Узы

Защитник Киркволла питал склонность к геройству, но самоубийцей не был. Когда зелёные отсветы Разрыва перестали играть на полу и колоннах, он отвлёк Кошмара огненным шаром, затем плеснул холодом, создавая отгораживающую ледяную стену и стремительно пролетел вдоль неё к выходу из зала. Перекрыл проём ещё одной коркой льда и рванул прочь. За спиной раздавался мерзкий и — хотелось верить — болезненный вопль демона. Гаррет Хоук бежал, не особенно разбирая дорогу: в Тени всё равно бессмысленно что-либо пытаться рассчитать. Материальное и иллюзорное здесь едва ли различалось. Ничему здесь нельзя верить и никому — доверять. Когда силы кончились, а криков Кошмара уже давно не было слышно, Хоук остановился и сел передохнуть прямо там, где стоял. Ситуацию, в которой он оказался, трудно было назвать обнадёживающей. Но и безвыходной нельзя. Пока он был жив, была жива и надежда. Раз в Тень можно попасть, то реально и выбраться. В конце концов, демоны же выбирались. Или духи. Хоук вспомнил, как Андерс рассказывал ему о Справедливости. О том, как они познакомились. Мысль об Андерсе и обо всех, кто остался там, болезненно сжала сердце. Гаррет лежал в своей постели, одну руку положив под голову, другой обнимая за талию спящего к нему спиной Андерса, и глядел в окно. Пыль, клубившаяся в воздухе, осела не до конца, и пробивавшиеся через неё несмелые рассветные лучи казались ещё тусклее обычного, хотя Киркволл и так светлым городом не назовёшь. Новый день наступал неумолимо, обещая многочисленные проблемы и тяжёлые решения. Но сейчас, в эти рассветные часы, ещё можно было позволить себе лежать и ни о чём не думать. Несмотря на события минувшего дня, в душе Гаррета царило умиротворение. Они все умудрились выйти живыми из, казалось бы, безнадёжной переделки. Андерс был под боком. А брат спал в соседней — своей — комнате, и это было настолько правильно и хорошо, что для беспокойства места не оставалось. От воспоминаний о разговоре с Карвером в груди теплело, и на лицо непроизвольно наползала улыбка. Андерс, до лица которого дополз прокравшийся в комнату свет, засопел, завозился — и проснулся. — С добрым утром, Андерс. Выспался? — А ты сам вообще спал? — Андерс повернулся к нему лицом и обеспокоенно посмотрел на него. — Подремал немного. Не спится мне. Гаррет потянул мужчину к себе, приподнялся на локте и поцеловал. Андерс не ответил на поцелуй, только обмер весь, словно боясь пошевелиться. — Что не так? — Гаррет, я… Скажи, ты это серьёзно? — О чём ты? — О тебе… и обо мне. О нас. — Ты не хочешь? — осведомился Гаррет, и Андерс под его рукой ощутимо вздрогнул. — Дело… Дело не в этом. О, Создатель! — Андерс высвободился из объятий и сел. — Гаррет, ты и правда хочешь остаться со мной? После всего, что вчера произошло?! Ты спрашиваешь, хочу ли я, и, д-дыхание Создателя, я хочу этого, больше всего на свете хочу! Но… ты ведь прекрасно видел их реакцию — Изабеллы, Авелин, Варрика, я уж не говорю об этом диком волке… Твоего брата. Едва ли кто-то из них примет, что ты останешься со мной. Да и что за жизнь это будет? Я люблю тебя, Гаррет. Разве я могу позволить, чтобы… Гаррет прервал поток бессвязных излияний, попросту заткнув рот Андерса поцелуем и повалив обратно на постель, подминая мужчину под себя. Целовал, пока тот не начал задыхаться. Ласкал нежно и властно, не оставляя шанса воспротивиться. Любил долго и жарко, до громких стонов и искусанных в кровь губ. А после лежал рядом и перебирал пальцами светлые прядки, время от времени склоняясь, чтобы поцеловать их. Андерс перехватил его руку за запястье и стиснул с силой, оставляя синяки. — Что