознавать, что Сакура так обманывается насчёт его мотивов, хотя он никогда её не обманывал. Так что принять её признание он, несмотря на вопли о любви и многочисленные подкаты, не хотел и не мог. Сай единственный понял, почему Сакура решилась на отчаянный шаг – убить Учиху самостоятельно, не подвергая опасности жизни друзей, и почему так и не смогла этого сделать. Он знает, её улыбка и заверения, как невообразимо она рада возвращению Саске, были ложью, хотя больше никто этого не заметил. Или не хотел замечать. Он до сих пор не смог простить себе, что взял на себя смелость предъявить ей счёт за страдания Наруто, хотя Сакура ни в чём его не винит и не требует возмещения морального ущерба. Нанесённые раны невозможно исцелить, так что шрам, оставленный им на сердце любимой – он не стесняется этого слова – напарницы никуда не денется, хотя его не видно, как видно испорченный ударом одного из хвостов Наруто рисунок на её предплечье. Они никогда не говорили об этом, он сам решил сделать всё возможное, чтобы защитить её от новых ударов, что посыпались от своих же, и встал спиной к её спине, с удивлением обнаружив, что это место занято принцессой клана Яманака. Та подвинулась, не задавая глупых вопросов, и с тех пор они стали командой. А потом и семьёй. Какие-то атаки они пропустили, даже каге оказались бессильны помочь бесклановой Сакуре, но отступать от обещания – данного себе в глубине сердца, а не во всеуслышание – не собирались и стояли щитом, к которому присоединялось всё больше людей: Пятая, а потом и Шестой, для которых Сакура, так и не ставшая Учиха, была и остаётся любимой – они оба не стесняются этого слова – ученицей, совершенно неожиданно – песчаники, совершенно нелогично – псих, ставший главой детского дома Конохи, и это лишь первая линия обороны, если проявить хоть чуть-чуть наблюдательности. Даже Шикамару топчется где-то сбоку, воздерживаясь от активных действий, но не вмешиваясь, за что Ино уже благодарна. Судьбы, чувства и – что тоже немаловажно – интересы таких разных и не связанных ничем, включая узы крови, союзные договора и старые долги, людей тесно переплелись. Они делали ошибки и неправильный выбор, они понимали допущенные оплошности и исправляли их, прорастая друг в друга. По-другому и быть не могло, ведь у могучих деревьев не бывает прямых, как палка, логичных корней. На кривых корнях дерево стоит крепче. Вот только понимают это выражение по-разному. *** Про Корень Ино услышала задолго до появления Сая в команде Какаши. Отец опаздывал на первую в её жизни тренировку, она собиралась возмутиться и вытащить его из душного кабинета, но одна из служанок выловила её, тогда ещё маленькую, непоседливую и очень избалованную, в отличие от той же Хьюга, и сказала, что к нему нельзя. Как она была возмущена! Постаралась никак этого не выдать, конечно, ибо воспитание. Не может принцесса клана показывать свои истинные чувства, уже тем более перед слугами, но внутри Ино рвала и метала. К кабинету отца она всё равно прокралась. Он разговаривал с кем-то из старейшин клана о некоем Фуу, и его голос – низкий, сочный, как листья агавы – был блёклым и каким-то сухим, словно на низком столике не было приготовленного специально для них ароматного цветочного чая. Сай его помнит, не так велика была их разница в возрасте. Да и как можно не заметить того, кого вышколили под личным присмотром Данзо-сама? Его, а также Торунэ из клана Абураме лидер Корня приблизил к себе, сделав личной охраной. Зато почти не помнит хрупкую нежную Ноно-сан, что рассказывала им истории перед сном и залечивала ссадины и царапины. Так, смутный образ. В те далёкие времена бесклановый Сай, который до сих пор не знает своего настоящего имени и фамилии, чёрной завистью завидовал тем, кто имеет за спиной поддержку многочисленной семьи. Клан – это пусть минимальные, но гарантии. Их генинам не нужно было, да и сейчас не нужно, хвататься за любую миссию, чтобы не сдохнуть от голода, в то время как детдомовские сироты вроде них с Шином или Якуши Кабуто по окончании Академии признавались самостоятельными и лишались даже тех грошей от деревни, что получали ранее. Как раз такие – не все подряд, разумеется, а только самые способные и перспективные по личной оценке Данзо – и становились основными кандидатами в Корень: защитить или хотя бы посоветовать им не лезть в петлю некому, а случись что – и тревогу бить никто не станет. Идеальный расходный материал. А ведь поначалу все они верили, чуть не давясь пафосно-восторженной лапшой, что активно вешали им на уши, что будут служить на благо Конохе и защищать её интересы. После такой качественной промывки мозгов про Волю Огня, высокие цели и благородство выбранного пути, они были готовы с гордостью и улыбкой на устах