Солнечный удар

      — Костя, а как ты думаешь, я симпатичный?       Константин отрывается от завязывания галстука и оборачивается. Дверь в ванную открыта настежь; Елисей в дверном проёме выглядит, как картина, вставленная в раму. Он стоит, прогнувшись в спине, упершись ладонями в края раковины, и смотрит в зеркало. Замотан в полотенце — то едва держится на остро выпирающих бедренных косточках, — мокрый после душа, потемневшие волосы спутанными прядями липнут к разгорячённой коже, глаза скептически прищурены, но взгляд всё ещё немного сонный…       «Ты не симпатичный. Ты безумно красив», — думает Костя. Галстук остаётся не завязанным.       — Признайся, ты специально? — спрашивает Константин, подходя к Елу. Обнимает его со спины, ведёт рукой вниз, по животу, и в отражении видит, как Ел пытается сдержать улыбку. — Я же просил тебя не мелькать передо мной в чём мать родила по утрам, — шепчет ему на ухо. — Всё рабочее настроение сбиваешь.       Улыбка Елисея становится шире.       — Я не «в чём мать родила», — невинным тоном возражает он, — я в полотенце.       — Разве?.. — усмехается Константин и одним движением скидывает полотенце на пол.       Елисей явно только этого и ждал. Он закрывает глаза и прогибается сильнее — так, чтобы упереться бёдрами в пах мужчине. Медленно трётся об него, то приподнимаясь на цыпочках, то опускаясь. Вздрагивает, когда рука Константина ложится на его начинающий вставать член…       — У меня мало времени. Ты всё равно хочешь?.. — едва различимо шепчет Костя куда-то в шею Елу, ведя губами по влажной горячей коже, и тот, дрожа от нетерпения, выдыхает:       — Да, пожалуйста…       Всё случается быстро. Без распаляющих прикосновений — оба и так на пределе, — без дразнящих поцелуев и попыток продлить удовольствие. Костя входит медленно, начинает двигаться осторожно, но быстро срывается — вцепляется Елу в волосы и задирает ему голову. Хочет видеть его лицо: раскрасневшееся, глаза закрыты, губы искусаны — он так упрямится, — и Константин проталкивает пальцы ему в тёплый влажный рот, чтобы ничто не заглушало стоны. Они заполняют тесную ванную, эхом отдаются в ушах Константина, дрожью проходят по его напряжённым мышцам, и Ел, чувствуя это, стонет громче, облизывая пальцы. На несколько минут весь мир перестаёт для них существовать, и остаются только резкие сильные толчки, горячее дыхание в унисон, тщетные попытки Елисея сдерживаться и мягкая усмешка Константина в ответ на его протяжный всхлип, с которым он кончает, впрочем, тут же сменяющаяся упрямо сжатыми губами — себе стонать во время оргазма Костя не позволяет…       Белёсые капли спермы стекают по запотевшему зеркалу. Ел тихонько посмеивается, стирая их подрагивающей рукой, и открывает кран. Константин на пару секунд отодвигает его от раковины, приводит себя в порядок и выходит из ванной.       — Что за приступ самолюбования с утра пораньше? — спрашивает он, продолжая завязывать галстук. То, что он только что трахал своего, как он его называет, сожителя, выдаёт разве что чуть сбившееся дыхание.       Шум воды в ванной стихает, и Ел заходит в комнату. Садится на кровать, потягиваясь, падает на спину, но сразу переворачивается на живот, кладёт подбородок на сложенные накрест руки и окидывает Константина взглядом — довольным и немного собственническим.       — Мне тут предложили сняться кое-где, — как бы невзначай говорит он, облизывая пересохшие губы. — Вот, думаю теперь, соглашаться или нет. Ты как считаешь?       Константин поворачивается к Елисею и ловит его взгляд.       — Если под «кое-где» не подразумевается порно, — усмехнувшись, говорит он, — и это не помешает учёбе, почему бы нет.       — Это не порно, — улыбается Ел, отмечая в его голосе пусть и несколько наигранную, но всё же нотку ревности, но тут же отводит взгляд и снова начинает кусать губы. — Возможно, придётся пропустить пару дней, съёмка не в этом городе, но…       — Тогда это вряд ли стоит того.       Константин говорит мягко и сдержанно. Он давно старается — с переменным успехом — изменить свой категоричный характер и скорее советовать, чем приказывать, но на этот раз Ел всё равно сникает, и когда Костя замечает это, он выругивается про себя. И на себя.       — Ты бы собирался уже на учёбу, а то опоздаешь. — Он подходит к уставившемуся в окно Елисею, садится на кровать, ведёт рукой по его спине, сжимает ягодицу и вдруг звонко шлёпает — Ел забавно вздрагивает, заставляя Костю рассмеяться. — Учись, студент, — говорит он сквозь смех. — Перед камерой крутиться — много ума не надо. Всё, до вечера.       