Change

***

"You say you feel a chill in the season Like something is falling apart You say you can't hold it together much longer And I should look after your heart." Век двадцать первый. Зима. Твоя реинкарнация - наркоманка с пятилетним стажем. Как иронично, не правда ли? В то время, когда столь ненавистный тобою снег лавирует над землей, как и сотни зим тому назад. Её тело также пожирают изнутри черви яда, и я также ничего не могу сделать, ощущая жажду крови и невыносимую обиду. Каждый раз, перерождаясь, Ты, дорогая сестра, говорила, что чувствуешь холод, словно что-то разбивается внутри тебя. Я всегда верил в это, знал, что это правда, слышишь? Но и наказывать меня за то, что я был недостаточно осторожен век за веком - жестоко, даже для тебя. Я смотрю на этот извечный, замкнутый круг вокруг твоей судьбы не в силах разорвать его. Он - веретено, кружится, тянет тебя, все твои жизни, словно нить. Чертовски бережно, будто боится своей иглой разорвать все, и позволить тебе жить спокойно. Исход всегда одинаковый: очередная зима, тяжесть на твоих плечах и в сердце, соизмеримая, пожалуй, с Везувием - действующим вулканом, одним из больших вулканов в мире. Судьба твоя также, как и вулкан, взрывается событиями, которые ты, к сожалению, не в силах пережить. Даже если я рядом. На тебе может быть разная, соответствующая своему времени, одежда: платья, юбки, рубашки. Другая прическа и другой макияж, другой маникюр, ты можешь даже слушать разную музыку - от безбашенного рока и до самого джаза, ты даже не обделила рэп, который я, к слову, считал нечто диким, но все совершенно одинаково заканчивается. Ситуации в твоих жизнях, дорогая Санса, совершенно одинаковы, меняется лишь пейзаж. Они приводят к одному, известному нам, концу. Хотя, скорее всего, о нем, на протяжении всех твоих жизней, знал лишь я один. Ты оставляла всегда меня в одиночестве смотреть на тот же исход. Ты встречаешь все тех же людей, что и сотни лет назад, ты делаешь все те же ошибки, говоришь так же, так же твой доверчивый взгляд тускнеет, а из весенней нимфы ты превращаешься в осенний лист. И я так же неизменен. Сейчас ты, примкнув спиной к холодной стене, сидишь на полу, вытянув свои ноги в рост, и смотришь сквозь меня своими блестящими, большими голубыми глазами, будто мир вокруг тебя - картонка, которую ты можешь легко проткнуть своими изломанными ногтями. Мне ничего не остается, кроме как присесть на корточки перед тобой и смотреть, как ты вновь совершаешь самоубийство. Твой поступок одна тысяча четыреста пятьдесят третьего года стал стартом, началом необратимой цепочки. Ты говорила, что не можешь больше ничего соединить в своей жизни после казни отца, после "Красной Свадьбы", после потери Арьи, твоей свадьбы с Болтоновским выродком, после побега, нашей встречи, после "Битвы Бастардов" - битвы за Винтерфелл, когда погиб наш брат Рикон, после твоего убийства Рамси Болтона, потери твоего ребенка, после наступления Ходоков и драконов Таргариенской принцессы. Тебе было почти двадцать. Ты была женщиной по меркам того времени, сейчас же - дитя. Ты тихо шептала, что мне следует присмотреть за твоим сердцем. - Ты... - из твоих иссохших губ, местами покрытых герпесом, доносится тихий, хриплый голос, как и тогда, когда дорнийский яд коснулся их. Агония. Она сейчас съедает твои внутренности, но на твоих бледных губах играет улыбка, и ты видишь миражи сквозь прикрытые веки с вихрем черных, дрожащих ресниц. - ... призрак? Этот вопрос тоже неизменен, от чего во мне просыпается понимание и смутное чувство, что это не реинкарнация вовсе, а истинная ты того, похожего на сон, времени. И на тебе сейчас не джинсы темно-серого цвета и свитер - желтый, лишенный яркости, отстиранный не раз мною, а платье, серое, с вышитым, золотым лютоволком на груди. Эмблема нашего дома мелькает перед глазами каждый раз, каждый пятидесятый раз. И твои волосы вовсе не тусклые, не свисающие грязными сосульками по худым плечам, а золотистые, волнистые от той косы, что была весь день. Ты расплела их перед сном и они мягки на ощупь - по крайней мере, мне так хочется думать. И на твоих щеках не смертельная бледность, а яркий румянец яда. От этого тепло, от чего-то, как бы эгоистично это не прозвучало. - Вампир, если быть точнее, - я повторяю эти слова лишь сороковой раз, вспоминая, что тогда, когда ты наложила это проклятие на меня, я ещё был человеком, и рядом со мной лежал мой меч, брошенный в гневе от безысходности рядом с тобой, а не шприц. - Забавно... - ты широко улыбаешься и дрожишь, обхватывая себя тонкими руками, совершенно забыв обо мне. "But I feel a change