умереть за Данзо-сама или исполняя любой его приказ. Наивные мальчишки казались себе безымянными героями, светлой памяти о которых не останется и на чьи могилы не будет возложено белых хризантем после церемонии прощания – этакий трагический образ с налётом романтики, на который они повелись. Чтобы Корень рос и развивался, ему нужно было много качественных удобрений. Навоз – вот кем они по факту были. Почти всех выпотрошили, оставив лишь обладающую нужными техниками оболочку от человека. Очень похоже на кукол мастеров Песка: не человек – тень без имени, без прошлого, без собственной цели и желаний. Тень с пустым взглядом. Сай смотрит на Сакуру и ему жутко замечать такую тень в глубине бывших прежде яркими зелёных глаз. Меньше всего на свете он хотел бы видеть её такой. И это то, чего он никогда не простит Наруто и Саске. Задавать вопросы – первое, от чего их отучили. Поэтому, даже если что-то не давало тебе покоя поначалу, распространяться об этом было не принято. Шин правильно сделал, что молчал до последнего о своей болезни и скрывал её, потому что выражение «у стен есть уши» в подвалах Корня было отнюдь не фигуральным. Попытайся он его как-то подготовить заранее – провал был бы неминуем, но Шин всё-таки был старше и повидал чуть больше, в том числе в рядах Корня. Он знал, каким будет финальный экзамен, в то время как сам Сай пребывал в счастливой уверенности, что они оба могут победить и дальше сражаться бок о бок. Все они были проигравшими. А вопросы неизбежно появлялись, если ты не дурак. Сай дураком никогда не был. Сопоставляя данные, полученные в Академии, с тем, что происходило в Корне, он не мог, например, не задуматься, как туда попали клановые ребята с особыми техниками. Однако обработка, которой его подвергли впоследствии, вытравила из памяти всё, включая собственное имя. Что-то он вспомнил, с трудом собрал по разрозненным обрывкам, как собирают паззл, дополняя новой информацией, полученной от тех, кого теперь мог назвать если не друзьями, то товарищами или хорошими знакомыми, или от тех, кто, как и он, перешли под непосредственное командование хокаге, став частью подразделения АНБУ, и отчаянно искали себя. В этот раз ядовитый корень вырвали с концами, а не просто упразднили для видимости, закрывая глаза на тёмные делишки честолюбивого одноглазого старика. Почему остальные старейшины молчали? Стоит вспомнить, что под шумок в неразберихе бесследно исчезло имущество, включая банковские счета, целого клана, а Наруто от родителей остались только внешность, характер и большие объёмы чакры, и вопросы отпадают сами собой. Убеждённые примером Сая, бывшие соратники смогли поверить, что возвращение к нормальной жизни возможно. Никто не сказал, что это будет быстро и легко. Эхо пребывания в подчинении у Данзо аукается художнику до сих пор, ведь нельзя вычеркнуть из жизни несколько лет и просто сделать вид, что их не было. Они были, и от этого никуда не денешься. Что он мог, так это активно строить и укреплять связи, учиться взаимодействовать с другими, понимать и принимать свои желания, искать цели – навёрстывать упущенное и жить той жизнью, какой мечтал до смерти Шина. Саю хочется верить, что его названный брат гордился бы им сегодня. *** У сильных больше вероятности выжить, потому что слабости означают для шиноби смерть, и чем их больше, тем быстрее она наступает, тем мучительнее она будет. У малых кланов большие трудности, большая часть которых связана как раз с численностью, и Данзо как один из старейшин Листа, имеющий не только доступ к нужной информации, но и рычаги давления, не мог этим не воспользоваться. Даже Какаши, гения и тогда уже ветерана Третьей мировой, он смог завербовать, тонко сыграв на слабостях: гложущем его чувстве вины перед Рин и Обито, печали по погибшим при столь трагических обстоятельствах учителю и его супруге, недоверие к Третьему, решение которого не допустить молодые горячие головы на битву с освободившимся девятихвостым, в ярости разрушившим половину деревни, было воспринято – при правильной подаче, разумеется, – как нежелание помочь Минато и Кушине, которых талантливый Какаши якобы мог спасти. Сколько времени прошло, прежде чем он встретил Киноэ, который Тензо, который Ямато, и понял, что его оставили в дураках? Главное – знать, на что надавить. Абураме, ослабленные двумя предыдущими войнами и невозможностью самостоятельно справиться с некоторыми проблемами при бездействии старейшин, откупиться от него, как Хьюга, или откровенно послать, как Учиха, которые за это жестоко поплатились, не могли. Более того, они приняли помощь. Рождаемость в клане стремительно падала, численность резко сокращалась, усыновлять детей из приюта разрешения не давали, хотя запросы подавались каждый год с расчётами