драбблы и мини по киса/ите

Напарник, расслабленный после душа, с мокрыми распущенными волосами, валится на постель, прикрыв локтем глаза от света. Другая рука все еще сжимает полотенце. На Итачи только его привычные черные штаны на завязках, торс обнаженный, нежно-телесный, без загара – не сезон еще, а специально Итачи оголяться на солнце не станет, хотя никогда не обгорает, в отличие от чувствительного к лучам и страдающего без воды Кисаме. Мечник долго смотрит на Итачи, пользуясь тем, что тот не видит сейчас этого пристального взгляда, закрывшись рукой и отвернувшись к стене. Кисаме любуется им, не в силах отвести взгляд. Итачи совсем не похож на него – плечи широкие и крепкие, а запястья и щиколотки тонкие. Кисаме же – одна сплошная груда мышц… У Итачи красивые длинные тонкие пальцы, но ладони не девичьи, мужские, и именно это кажется таким изысканным. Итачи весь соткан из контрастов. Художнику было бы сложно написать его портрет, в нем нет ничего однозначного, и это приводит в восторг. Как можно иметь такую строгую линию скул, такие впалые, почти болезненные щеки, и при этом, в какое-то определенное выражение лица, появляющееся то от обиды, то от сытого умиротворения, внезапно стать похожим на хомячка с круглыми щечками? Кисаме кажется это таким милым. Итачи тогда теряет часть своей нечеловеческой красоты, адовой, страшной, и приобретает красоту иную – домашнюю, человечью, понятную, естественную. Знает ли он сам об этом? Если и знает, то ему это вряд ли по нраву. Либо вовсе не задумывается о таких глупостях. А Кисаме просто любит его – любым, абсолютно любым. Тихим и спокойным, страшным и жестким, нелюдимым и невыносимым, здоровым и больным, вдохновленным и разочарованным… Кисаме просто кажется это таким логичным – каждый день быть с Итачи, разделять с ним практически все свое время, трапезы, работу и сон. Даже нелепо вспоминать, как он жил до того, как Итачи назначили ему в напарники. Но не то свободное одиночество кажется теперь ему нелепым, а лишь отсутствие привычной черноволосой макушки на соседнем футоне, тишина вместо сопящего второго дыхания или хронического покашливания, невозможность встретиться взглядом с этой пронизывающей чернотой раскосых глаз, тлеющей алым где-то глубоко. Как можно быть таким диким и сексуальным, когда у тебя корочки аллергии возле губ, болезненная синева под глазами? Итачи совершенно не догадывается о том, какое впечатление производит собой на Кисаме. Он ведет себя с ним просто, как с товарищем или братом, а не как с возможным любовником, иначе постеснялся бы покашливать, почесываться, зевать и шмыгать носом при нем. И все равно Кисаме тянет к нему так, что хоть руки связывай. Итачи повернулся на постели, убрал руку со лба. Чернобровый, с пушистыми темными ресницами. Кисаме не может так больше… Подхватывается с места, накрывает своим мощным телом Итачи, нависает над ним, опираясь на локти по бокам, чтобы не давить. Простыня влажная от еще не высохших волос. Подушек нет, поэтому Итачи лежит с запрокинутым подбородком. Удивленно распахивает свои строгие глаза. Руки его непроизвольно ложатся на плечи Кисаме, пока последний склоняется к горлу Учихи, втягивает аромат, касается носом кожи в мурашках. И, пока Итачи не успел отреагировать, Хошигаки быстро, но не небрежно, оставляет поцелуй на его губах. Осознает ли Итачи, что сейчас пойман? Лежа с раздвинутыми ногами, застигнутый врасплох… Ему не справиться с силой Кисаме. Или пойман мечник? Утянут в одну из скруток иллюзий этих шаринганистых глаз? Итачи прямо сейчас насмехается над его чувствами, заставив поверить в реальность происходящего? Нет… не