coming on Rolling out of the blue like a storm And it's bending your will like a willow tree twisting Trying to regain its form..." В мире все, когда-нибудь, да меняется. Наверное, это предубеждение, но так, сидя перед тобой и глядя на тебя, я впервые чувствую, что что-то пошло не так. Ты шумно сглатываешь и откидываешь свою голову назад, пытаясь вобрать губами побольше воздуха среди этой пыли и серости, а я в растерянности не могу протянуть к тебе ладонь и дотронуться до тебя, как я это делал десятки раз. Эта перемена похожа на шторм, и я не знаю, как справиться с ней. - Джон... - ты впервые произносишь моё имя. Тридцать. Тридцать серебряников иуды, тридцать твоих жизней ты не говорила ничего. Лишь в первый раз ты произнесла моё имя, виновато улыбнувшись и произнеся слова, которые я вечно буду хранить в своем сердце. Сейчас я, действительно, вижу тебя. Я не знаю, что сказать, а ты, ухмыльнувшись своим мыслям, протягиваешь ко мне свою бледную, дрожащую ладонь. Сейчас ты похожа на иву: ты так же сгорбилась от жизни, так же покрыта серо-серебряной пыльцой, и так же пытаешься подняться, гордо выпрямив подбородок. В твоих влажных от наступающих слез глазах я вижу отражение себя. Нет, не так. Именно себя. Я вижу тьму своих черных глаз в твоих и вижу, как твои светлые, небесные нити отталкивают её прочь. Рука твоя, дотянувшись, касается моего запястья и я впервые, совершенно по-людски, вздрагиваю, хотя обычно я - камень, изваяние времени. - Ничего ты не знаешь... - ты улыбаешься шире и из глаз твоих стекают прозрачные, теплые слезы. Твои ногти впиваются в мою холодную кожу с силой, словно желая забрать мой холод и облегчить твою участь. "How does it make you feel When you remember the times the two us lay here In the arms of the world on the doorstep Of heaven shining down..." Бесшумно вдохнув воздух в губы, хоть это совершенно и без надобности бессмертному, я смотрю на тебя и понимаю, что ты помнишь всё. Глядя в твои глаза, я позволяю себе, в-первые, создать иллюзию, прошептав: - Боль твоя утихла. - Ты облегченно вздохнула, а я понял, что все эти сорок попыток, все эти годы, время от твоего десятилетнего возраста, иногда с момента рождения, и до этого момента, я не просто следил за тобой, а проживал, пожалуй, больше, чем просто жизнь. Я был для тебя всем, и ты для меня - тоже, хоть я и твердил себе, что это всё - моё обещание сохранить твоё сердце: - Вокруг каменные стены, а под тобой - мягкая шкура медведя. Её нашему отцу подарили лорды Медвежьего острова, когда ты только родилась. Такого подарка даже Робб не видел... - я улыбаюсь и над нашими головами горят факелы, как и в тот вечер, обдавая иллюзорным холодом. В камине хрустят поленья, догорающие от забывчивости твоей южной служанки. Ты её приютила из жалости и от того, что она своим дерзким характером напоминала Арью. Сейчас все так же от тебя пахнет лимонными пирожными. Они - единственное, от чего ты не смогла отказаться перед смертью. Я их ненавижу за это. Твои локоны горят, завиваясь, а лютоволк блестит, переливаясь на серой, бархатной ткани. Ты также тяжело дышишь, но сейчас это твоя рука касается меня, а не моя. Я не поддерживаю больше тебя на весу, не обнимаю, как тяжелые сорок раз, я не пытаюсь тебя спасти: ты никогда не просила и возненавидела бы меня за это. Да, я и не мог бы себе позволить, видя жажду облегчения и колкость муки, забрать твой покой. Я не хотел, чтобы ты превращалась в меня. Кольчуга шумно прозвенела на груди, едва я склонился ближе и бережно смахнул с твоего лица огненную прядь. - Я помню... - шепчешь ты, а я счастлив от того, что это воспоминание больше не принадлежит мне одному. Ты помнишь, как ты лежала здесь, и как снег играл за окном. Мой лютоволк протяжно выл ему в противовес. Его вой слышен сквозь века, он режет мне слух, он режет мне сердце. Ты помнишь, как я присел перед тобой, не зная, что и сказать, как все исправить. Ты помнишь, как я обнял тебя, но ты не сделала этого в ответ. Мы сидели так на пороге небес, покрытых снегом и серыми, густыми облаками. "Do you feel a change coming on, Rolling out of the blue like a storm, And it's throwing your dollhouse world in disarray So you can rebuild or conform..." Я, наконец-то, вижу тепло в твоих глазах, и ты, слабая, привлекаешь меня к себе. Твоя вторая ладонь, медленно приподнявшись, касается моего лица. И я понимаю, что этого осколка не хватало. В зеркале времени, спустя века, я не мог найти осколок, который завершил бы то, что я видел в отражении воспоминаний столько веков, столько лет, дней. Ни тогда, ни спустя тридцать попыток изменить, не было твоего