ж ты делаешь, Гаррет? Хоть понимаешь, как тяжело принимать такую твою любовь? Уж лучше бы ты убил меня или прогнал с глаз долой. Гаррет хмыкнул и покачал головой: — Чтобы ты легко отделался после всего, что натворил? И не надейся. Расплатишься за всё сполна. Андерс издал сдавленный звук, полувсхлип-полусмешок, и спрятал лицо у Гаррета на груди. — Сама Мередит бы не придумала наказания более мучительного. — А то! — самодовольно отозвался Гаррет и после паузы добавил: — А про остальных ты не думай. Изабелла сама не без греха, у Авелин заботы поважнее найдутся. Варрик поворчит и смирится. Он меня слишком любит, чтобы лишать счастья. Смешок Андерса стал ему наградой, и он продолжил. — С Фенрисом я поговорю, как-нибудь утрясём. Ну, а с Карвером я уже поговорил, и он… не станет вмешиваться. — Потому что тоже слишком тебя любит? — Только при нём этого не скажи. Он терпеть не может «слащавых разговорчиков». Да, Карвер меня любит, как и я его. Отношения у нас непростые, но узы, которыми мы связаны, слишком крепкие. — Узы крови? — Скорее, узы семьи. — А это не одно и то же? — Думаю, нет. Узнай я, что между нами нет кровного родства, это всё равно ничего бы не изменило. Он мой брат и всегда им будет. В этот момент раздался стук в дверь. На дожидаясь ответа, Карвер, уже полностью облачённый в свои доспехи Серого Стража, вошёл в комнату. Представшее зрелище заставило его чуть поморщиться, но взгляда он не отвёл, стараясь принять невозмутимый вид. — Авелин прислала весточку. Времени у неё — по понятным причинам — мало, и она просит всех собраться в «Висельнике». Я пойду туда. Дверь за ним закрылась прежде, чем кто-либо из магов успел открыть рот. — Что ж, кажется, пора собираться, — Гаррет с неохотой выбрался из постели и потянулся. Андерс дотронулся до его перевязанного плеча: — Сперва я вылечу твои раны. — Оставь. Побереги силы. Уверен, найдётся множество людей, которые в твоей помощи нуждаются куда больше. Андерс хотел было возразить, но осёкся и отвёл глаза. Хоук ухватил его лицо за подбородок, повернул к себе и поймал убегающий взгляд. — Только не говори, что жалеешь о том, что сделал, Андерс. — Я… — Сказать по правде, Киркволл уже не первый год сидел на пороховой бочке. В сущности, ты просто поджёг фитиль. Метафорически… и буквально. Андерс слабо улыбнулся и вздохнул: — Умеешь ты обращаться со словами, Хоук. Заметив пару приближающихся призраков, Хоук вскочил на ноги и окатил их холодом. С одной стороны, магия здесь текла легко, но телу было явно некомфортно. Гаррет не знал, сколько пробыл здесь, и подозревал, что для него время могло течь совершенно иначе, чем по другую сторону Завесы. Всё в этом мире было обманчиво. Гаррет шёл и размышлял о том, что, даже если он не выберется, Корифей всё равно будет повержен. Инквизиция росла день ото дня и становилась силой, с которой приходилось считаться целым государствам. Ею управляли умные и опытные люди. Каллена он помнил как отличного командира, о госпоже Жозефине слышал краем уха, не говоря уж о Сестре Соловей, бывшей спутнице Героини Ферелдена. Сам Инквизитор произвёл на него благоприятное впечатление. Да что уж! Даже Варрик отзывался о нём чуть не с придыханием. На этом месте Хоук усмехнулся, но усмешка стала горькой. Вряд ли Варрик легко примет решение Инквизитора оставить его в Тени, но сам он считал его мудрым. Хоук готов был дорого заплатить за то, что творил сейчас Корифей. К тому же, он был магом, ему была знакома Тень и её опасности. Выжить здесь у него шансов было уж точно больше, чем у Страуда. Не говоря уже о том, что и перед Страудом был в неоплатном долгу — за