Елисей закатывает глаза, притворно тяжело вздыхая, но потом всё же улыбается, и Константин уходит на работу с чистой совестью.       Вот только когда за ним закрывается дверь, от улыбки на лице Елисея не остаётся и следа. Только что разливавшееся по всему телу тепло растворяется в прохладном воздухе, и он ёжится, передёргивая плечами. Он скучает по Косте. Пронзительно, изматывающе и постоянно. Из-за его графика работы они почти не видятся, а в первые полгода жизни в Германии Константин хорошо если два месяца в общей сложности пробыл здесь, всё доделывал какие-то дела в России. Ел боялся выйти из квартиры — плохо говорил по-немецки, — только на курсы и ездил да ещё иногда, когда совсем тошно становилось, гулял один возле дома, и скучал, скучал, скучал…       За прошедший год это чувство словно въелось ему под кожу. Прикосновения Константина прогоняли его, но ненадолго, и стоило тому в очередной раз оставить его одного — в командировку ли уехать, или просто на работу, — Елисей снова начинал мучиться. Ему, оказавшемуся вдруг в чужой стране, не хватало человека рядом. Близкого друга, страстного любовника или просто знакомого, с которым можно обсудить недавно прочитанную книгу, — хоть кого-нибудь. И очень, очень сложно было не винить в своём одиночестве того, кто заменял ему всех и сразу.       Ел нехотя поднимается с кровати. Константин как всегда прав, на учёбу давно пора было начать собираться, но на часы он не смотрит — даже если времени осталось мало, торопиться он явно не станет. Нет ни сил, ни желания. Хочется лечь в постель Константина, укрыться его одеялом, уткнуться в его подушку и пролежать так до самого вечера, пока он не вернётся…       Но нельзя — Ел слишком долго и упорно трудился, чтобы получить возможность поступить в университет, и не позволит себе теперь всё испортить из-за какой-то осенней хандры.       Вздохнув, Елисей переходит в свою комнату. Из-за того, что Константин постоянно работает, практически без выходных, да ещё и по совершенно невыносимому для нормального человека графику, они решили жить раздельно, чтобы Ел мог нормально высыпаться перед учёбой. По крайней мере, так решил Константин, а Ел не рискнул возражать — на тот момент он ещё боялся ему хоть слово поперёк сказать, да и, в общем-то, признавал, что решение было чертовски логичным.       Сушит волосы и одевается Ел, намеренно медля. В университет не хочется совершенно, и муки совести из-за собственной лени, за которую он принимает нежелание выходить из дома, нисколько не прибавляют энтузиазма. Елисей старается отвлечься, пытается вспомнить, почему он хотел пойти учиться и как сильно он этого хотел, но мысли заволакивает туманом. В последнее время парню вообще сложно на чём-нибудь сосредоточиться. Это вылилось в проблемы с учёбой — лекции шли всего месяц, а Ел уже не мог думать о них, не впадая при этом в состояние, близкое к панике.       Причём проблемы были явно не из-за незнания языка — год подготовительных курсов и занятия с репетитором позволили достаточно хорошо адаптироваться к новой стране, — а из-за вдруг появившейся неспособности собраться с мыслями. Для Елисея, которому учёба всегда давалась легко, это странно и непривычно. Перечитывать лекции, чтобы запомнить их. Вслушиваться в слова и переспрашивать лектора. Заставлять себя концентрировать внимание… И ведь хотел же поступать на дизайн, даже, собрав всю волю в кулак, отстоял это право — Константин настаивал на менеджменте и экономике — и вот теперь как-то незаметно для самого себя разом растерял весь интерес.       На кухне пахнет сигаретным дымом. Елисей, морщась, вытряхивает пепельницу с тлеющим окурком и включает вытяжку. Константин в последние месяцы стал ещё больше курить, и эта привычка начинает раздражать, но единственное, чего получилось добиться — Костя перестал курить в постели. Правда, из-за этого после секса он теперь сразу уходит на кухню, оставляя Елисея одного, но он не решается упрекнуть его в этом — боится показаться слишком навязчивым и зависимым.       «Как будто можно быть навязчивым и зависимым в меру», — думает Ел, допивает остывший кофе, который Костя налил себе, но так и не выпил, и наконец покидает квартиру. Ноябрьское утро встречает его дождём и ветром.

