***
POV Родион. Эта неделя обернулась для меня сущим адом. Мало того, что мой мир сократился до этой невзрачной комнатки четыре на четыре метра от силы, так ещё и учиться заставляли, в то время, как все остальные ушли на каникулы. Моим личным экзекутором был Мрачный Жнец или в простонародии Генрих Абрамович. Хотя, нет. Ещё одним палачом стала моя собственная совесть, которая не упускала момента, чтоб не укорить меня хоть раз перед сном за то, что я подбил ребят на такую вероломную штуковину как побег. А под колким внимательным взглядом учителя можно было ощутить себя самым настоящим говном. Он ругал меня за любую ошибку, мог вспылить даже из-за обычных помарок, которые уже давно стали исключительной особенностью моего долбанутого почерка. «Даже думать не хочу, что впереди ещё две такие недели,» — наконец-то отозвался внутренний голос, который не разговаривал со мной вот уже почти месяц, как я оказался в интернате для одарённых, блин, злых и вредных детей и таких же поехавших преподавателей. «Хей, как жизнь?» — радостно поинтересовался я у него. «Так же хреново, как и у тебя. Заканчивай разговаривать сам с собой, не видишь, что Генрих палит?» — предупредил голос. И действительно, Мрачный Жнец смотрел на меня злее, чем обычно, негодуя от того, что я вновь начал витать в облаках. Ну, что ещё делать, если мне катастрофически не хватает живого общения? С этим ПМСником разговаривать? Я усмехнулся своим мыслям, и буква «н» похожая на «и» и «п» одновременно, как-то плавно перетекла в «р». Заметив эту описку, Генрих тяжело вздохнул, снял очки и устало потёр переносицу. — О, Атуа! Ты такой же бездарь, как и Одиан. — Одиан? — удивлённо переспросил я, услышав это имя вновь. — Кто такой Одиан? Почему меня все с ним сравнивают? — Если отец тебе ничего не рассказывал, то и нечего знать, — огрызнулся учитель и сложил руки на груди. — Продолжай переводить манускрипт с латыни. Ну? Стих шестой, строфа пять.Et mensus est ira primi orbis terrarum mortuis veritatem*(И гнев Первого некроманта сотряс мир). Мне надоело неловкое молчание и эта атмосфера загадочности, которые возникали, стоило задать этот вопрос. А нервное напряжение и моё лопнувшее терпение накрыли логикой чувство самосохранения, швырнув ребят в неизвестном направлении. Я вскочил с места, отбросив тетрадь в сторону. — Одиан! Одиан! Да кто ж такой этот «Одиан»?! Достало! Меня достало, что все меня с кем-то сравнивают, что-то от меня хотят! А эти косые взгляды?! Думаете мне приятно? Из-за всех вас меня кошмары мучают! Я выспаться не могу, господин Мрачный, мать вашу, Жнец! Стоило это проорать, как на душе сразу стало легче, но с задворков разума голосом коня Юлия из мультика донеслось: «Ой, дура-а-а-к». И тут то я и понял, что только что подписал себе смертный приговор. Внутри всё похолодело. Сердце пропустило удар. Я попытался сглотнуть вязкий ком, застрявший в горле. «О, Господибожемой, да реагируй ты хоть как-нибудь!» — мысленно умолял я, сходя с ума от затянувшегося молчания. Но Генрих ничего не говорил, только погрузился в свои мысли и нахмурил брови. Однако он всё же изволил ответить. — Имя «Одиан»… прочитай наоборот без буквы «о», — наконец, негромко проговорил Генрих. — Н-а-и-д, — выполнил его команду я и немного прифигел. — Наид? Это же… имя моего отца… но почему… — Брат Наида. Твой дядя. Ты его точная копия, — едва слышно прошептал учитель и улыбнулся чему-то, однако милость быстро сменил гнев. Мужчина посмотрел на меня взглядом полным ненависти. — Атуа тому свидетель, но это предатель получил по заслугам. — По-почему предатель? — заикнулся я, боясь упустить ценный источник информации. — Знаешь сколько дел он натворил? Одиан стал причиной срыва переговоров магистров тёмных и светлых искусств. Он украл камень трансфигурации из Светлой Академии и перо феникса у нашего директора. Он преступил законы истинных некромагов. Что уж говорить, у него даже был фамильяр! Знаешь Софи? Да-да, ту самую девушку-призрак, которая теперь не сможет упокоиться! Он предал доверие своих товарищей! Он использовал нас! Использовал собственного брата! Использовал