жизнь брата. Отпустить тогда Карвера со Стражами было одним из самых тяжёлых решений в его жизни. Гаррету невыносима была мысль о разлуке с братом, но альтернатива была невыносимее стократ. С того дня всю обратную дорогу с Глубинных Троп он костерил себя за то, что не послушал мать, а предпочёл уступить желанию брата. Отношения с Карвером тогда едва начали налаживаться, и он слишком боялся их испортить. За что и поплатился. Первое письмо от Карвера было полно едких замечаний, и они могли бы ранить, если бы не затопившее Гаррета облегчение от новости, что его брат жив и, судя по сыпавшимся колкостям, в порядке. Подавлен, возможно, растерян, наверняка скучает. Но полон сил и может двигаться дальше. Старший Хоук всегда видел за резкими выражениями младшего брата его чувства, и потому легко пропускал большинство из них мимо ушей. Слишком близким человеком был для него Карвер. Слишком хорошо Гаррет его знал. На небе ни облачка, солнце ярко светит и ветер приносит с поля сладкий цветочный аромат. Он уже приметил себе бабочку, которая присела совсем рядом, на ограду, как его окликнули: — Гаррет, — мама тепло улыбается, опускается перед пятилетним ребёнком на колени и гладит его по щеке. — Гаррет, у нас с папой для тебя новость. У тебя скоро появится братик или сестрёнка. — Свободной рукой молодая женщина машинально гладит себя по животу, она часто так делает в последнее время. — Кого бы ты хотел больше? — Братика, — не раздумывая ни секунды, отвечает мальчик. Они опять недавно переехали, и соседские мальчишки смотрели на него с недоверием. Да и мама всегда волновалась, когда видела, что он общается с другими детьми. Поэтому он старался общаться поменьше, но иногда было одиноко. Будь у него брат, ему не надо было бы искать друзей. Тем более, что с друзьями всё равно приходилось вскоре расставаться. Когда в доме появилось два пищащих кокона с розовыми личиками, Гаррет долго смотрел на них, а потом спросил: — А кто из них братик? Отец растерянно моргнул, а мама звонко рассмеялась и представила ему Бетани и Карвера. Гаррет долго стоял над ними, изо всех сил стараясь найти отличия и запомнить. Брат! У него теперь был брат! Мальчик с нетерпением предвкушал, как они с Карвером будут вдвоём играть в солдатиков и бегать на речку. И, конечно, оба они будут всегда защищать свою младшую сестрёнку. Ждать пришлось долго. Как вскоре выяснилось, эти двое ещё совершенно ничего не могли делать сами, даже ходить, и мама часто повторяла, что он, как старший брат, должен будет помогать своим брату и сестре и учить тому, что знает сам. Гаррет был бы рад, но кого и чему уж тут было учить? Ответ пришёл, когда однажды Гаррет вошёл в комнату, где близнецы играли на полу с деревянными кубиками, вырезанными отцом, и тряпичными мячиками, которые сшила мама. Маленькому Карверу надоела постоянно опадающая башенка — глупый кубик никак не хотел стоять на мячике — и он потянулся руками к лавке, у которой сидел. Зацепившись ручонками за край, он подобрал ножки поближе, изо всех сил потянулся и неожиданно для самого себя встал. Правда, испугался собственной смелости и тут же опустился обратно. Гаррет уже хотел было крикнуть родителей, но вспомнил, что обоих сейчас нет дома. Карвер тем временем огляделся, заметил брата и радостно потянулся ручками к нему. Гаррет подошёл поближе и протянул свои руки в ответ. Брат вцепился в них мёртвой хваткой и потянул на себя. Гаррет чуть не потерял равновесие, но устоял. Карвер снова поднялся. Ножки у него страшно дрожали и подкашивались, но он смотрел на улыбающегося старшего брата и улыбался в ответ. Двумя неделями позже