***

      Константину хочется курить — сигареты, только что выкуренной в машине, будто и не было вовсе, и нужно чем-то занять руки. Он кладёт их в карманы брюк и выходит с подземной парковки.       Здание, в котором находится его офис, расположено в центре города. Аренда каждый месяц сжирает колоссальную сумму, но директора головной компании было не переубедить — дочерняя фирма детища всей его жизни должна производить впечатление, пусть и доход от неё пока с трудом покрывает даже эту самую аренду. Впрочем, самый главный и полезный для дела эффект она произвела на самого Константина — он выкладывается по полной, чтобы оправдывать высокие ожидания клиентов.       В лифте он замечает пару знакомых лиц. Молча кивает в ответ на приветствия — и усмехается про себя: «О да, давай, строй из себя Большого Начальника». А потом спохватывается и мрачнеет, понимая, что строить из себя никого не нужно. Нужно быть. Мысль неприятно скребётся в голове ещё минут пять и задвигается в дальний ящик.       Кабинет встречает Костю оставленным со вчерашнего дня беспорядком и тишиной. Заглядывает девушка из бухгалтерии — «Маргарет? Марлин? Или вообще Ханна…», — спрашивает какую-то абсолютно неважную сейчас ерунду и предлагает кофе, но Константин отказывается. Она давно пытается флиртовать с ним, даже приходит для этого пораньше, чтобы уж точно застать директора в кабинете одного, но ничего у неё не выходит. Вот и на этот раз Костя только отмечает краем мысли, что если так пойдёт и дальше, придётся что-то с этим делать — подобные натянутые отношения с подчинёнными ему не нужны. «Надо бы обсудить ситуацию со Штефаном», — думает он, окидывая фигуру девушки взглядом. Никакого интереса она не вызывает — сказывается утренняя разрядка.       Воспоминание о Елисее заставляет улыбнуться. Константин не раз просил его не задерживать его по утрам, но тот будто чувствует, когда у него есть немного лишнего времени и подобное поведение сойдёт ему с рук. «Чертёныш», — усмехается Константин. В мыслях он часто называет так Ела. Прозвище кажется ему очень подходящим хитрому, как лис, временами немного вредничающему и безмерно очаровательному парню. За прошедший год Елисей вообще сильно изменился. Больше не производит впечатление забитого подростка — плечи его расправлены, подбородок вскинут, начавшие появляться после тренировок мышцы окончательно скрыли болезненную худобу. Да и вообще он стал смелее, увереннее, самостоятельнее, и Константину нравится чувствовать рядом с собой уже почти совсем зрелого партнёра. Нравится смотреть, как мальчишка взрослеет у него на глазах…       Стука в дверь Константин поначалу не замечает. Лишь на второй раз — более громкий и настойчивый — он отвлекает его от мыслей.       — Да.       Дверь открывается, и в кабинет заходит секретарь Константина — Штефан. Красивый, высокий и статный шатен, он чем-то похож на своего начальника, словно директор головной компании ещё и по внешности его подбирал. Впрочем, Константин бы не удивился, если бы так на самом деле и было — в их работе, где нужно постоянно общаться с людьми и производить при этом хорошее впечатление, внешность если и не главное качество, то уж точно в тройке лидеров.       Они обмениваются сдержанными улыбками. Они поладили сразу, с самой первой встречи. Тогда, в душном аэропорту, стоя посреди толпы, они пару секунд смотрели друг на друга, оценивающе и испытующе. Первым заговорил Костя. «Герр Рохау, я полагаю?» — задал дежурный вопрос он, про себя отмечая, что придирчивый взгляд будущий секретарь выдержал стойко, но при этом сумел не сорваться на совершенно неуместный в их отношениях ответный вызов. «Просто Штефан», — улыбнулся ему мужчина и протянул ладонь. Рукопожатие было крепким.       Секретарь обходит стол и присаживается на край. Константин не возражает — он, несомненно, главный, но Штефан старше и опытнее, и в конечном итоге между ними установились отношения равных. Воздух заполняется едва различимым запахом парфюма. Его Константин отметил ещё тогда, при первой встрече, когда ещё даже не заметил Штефана в толпе — аромат витал в зале ожидания, ненавязчивый, но притягательный. Он потом даже хотел спросить, что это за бренд, но не стал — небезосновательно решил, что будет странно, если они начнут пахнуть одинаково — и остался верен своему старому выбору.       — Какие планы на сегодня? — спрашивает Константин, стараясь незаметно втянуть ноздрями воздух.       Штефан отвечает не сразу. Сначала ставит перед начальником два стакана кофе в картонной подставке. Берёт один. Константин благодарит секретаря кивком — дома он кофе выпить так и не успел из-за потакания игривому настроению Ела, а ранние пробуждения всегда давались мужчине тяжело.       — На сегодня назначены собеседования. С одиннадцати начнут приходить претенденты на должность экономиста в отдел кадров. Во второй половине дня — на должность менеджера отдела продаж. Я уже отобрал несколько резюме, советую просмотреть заранее…       Голос Штефана монотонный, спокойный, фразы чёткие и немного отрывистые. Секретарь говорит по-немецки. Он отлично знает и русский, но Константин просил не переходить на него — на родном языке он говорит только дома, с Елисеем, и не хочет изменять этой привычке.       — …на 18:00 назначена встреча с фрау Майер. Я бы и сам мог ответить на все возникшие у неё вопросы, но она настоятельно требовала увидеться с тобой лично…       Константин недовольно кривит губы, но кивает. Смотрит в окно — город который день охвачен непогодой, люди внизу пытаются укрываться от проливного дождя зонтами, но ветер вырывает их из рук. «Как там Ел доберётся? — думает Костя. Хмурится, представляя, как тот будет пытаться удержать ручку зонта своими тонкими пальцами, наверняка замёрзшими, потому что кое-кто постоянно ленится надевать перчатки. — Может, отправить его учиться на права? Взять какую-нибудь городскую малолитражку… Хотя нет. Сейчас не лучшее время. Ел и так загружен учёбой…»       Он сам не замечает, как отключается от разговора, увлёкшись размышлениями о будущем своего сожителя, и секретарь касается его плеча.       — Всё в порядке?       — Погода отвратительная, — отмахивается Константин, отворачиваясь от окна. Штефан понимающе усмехается, встаёт и идёт к выходу, но в дверях оборачивается.       — Мне присутствовать на собеседованиях?       — Конечно! Я без тебя пока шагу ступить не смею, — смеётся Константин, поднимая руки в капитулирующем жесте. — По всей справедливости, в этом кресле должен сидеть ты.       — Если бы я хотел, я бы в нём сидел, — парирует Штефан и улыбается. — Нет уж, мне мои нервы дороже.       Секретарь уходит, отсалютовав стаканом. Константин, улыбнувшись, кивает, и, когда дверь за Штефаном закрывается, делает глоток кофе. «Нервы, значит, дороже…» — проговаривает он про себя и невесело усмехается. Быть директором развивающейся фирмы — занятие и правда изматывающее. Груз ответственности с каждым днём становится всё тяжелее, растут список обязанностей и объём дел, но Константин знает, что справится. Просто не оставил себе другого выбора ещё с той минуты, когда согласился на эту должность. «Мне нужен проверенный человек на месте. Тот, кому я могу доверять, — сказал тогда директор и сразу же продолжил, предвосхищая возражения Константина: — Я знаю, что ты начальник отдела продаж и ни в чём, кроме продаж, не разбираешься. Ничего, мы с твоим отцом когда-то не знали и этого. Тебе, в отличие от нас, будет проще: ты всегда сможешь обратиться ко мне, к тому же у меня есть для тебя на примете грамотный помощник там, в Германии. Но на руководящей должности должен быть ты, Костя. Думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, почему это выгодно нам обоим…»       Константин понимал. Да и сейчас понимает, что, несмотря на все минусы, плюсов в его нынешнем положении гораздо больше. Карьеру можно считать состоявшейся, в перспективе — приличный доход и высокий статус. А сложности… Что ж, он и не надеялся, что будет просто. Тем более с неожиданно ворвавшимся в его планы Елисеем…       Мысли о нём снова заглушают все остальные, отодвигая работу на второй план, но Константин позволяет себе ещё немного понежиться в них. Будь он непроходимым романтиком, он обязательно назвал бы Елисея каким-нибудь «лучом солнца во мраке жизни», но Константин просто признаёт — Ел сейчас, наверное, единственное, что не даёт ему стать окончательно зачерствевшим, помешанным на деньгах бездушным педантом. Его поражает, каким на удивление покладистым оказался этот парень, словно и не он когда-то огрызался в ответ на каждое слово, дёргался от случайных прикосновений и искал подвох в любой фразе. А сейчас всё терпит — командировки, теперь уже в Россию, задержки на работе допоздна, жизнь в отдельной комнате… И даже когда ругается, умудряется выглядеть мило. Вот и с курением в постели — Константин никому из своих партнёров не позволял ставить ему такие условия, а тут прогнулся.       «И ведь даже не жалею об этом», — с недоумением думает Константин. Непрошеная и совершенно неуместная нежность разливается в его груди, и он, тряхнув головой, чтобы избавиться от непривычного чувства, наконец принимается за работу.