меня! Ты… И я всё понял. Ни отец, ни даже Генрих, никто из них не ненавидел меня. Они ненавидели Одиана, который смог испортить мою жизнь, даже не появившись в ней. — А я-то здесь причём? — как-то слишком равнодушно произнёс я и усмехнулся. — Я же не виноват, что похож на него. Боже, неужели отец все эти годы вымещал свою злобу на мне из-за брата. Смешно. Это просто смешно. — Я – это я. Не путай меня с тем, кто убил Софи. Генрих вновь окинул меня недобрым взглядом. — Камень трансфигурации скорее всего остался у «Мерлина», а вот на счёт судьбы пера феникса никто ничего не знает, — загадочно произнёс учитель. — Ты в курсе, зачем оно нужно? — Нет, — честно ответил я, а мужчина легкомысленно развёл руками и добавил: — При выпуске каждый ученик по желанию берёт себе псевдоним. Догадайся, какой был у меня? — Откуда мне знать? — отмахнулся я, решив, что шатен таким образом решил перевести стрелки. «Ну уж нет, тебе не отвертеться,» — мысленно оскалился я, даже не придумав плана, как ещё раз разговорить учителя. — А ты подумай, — съехидничал Генрих Абрамович с таким высокомерным выражением лица, что сатанински сильно зачесались кулаки. «Нельзя. У источника информации челюсть должна быть целой,» — посоветовал внутренний голос. Я немного удивился своей жестокости, но времени на самокопание не было. Мужчина уже собрал свои вещи и собрался было уйти. — Мрачный Жнец, — я ляпнул первое, что пришло в голову. Хотя, как первое. Я ж и величаю так этого пренеприятнейшего недостопочтимого господина со дня нашего знакомства. — Хах, — усмехнулся он, стоя ко мне спиной, и отворил дверь. — Слово в слово, мой дорогой друг. Подумай над этим, Родион. В дверном замке ключ провернулся пару раз, оповещая меня о том, что я вновь отрезан от остального мира. «Как же невовремя,» — прорычал внутренний голос, а я только разочарованно вздохнул. «А может и вовремя,» — не согласился вернувшийся с каникул здравый смысл. — У меня тут клей самообмана для крыши хозяина заканчивается! Хватит потрясений!» «Мне нужно в библиотеку,» — подумал я, заглушая все остальные мысли. Нет, ну, правда. Где мне ещё узнать про это перо феникса, если взрослые, терзаемые призраками прошлого, которых и сами не желают отпускать, не хотят рассказывать. Я открыл окно и подёргал решётку. Хм, хлипкая. Я посмотрел вниз – третий этаж. «Господи, с моими приключениями я скоро стану альпинистом, а не некромантом!» — посетовал я, а чувство самосохранения только перевернулось на другой бок, поплотнее закутываясь в одеяло из логики. Звёзды уже начали потихоньку заполнять небо. Густой зеленоватый туман медленно опускался на здание интерната и всё пространство вокруг него. Похоже, ночка будет тёмной, безлунной, но это мне на руку. И только чернеющий небосвод затянули тяжёлые облака, я лёгким движением руки выломал многострадальную решетку. «Так, Родион, мы это уже проходили. Давай. Вдох-выдох. Это всего лишь третий этаж. Ну, что может случиться?» — я попытался себя успокоить, но перекинутая через подоконник нога не желала не только сползать дальше, но и пускать свою сестру. Отбросив остатки здравого смысла в сторону, я, наконец, сел и начал потихоньку сползать вниз, держась за выступ руками, а ногами ища другой. «Здесь ты и умрёшь,» — горестно вздохнул пессимизм и вновь ушёл в тень. От волнения ладошки вспотели, и руки начали медленно соскальзывать. Плюс ко всему, внизу раздался какой-то подозрительный шорох. «Ну, только зомби здесь не хватало,» — посетовал я, пытаясь подтянуться обратно. — Родя, — снизу прозвучал чей-то знакомый шёпот. — Ро-дя, — повторил другой чуть более громко. «Крыша, досвидос,» — лишь смог подумать я, зубами цепляясь за этот чёртов подоконник. — Родион! — внезапно закричали внизу. Пальцы со страха разжались, и я полетел вниз. — ЧО ОРЁШЬ! Что за... Я уже успел попрощаться с жизнью, но не тут-то было. Угадайте, кому тоже не заспалось взаперти? — Бля, Родион, мать твою за ногу! Чего пугаешь? Слезь с меня! Больно же! — возмутился Санёк, а я понял, что лежу на живой куче из тел. — Дебилы, заткнитесь и слезьте с меня! — прорычала Васька, выползая из-под Саши. — А я - овощ, — пробубнил Андрей, которому досталось больше всех. — Что вы здесь делаете? — удивился я, помогая всем встать. — Гуляем, — усмехнулся Саня и очертил рукой ограду. — Выбирай: сойти с ума от зубрёжки или быть первым отчисленным студентом в истории нашей любимой школы? — Эм… — задумчиво изрёк я, понимая по трём парам лихорадочно блестящих глаз, что ребята либо вошли во вкус, либо сошли с ума.***