Бетани тоже решилась встать. Карвер к тому времени учился переставлять ножки, держась за лавку или чьи-то руки. Шлёпаясь на попу, он поднимал истовый рёв, но, не переставая рыдать, тут же снова тянулся к лавке и поднимался. Бетани, когда падала, оставалась сидеть, сохраняя поистине королевское спокойствие. Следующую попытку она предпринимала не раньше, чем через час. Когда Гаррет появлялся в поле зрения Карвера, тот расплывался в улыбке, тянул к нему руки и наклонялся вперёд, силясь подняться. Гаррет тут же бросался к нему и помогал. А затем аккуратно отступал назад и тянул брата за собой. Карвер делал свои первые шаги. Бетани тоже училась переступать ножками, и тоже часто падала. Гаррет подбегал к ней и ловил её руки, как с Карвером, желая помочь подняться, но та лишь поджимала губы и хлопала братца по рукам. Однажды Карвер встал и даже успел шагнуть к брату до того, как тот подбежал, но рухнул вперёд, разревелся и встать повторно отказывался. Гаррет гладил его по голове и утешал, как мог. Как-то они с отцом вошли в детскую. Карвер, как обычно при виде брата, поднялся. Гаррет рванулся было к нему, чтобы поддержать, но отец поймал его за плечо и удержал. — Стой. Пусть он идёт сам. — Он же упадёт! — Скорее всего, да. И опять встанет. — Ему будет больно. — Если всё время его держать, Гаррет, он никогда не научится ходить сам. Карвер полетел вперёд на третьем шаге, скривился и оглушительно заревел. Гаррет снова дёрнулся вперёд, и отец снова его остановил. — Подожди. У Гаррета сердце внутри больно сжималось, но он смотрел, как его младший брат глотает слёзы, всё ещё всхлипывая, поднимается на четвереньки, садится на попу, наклоняется вперёд… Когда Карвер сам преодолевает разделяющее их расстояние и хватается за одежду брата, на его покрасневшем лице сияет ослепительная улыбка. А Гаррет впервые чувствует страшную гордость. Ему не спалось, и он вертелся в постели, как вдруг услышал тихие всхлипы. Гаррет подошёл к чуть приоткрытой двери, в которую из кухни лился нервный красноватый свет, и увидел сидящих за столом мать и отца. Мама плакала, глядя на лежащий перед ней листок бумаги, а отец сидел напротив и сжимал её руку в своей. — Это твоя семья, Лиандра. Может, всё же поехать? — Что ты такое говоришь? Малышам всего год исполнился! И мы только устроились. — Ты уверена, милая? В Киркволле твой дом. — Мой дом там, где ты, Малкольм, ты и наши дети. Другого мне не надо. Из детской раздался плачь и женщина быстро утёрла лицо подолом платья: — Ну вот, ещё и Карвер проснулся. Неугомонный ребёнок, — улыбнулась она сквозь слёзы, поднимаясь. — Почему ты знаешь, что это Карвер, а не Бетани? — Я же мать. Гаррет определённо не был матерью, но почему-то тоже знал, что слышит голос брата. Когда Карвер наконец научился самостоятельно ходить, Гаррета приставили к нему соглядатаем. Непоседливый и любопытный, мальчик совал нос во все щели, и старший брат едва успевал оттаскивать его от опасных мест вроде растопленной печи, после чего приходилось тут же ещё и развлекать малыша, готового расплакаться по любому поводу. Гаррету было не в тягость. Он корчил рожи, изображал руками говорящих птичек, пел песенки и делился с братом своими игрушками. Главное, что он теперь никогда не оставался один. — Гаррет, Карвер, идите обедать! — Нно, лошадка! — трёхлетний Карвер хлопал брата по спине, и тот с криком «Игого!» ковылял на четвереньках к крыльцу. — Гаррет! — всплёскивала руками мать, когда Карвер «спешивался» у самого порога. — Ты ведь надорвёшься! Не катай брата на себе. Гаррет поднимался, отряхивал ладони и колени и упрямо вздёргивал подбородок: — Я