по классической схеме – оптимистичный, наиболее вероятный и пессимистичный прогноз развития, из которых следовало, что ситуация критическая. Выход, что им тогда предложили, ничего не решал: попробовать привлечь в клан новых членов из бесклановых генинов в обмен на протекцию и материальную помощь. Трудностей было хоть отбавляй и помимо бюрократических препон. Сложно сказать, что от желающих отбоя не было. Входящие в клан брали их фамилию и, даже если не решались на вживление в свой организм насекомых и не осваивали специальных техник, пополняли ряды боеспособных ниндзя и вносили свежую кровь в вырождающийся геном. У тех же единиц, кто отважился влиться в клан полностью, и далеко не всегда это происходило добровольно, неизбежно возникали проблемы психологического характера – брезгливость и неприятные ощущения от нахождения в теле насекомых, побороть которые усилием воли невозможно. Особенно это касалось девочек, которые не только сами стали бы полноценным пополнением клана со столь специфическими техниками, но и смогли бы дать такое необходимое потомство. Были зафиксированы – и сразу же засекречены – случаи, когда эмоционально нестабильные дети – как тут не вспомнить Пятого казекаге со вживлённым ему хвостатым – не могли адаптироваться и сходили с ума. Неудачные варианты приходилось устранять. Всё это Сай узнал от Шино, которому, как и ему, во время войны выпало сражаться с воскрешённым с помощью Эдо Тенсей названным братом, тем самым Торунэ Абураме. Он не обязан был открывать ему клановые секреты, он этого и не делал. Так, вскользь упомянул пару мыслей, остальное Сай додумался сам. В воображении ему не откажешь, а холодная голова не даст исказить факты, поддавшись чувствам, которых почти не осталось. Для спасения клана верхушкой Конохи не было сделано ничего. За давностью лет не представляется возможным установить, куда смотрели Третий и Четвёртый хокаге, наверное, решали другие насущные проблемы, но прошляпить такое? Похоже, Абураме – с подачи или под прикрытием Хомуры и Кохару, которых ни Пятая, ни Шестой терпеть не могут, да и сам Сай не жалует, хотя ни разу не встречался лично, – намеренно загнали в угол, мягко подводя к мысли, что без специального психотропного препарата, снижающего чувствительность и подавляющего естественные чувства, им не обойтись. Он им нужен. Позарез. И у Данзо, в секретных лабораториях которого проводил эксперименты над людьми Орочимару, он был. Всем, кто попадал в застенки Корня, его кололи. Печать на языке – это так, мелочи жизни. Сакура, тоже неглупая и с воображением, была и остаётся его любимой напарницей. Всё то время, что они провели вместе, пытаясь сплотить трещавшую по швам команду, тусуясь в больнице, где валялись заклятые друзья и где никто им не был рад, или выполняя различные миссии, она расспрашивала и очень внимательно слушала Сая. Медик быстро сложила два и два и чуть не разнесла свежеотремонтированный кабинет своего бывшего сенсея, потребовав поднять архивы – любой клочок, что удастся найти – и пригласить на добровольное – это было обязательное условие – обследование всех бывших подчиненных Данзо. Не в меру флегматичный Какаши, сам кое-как отделавшийся от его настойчивого внимания не без вмешательства Третьего, инициативу поддержал, хотя от участия отказался. Сай вызвался первым. Когда она разобралась, что с ними сделали, несколько недель не вылезала из лаборатории, разрабатывая контрмеры для выведения остатков этой ядрёной дряни из организма и смягчения причинённого вреда. Ему заметно полегчало, адаптация пошла в разы быстрее. А через несколько лет появилась детская психиатрическая больница Конохи. И ещё… Сай благодарен ей, что она не стала ничего говорить Ино. Зато прописала регулярные курсы восстановительной медицины всем, кто перешёл в АНБУ, отказавшись от методов Данзо. Совет кланов, в котором теперь заседает отец Шино Шиби, с подачи Шестого рассмотрел наконец их предложения и предпринял конкретные шаги для помощи. А тогда они хватались за соломинку. На карту было поставлено будущее Абураме, кого интересовала цена? Они вцепились в эту возможность, заглотив наживку, и опомниться не успели, как оказались на крючке. Вряд ли Шиби, вставший во главу продавшегося задолго до его назначения на этот пост клана, был готов к тому, что Данзо заинтересуется его единственным, таким долгожданным сыном. Что придёт и потребует себе в подразделение, имея на это полное право, шиноби из их семьи. И не кого-нибудь. Шино здорово повезло – да в везении ли дело! – что Торунэ добровольно вызвался отправиться в застенки Корня вместо него. *** Яманака малым кланом не считаются. С Фуу дело обстояло совсем иначе, он присоединился к Данзо сам. Ино помнит его очень смутно, слишком маленькой была. Зато