прикосновения, твоего желания жить. Ты ни разу не прикоснулась ко мне. Я вижу перемену. Я чувствую её прикосновением твоих губ к моей щеке. Она так неожиданна, как гроза в ясном, весеннем небе. Ты все также пахнешь лимонными пирожными, и я начинаю любить их... - Спасибо... - шепчешь ты, и дрожащие твои ресницы щекочут кожу щеки. Наверное, будь я человеком и не имея усиленных в сотню раз чувств, я бы не заметил их прикосновение сквозь бороду. Я бы побрился, да она вновь отрастет, через пару секунд. Я умер и переродился второй раз таким - бородатым, прости. - За что? - Я спрашиваю, улыбаясь так, как тогда, когда ты подарила мне плащ с вышивкой лютоволка, похожий на отцовский. Я искренне, насколько позволяет мне омерзительная сущность монстра-носферату, благодарен. - За то, что спас меня... - твое дыхание тихое, теплое, а поцелуй становится ещё более трепетным и горячим. Щека моя, наверное, успела вновь ожить. Я долго ждал этого. Долго ждал, когда ты поймешь, что если твой мир разрушился, то ты вправе отстроить его заново. Это ведь простая, людская истина: на месте разрушений нужно построить нечто новое. И ты, наконец-то, это понимаешь. "How I wish you'd only see How your own choices make your dream Come out shining true before it can leave you I wish that you could see How your own choices make your dream Come out shining true all around you..." Твоё серое платье чернеет у ног, покрываясь алой кровью, и я касаюсь твоего лица ладонями, чтобы ты не посмела посмотреть вниз, увидеть, что осознание опоздало - ты разлагаешься. Твоё тело, измученное наркотиками, больше не может выдержать. Твои волосы горят, они сияют и я бережно касаюсь твоих щек. Как бы я хотел, чтобы в этой жизни ты увидела, как твоя жизнь становится мечтой. У меня есть деньги, власть, силы, но нет возможности исправить Судьбу. Я делал всё, чтобы жизнь твоя не превратилась в кошмар, как сорок твоих жизней. Я убивал людей, которые должны были отравить твою жизнь, ещё в утробе матерей. Я строил замки, чтобы ты смогла, наконец-таки, прожить так, как ты мечтала. Но у меня ничего не получалось. Я всегда хотел, чтобы твоя жизнь превратилась в мечту: принц на белом коне, дом и смех твоих детей. Ты морщишься от боли и в страхе смотришь на меня, в мои глаза. Твои руки отпускают меня, но я не позволяю тебе опустить взгляд, улыбаясь нежно, будто ничего не происходит. "My worth is the look in your eyes My prize the smile playing tricks on your lips And I wonder again Do you ever dream of the world like I do..." Твоё беспокойство перерождается в ужас, а я с хладнокровным спокойствием смотрю в твои глаза. - Джон? - Имя вопросом слетает из дрожащих губ, а я продолжаю упрямо, наперекор себе, смотреть на тебя, вбирая твой образ в последний раз. Клянусь Богами, Старыми и Новыми, я не выдержу ещё одно твоё перерождение. Всё это время моим богатством были твои глаза, а улыбка, сияющая на твоих губах, моим подарком. Я никогда не смогу осчастливить тебя, как бы этого не жаждал, и никогда не смогу больше смотреть на это. Кровь твоя распространяется и впитывается в шкуру медведя, а глаза мои наполняются моей, мертвой кровью от жажды. Вены опухли на бледной коже, но я сдерживаю себя и, приблизившись, касаюсь губами твоего лба, пряча клыки и касаясь пальцами шелка твоих волос. Я боюсь этой перемены в твоих глазах, потому что она - наше прощание, но и она - цель моего существования. Я должен был увидеть это: осознание, понимание того, что ты совершила ошибку. Просто потому, что ты всегда была уверена в своем выборе. "What is this chill at my heel That makes the protections I've built Around my pseudo world premiere Tearing my utopian fiction apart As it happens to just pass along..." Снег приносит с собой в комнату холод и тебе становится немного легче. Иллюзия понемногу меркнет, как и твой, уходящий во Тьму, рассудок. Ты покидаешь меня, а я впервые, по-настоящему, разрываюсь на части. Я всегда знал, что ты вернешься, надеялся, что всё будет по-другому, поэтому с тайным спокойствием относился к твоему уходу, ждал. Но сейчас ведь всё изменилось, не так ли? Раз это происходит, то нужно пройти через это. Я улыбаюсь, целуя твой холодный лоб, и, созданная мною, иллюзия растворяется, вернув нас в твою квартиру. На тебе вновь желтый, лишенный яркости, свитер и серые джинсы, пропитанные кровью. Я вновь вернулся туда, где человечество ждет в одиночестве перемен. Мне их ждать больше не нужно. Осталось лишь отпустить тебя. Я это сделал. Снег всё так же падает за окном, но теперь он сияет под солнечными лучами, ярче драгоценных камней и звезд. Я благодарен тебе за всё.