Сегодня ночью в интернате ещё кое-кто не спал. Точнее мужчина просто не мог спать. Его сон уже давно был отдан, продан и обменян тысячи раз во имя великой силы. Но сила подразумевает ответственность. И с этим бременем Элиот Арлам и не справился. Или он так думал? По крайней мере, что бы он не сделал, Король Тьмы только улыбался и иногда задумчиво отводил взгляд. Директор чувствовал, что что-то происходит. Это липкое ощущение тревоги было точно такими же, как и двадцать пять лет назад, когда новые студенты только-только поступили. И это был выдающийся и печальный выпуск. Чтобы собраться с мыслями Элиот открыл свой дневник и принялся перечитывать последнюю запись: «Одиан Дервишевский… Стоило тебе появиться на пороге моей школы, как я сразу понял, что с этим юношей будет много проблем. Способности некроманта были весьма посредственны, в отличие от твоего брата-близнеца, однако этот недостаток стёрла твоя богатая фантазия. Несмотря ни на что, ты был весел и общителен, все тебя любили, и впервые за историю академии ученики с разных профилей начали дружить между собой. Со своим братом вы отличались не только цветом волос и талантами… У тебя не было своего «я». Ты растворялся в брате, в своих друзьях, в том, чем занимался, и иногда служил связующим мостом между близнецом и другими ребятами, потому что Наид с трудом терпел чужое общество кроме твоего. И это мешало другим и мне узнать, о чём же ты думаешь на самом деле. Можно было бы назвать тебя пустышкой, если бы не тёмный огонёк в твоих магнетических глазах, и моё предчувствие скорой беды… А я ведь знал, что выпуск в том году не обойдётся без трагедии… Одиан… ты – дурак… Ты такой дурак! Такая глупая смерть! Такие недостижимые идеалы! И вот, спустя двадцать лет, передо мной появляется твоя точная копия. Та же еле заметная горбинка на носу; те же бледные губы, потрескавшиеся и кровоточащие от того, что парень их нервно кусал; те же волосы, только более длинные и спутанные; те же глаза, только испуганно ищущие выход… Нет, всё же это другой человек. Наид воспитал своего сына так, чтобы тот не задавал лишних вопросов, не лез не в своё дело и был тише воды, ниже травы. Но… но природа берёт своё. В первый же день – нарушение школьных правил. А через неделю – побег за территорию интерната… Он другой. И от этого только тревожней. О, Атуа! Дай мне сил! Если, конечно, те пятьсот лет, что я был Магистром тёмных искусств, для тебя что-то значат! Элиот Арлам. Некромант. Заклинатель. Спиритист. Демонолог. Призываетль. Магистр тёмных искусств. И просто (когда кое-кто забегает в гости) хороший человек». — А подпись мог бы и переделать, — за плечом мужчины раздался знакомый насмешливый голос. — О, или тебе доставляет удовольствие перечисление своих регалий? Ах, ты маленький самовлюблённый грешник! — А что мне ещё остаётся? — ничуть не расстроенный тем, что кто-то помимо него читает его записи, произнёс директор. — В некоторых делах я бессилен. — Ага, — согласился незваный гость, имея наглость выудить из шкафчика бутылку вина, — пять сотен лет потребовалось, чтобы ты понял, что Богом тебе не стать. И не только тебе. Никому из людей подобного не дано. — А как же Первый некромант? — справедливо заметил Господин Арлам. — Ой, да иди ты! Такую фразу испортил! — в шутку разозлился хозяин ада и начал разливать алую жидкость по бокалам. Элиот внимательно следил за его действиями и хмурил брови. — Я с тобой так сопьюсь. — За пятьсот лет не спился и за один вечер не сопьёшься! — Ох-х-х, — тяжело вздохнул Магистр тёмных искусств, принимая бокал из рук знающей всё и вся заразы, которая ничего никому не скажет, даже если небеса рухнут на землю.