не проходило дня, чтобы о нём не думал Иноичи. Он не хотел отдавать его Данзо вовсе не из-за утечки клановых техник, пытался отговорить упрямца, но бесполезно, и в глубине души прекрасно осознавал, что рано или поздно всё закончилось бы если не этим, то ещё хуже. Перечёркнутым протектором, например. Спасибо, второго Учиху Итачи из него не сделали, как он боялся. Фуу Яманака рос в клане и чёрной завистью завидовал бесклановым сиротам, воспитывающимся в детском доме. Там он был бы одним из разнокалиберных мелких сорванцов, мог бы быть по-настоящему своим, и всем было бы плевать, какого цвета у него волосы или глаза. Даже если бы ему ничего не говорили, он всё равно остро чувствовал бы свою непохожесть на остальных, ведь у полноценного Яманака не может быть рыжих волос, янтарных глаз и такой же широкой переносицы, как у выродков из Камня, которые бросались в глаза и неизменно становились поводом для насмешек. Дети жестоки, но спрашивать с них не всегда справедливо, они лишь повторяют то, что слышат дома от взрослых. «Подкидыш!» «Ублюдок!» «Сын шл…» - обидчик не успевает закончить фразу, как получает в глаз. Завязывается драка все на одного или один против всех, но разнимать их не торопятся, пока не появится Иноичи, который поклялся на семейных реликвиях защищать каждого в своей большой семье, но он человек занятой, так что успевает далеко не всегда. Ублюдок должен знать своё место, но никто из взрослых не опустится до того, чтобы указывать ему на него. Это сделают науськанные дети, с которых спрос невелик. Подумаешь, что-то не поделили, в играх всякое случается. Сегодня поссорились, а завтра помирятся. Не помирятся, Фуу точно знал. Как знал, что не может смириться с подобным отношением: для всех в деревне он Яманака, один из способных и подающих надежды, его успехами в Академии гордятся, даже обучают клановым техникам, но он никогда не станет для этих светловолосых людей, что качают головой и презрительно цокают языками, стоит только отвернуться, своим. Он чужой среди так называемых своих. Матери своей он не помнил. Та была настоящая Яманака, во время миссии угодившая со своей командой в ловушку на территории Камня. Нашли и освободили их через несколько недель, замученных, но живых, когда предпринимать что-либо было уже поздно. С тех пор за пределы клана она не выходила, а на следующий день после родов, когда осталась наконец без присмотра, покончила с собой – история для того времени обычная и печальная. Фуу не раз думал, что лучше бы они опоздали или сами убили её тогда или сразу после родов, и его вместе с ней, никто бы и не узнал, но своих добивать не принято. Данзо хотя бы не притворялся. Он не обещал ему любовь, семью и данго в кленовом сиропе. Он сказал, ему нужны способные бойцы с особыми техниками, готовые служить деревне и лично ему, о безопасности этой самой деревни хлопочущему. Что задания придётся выполнять сложные и не всегда приятные, а рассчитывать он сможет только на себя. Это было честно и очень близко душе прямого и открытого Фуу, по горло сытого клановым лицемерием, так что выбор был предрешён, и он ни разу не пожалел об этом. В Корне всем было плевать на фамилию, цвет волос и глаз. Фуу обрёл куда больше, чем потерял: не только цель, интенсивную подготовку и боевой опыт, но и верного друга в лице Торунэ – единственного, о чём он даже мечтать не смел. Если Фуу и скучал, то лишь по Иноичи и только в самом начале. Прошлая жизнь, со всеми её унижениями и горечью, быстро забылась под влиянием чудодейственных препаратов из лаборатории Орочимару и профессиональной промывки мозгов. Что Ино хорошо помнит, так это наставление отца, который говорил, что издеваться над другими, высмеивая их внешность, происхождение или что-то ещё, ни в коем случае нельзя. - Потому что это недостойно принцессы клана? - Потому что недостойно вообще и причиняет сильную душевую боль, а это не шутки. Всё серьёзнее, чем кажется. Раны, оставленные на сердце, могут не зажить никогда. Так что ты не знаешь, к чему могут привести подобные шалости, - и тяжело вздыхает. – Зрить нужно в корень. Обещай мне, что всегда будешь защищать слабых. - Обещаю, - говорит Ино, а через несколько дней знакомится с Сакурой, которую другие дети дразнят из-за большого лба. «Лоб и есть большой, на правду не обижаются», - думает она поначалу, но вспоминает слова отца и решительно вмешивается, пресекая насмешки, грозящие перерасти со временем в травлю. Ино – едва ли не единственная – точно знает, что и для Сакуры, такой примерной, стеснительной и тихой, это не прошло бесследно, хотя теперь ни у кого язык не повернётся назвать её слабой. Харуно – открытая книга. Из тех, что нужно уметь читать между строк. Потому что для решения проблемы зрить нужно в корень.