Чёрно-белое

В прачечной пусто. Из-за гигантских окон кажется, будто стен вообще нет. А там, за стеклом кто-то пролил на город чернила, по ошибке назвав это ночью. Иккинг сидит на прохладном кафеле, опираясь спиной на огромную стиральную машину. Та вибрирует и от натуги иногда подвывает, заставляя Иккинга дрожать в резонанс. Противное тлеющее марево наполняет тело, майка липнет к потной соленой коже. Иккинг в прачечной один. Потому что стрелка на циферблате настенных часов уже давно упала куда-то с обрыва двенадцати. А еще потому что у Иккинга немного социофобия. А еще полная башка соплежуйства о смысле бытия, жизнь чуть-чуть под откос и я же хороший, не смотрите на меня так, ну пожалуйста. Стиральная машина издает писк, переходит в режим отжима и начинает сотрясаться. Иккинг с недовольным лицом отрывает спину и трет шею. Кондиционер сломался и не работает, либо просто жалко включать его для одного посетителя. Жмоты. Собственное отражение в темном стекле дверцы сушилки напротив, красные разбитые конверсы и карманы, шуршашие фантиками — такие же пустые как и юность, прожигаемая день за днем. Машина как раз закончила стирать, а Иккинг как раз встал с пола, когда колокольчик над входной дверью надтреснуто звенит. В прачечную входит человек. Девушка. Красивая. Иккинг начинает нервничать, достает карамельку из заднего кармана шорт и с треском разворачивает фантик. Рот сводит от кислой сладости, Иккинг от волнения ломат зубами карамель и хрустит сахаром, заправляя сущилку монетами. Девушка косится в его сторону, но ничего не говорит, занимается своими вещами. Лампочка загорается красным, Иккинг утапливает в панели кнопку «старт», сущилка пикает и начинает приглушенно выть. Иккингу немного ссыкотно. Но в кармане есть еще конфеты, а в рюкзаке подтаявшая плитка шоколада — как раз на полчаса. Полчаса-то он сможет вытерпеть. Иккинг хрустит очередным фантиком, засасывсет липкими губами очередную карамельку, гоняет ее во рту, стуча по эмали, и считает секунды. Иккинг немного в аду.