Чёрно-белое

Молодой, перспективный и довольно известный в узких научных кругах инженер-биомедик Иккинг Хэддок III сквозь зубы бормотал ругательства, заполняя документы, которые можно было заполнить и позже, вечером, но его переводчик, полноватый седеющий месье Леруж, попросил уладить все дела сразу после прибытия. Отказывать ему Иккинг не стал, хотя и мог. Месье Леруж должен был тем вечером встретиться со своей дочерью и новорожденной внучкой, а мешать этой встречи Иккинг искренне не хотел. Поэтому сейчас, после многочасового перелёта, он сидел на низеньком кресле в фойе гостиницы и терпеливо отвечал на вопросы анкеты, изредка консультируясь с переводчиком насчёт тех пунктов, что вызывали сомнения. Месье Леруж выглядел бодро и охотливо отвечал на вопросы, он не в первый раз работал с подобными бланками, поэтому закончили они довольно быстро. Распрощавшись с мужчиной и заверив того, что документы он сам лично отдаст главному организатору конференции, Иккинг подхватил сумку с вещами и ушёл в номер. Электронный замок пикнул, пропуская внутрь уставшего молодого, перспективного и довольно известного в узких научных кругах инженера-биомедика. На апартаменты организаторы не пожалели денег, сам Иккинг никогда бы не смог позволить себе даже самую дешёвую комнату в пятизвёздочном "Скрайбе". Но в данный момент он был слишком измучен и жутко хотел спать, чтобы восхищаться убранством, поэтому Хэддок поплотнее закрыл шторы на окнах и рухнул в постель. Проспал он недолго, но и за те несколько часов на Париж спустился тёплый майский вечер. Зажгли огни на Эйфелевой башне, тёплым жёлтым замигали фонари и вывески. Иккинг быстро привёл себя в порядок. В ресторане он встретил нескольких своих коллег, приехавших, как и он сам, на конференцию. Хэддок не горел желанием общаться, поэтому, обменявшись приветствиями, они разошлись. А после ужина Иккинг решил прогуляться по округе, немного развеяться и проветрить голову. Свежий воздух и вечерняя суета большого города настраивали на расслабляющий лад, успокаивали. Иккинг сидел на ступеньках оперы Гарнье, плавая на поверхности сознания, не проваливаясь. Когда прямо перед ним прошла девушка. И он бы не обратил на неё никакого внимания, если бы не знакомый профиль. Знакомая походка. И знакомый холодок к затылке, который возникал всегда, стоило ему только увидеть одного человека, и который за пять лет перестал быть чем-то привычным. — Мадемуазель! Неуловимый рывок, и вот он держит за локоть девушку со светлыми волосами, собранными в высокую причёску. — Excusez moi? — Астрид? Перед ним и правда было лицо той самой Астрид Хофферсон, что так профессионально исчезла из его жизни пять лет назад. Та же форма глаз, тот же маленький аккуратный нос и те же узкие губы. Только чёлка стала короче, сами волосы потемнели на пару тонов, а глаза окрасились в хамелеонный серый. — Je suis désolé, je pense que vous vous trompez, — отвечала девушка тем же голосом, каким пять лет назад отвечала Астрид. Иккинг французского не знал, но понял по интонации, — встревоженной и слегка напуганной, — что от него хотят отвязаться. Тогда он перехватил поудобнее чужую руку и сказал: — Астрид Хофферсон, я тебя узнал. Так что не надо претворяться, что мы не знакомы. Девушка покосилась на него. — Я хочу просто поговорить, — продолжал Иккинг. — Никто не собирается упрекать тебя в чём-то или обвинять. Просто поговорим и разойдёмся. Астрид-не-Астрид продолжала молчать. — Если ты будешь и дальше так себя вести, то я уведу тебя силой. — Putain! — Коротко пробурчала себе под нос собеседница и внезапно переключилась на английский. — Ладно! Молодой, перспективный и довольно известный в узких научных кругах инженер-биохимик Иккинг Хэддок III сидел напротив девушки, которую он знал как Астрид Хофферсон, под навесом кафе рядом со зданием оперы Гарнье в Париже. Он совершенно не рассчитывал встретить свою университетскую любовь, отправляясь в эту поездку, но был очень рад наконец прояснить все недомолвки и неясности в их недоотношениях.