немножко. Маленький Карвер следовал за братом неотступно, и стоило позвать Гаррета, как появлялись оба младших Хоука. В большинство их игр Бетани дорога была заказана, но та мало переживала об этом, предпочитая обществу братьев тихий дом, материнские хлопоты по кухне и отцовские бесконечные истории. Когда оба сорванца — десятилетний Гаррет и пятилетний Карвер — сломали калитку, катаясь на ней вместо качелей, Лиандра смотрела на них через окно. Вернувшийся вечером усталый отец строго поинтересовался у детей, кто учинил это безобразие, и Гаррет тут же выступил вперёд, не дав брату и рта раскрыть. Малкольм сделал сыну выговор и оставил без десерта. За ужином, когда отец поинтересовался, почему Карвер не ест свой любимый пирог, мальчик упрямо поджал губы и сказал, что наелся, выскальзывая из-за стола и уходя за старшим братом в комнату. В комнату Гаррета Карвера переселили довольно рано. Всё равно младший регулярно среди ночи убегал спать к старшему. Бетани неплохо спалось и одной, только во время грозы оба близнеца жались под одеялом к Гаррету. Тот обнимал обоих и отвлекал на ходу придуманными историями. Когда они всей семьёй ходили собирать ягоду, Гаррет таскал корзину, а Карвер собирал в неё ягодки с кустов, на которые он указывал. Бетани собирала все ягодки в подол платья и бежала к отцу, чтобы тот выбрал из них съедобные. Если Гаррет уходил куда-то с отцом, а маленького Карвера не брали, матери много времени приходилось тратить, чтобы успокоить сына. Успокоившись, он устраивал игры на крыльце, и, стоило ему завидеть брата, как тут же всё бросал и мчался навстречу. Крепко обнимал и тащил за собой — играть вместе. Обо всех достижениях брата Гаррет тоже узнавал первым. Гаррету было двенадцать и он нетерпеливо мялся под яблоней. Стояла осень и запах прелых листьев во влажном от прошедшей грозы воздухе. — Ну чего ты там копаешься, Карв? — Вот сам возьми и залезь! Умный такой. Карвер пыхтел, стараясь дотянуться до ветки, на которой висели самые красные и аппетитные яблоки. Сидя достать не получалось, пришлось цепляться за соседние ветки и вставать, балансируя на прогибающемся под его весом дереве. Гаррет наблюдал за ним, задрав голову. Внезапно послышался треск — ветка, на которой Карвер стоял, начала подламываться. — Берегись! — испуганно закричал Гаррет и дёрнулся вперёд. Перед глазами что-то вспыхнуло и не успевшая переломиться ветвь примёрзла к стволу толстым слоем льда. Карвер резко присел, хватаясь за ветку руками, затем соскользнул ногами назад, повиснув на ней, и спрыгнул на землю. Гаррет в шоке смотрел на свои руки. Из дома выскочил отец, и Карвер рванул к нему, восторженно смеясь и крича: — Пап! Пап! Смотри, что сделал Гаррет! Но отец и так уже видел, и дерево, и потрясённого сына. Он быстро огляделся и увёл детей домой. Вечером родители обсуждали новый переезд. С этого дня в жизни Хоуков многое начало меняться. Занятый приятными воспоминаниями, Гаррет не чувствовал усталости, размеренно шагая вперёд. Призраки и другие мелкие духи периодически появлялись в поле его зрения, но по большей части держались в стороне. Покуда на него не нападали, Гаррет предпочитал не тратить лишние силы, выглядывая, не покажется ли на горизонте зелёное свечение. Он имел представление о том, где и на каком расстоянии от крепости находятся Разрывы, но это знание ничего ему не давало. Здесь, в Тени, даже части света определить было невозможно. Оставалось полагаться только на удачу. Много раз ему доводилось слышать в свой адрес определение «удачливый ублюдок». Гаррет усмехнулся: вот и повод проверить, насколько он в самом деле удачливый.