стал бы он так поступать. Да и не может симулировать такое неподдельное удивление. Не давая опомниться, Хошигаки снова крепко вжимается в тело, которое из расслабленного стало вмиг напряжено, целует опять… Сердце стучит о грудную клетку – Итачи не отвернул лицо. Еще не дошло или правда нравится? Мечник ждет вопросительного «Кисаме?..», и оно звучит, только что-то не очень вопросительно и без особого удивления. -Кисаме… - без вопросительной интонации этот бархатистый голос кажется интимным. Значит, знал, догадывался? Ничего от тебя не скрыть, Итачи-сан? В том числе любовь мутанта к человеку… Кисаме мог бы, при необходимости, списать ее на влечение разных рас, подобно влечению разных полов, но понимал, что то, что вызывает в нем Итачи, не вызывают остальные человеческие мужчины (и женщины). Это больше, чем гормональный всплеск на человечью особь. Называть же это любовью мечник постеснялся. Итачи не поверит, видя перед собой животную страсть. Кисаме ждал, казалось, прошло гораздо больше времени… ждал, когда же маленькие пухлые губы Учихи произнесут пораженно «Ты чего это?..» или «Сдурел?». Или приказное «А ну слез немедленно с меня!». Или обидное «Педрила, больной, что ли?!» Итачи судорожно дышит, держит Кисаме на своих руках, будто его силы может хватить на такое – Кисаме просто позволяет себя сдерживать… И вот оно звучит: -Ты чего это? Только не удивленное и не злое, а тихое и нежное. Глуповатое, конечно, но лучше прочих вариантов… Итачи так спокоен, вроде не собирается ни обижаться, ни злиться, ни вырываться, ни драться. -Хочу тебя, - прошептал честно мечник. – Уже давно… Итачи молчит, не спешит отвечать, обдумывая корректный ответ. Это невыносимо… -Скажешь, что не догадывался? Ничего не отвечает. Паразит. Точно, в иллюзию загнал и рад его смущению и неловкости. Думает, что с ним так можно… Наконец Итачи кряхтит: -Выпусти… задушишь… -Нет. Если привстану, ты вырвешься. Скажи честно: то, что я до сих пор не получил в глаз, это потому, что я в твоем цукиеми? А вот тут Итачи явно удивился. Его брови в изумлении выгнулись слегка, губы тронула улыбка. На щеку Кисаме легла ладонь. -Ох и напридумывал ты себе… - Итачи сам потянулся, вкусно коснулся губ напарника. Кисаме бросило в неистовый жар. Ответил на поцелуй увереннее, плотнее прижался к Итачи, молясь только о том, чтобы ненароком не причинить ему боль, не рассчитав силу. Жарче всего было в области паха. Кисаме дышал шумно, его немного трясло от возбуждения, от нахлынувших ощущений. Он успел заметить, что Итачи и побаивается его страсти, бушующей, и жаждет ее в то же время, как замерзший человек тянется к огню. Не может быть… Итачи целует его, прижимает к себе… -Позволь мне… - мутно шепчет Кисаме, чувствуя, как от их возни Итачи тоже становится горячим и твердым. – Я хорошо все сделаю… - он просовывает руку под спину своему ненаглядному мальчику, страстно поглаживает, заставляя выгнуться, прихватывает ягодицы. Итачи ведь понял его правильно? Нужно было только получить его согласие. Но Учиха не растаял, не расплылся сладкой лужицей осоловелого счастья. -Сделаешь, но по-другому, - спокойно заявляет он и, пользуясь мгновением, пока мечник вникает в сказанное, с неожиданной силой вырывается и берет инициативу, так что уже Кисаме сидит у него на бедрах, в позе наездника, а Итачи, не теряясь, кладет шаловливые ладони тому на крепкие ягодицы и смотрит, задрав голову, в глаза. Атлетически-совершенный торс мечника сейчас прямо перед его лицом, Итачи тянется и оставляет засосы на шее Кисаме, пока тот пытается прийти в себя от изумления. Кисаме ведь его понял правильно? Ну а свое согласие мечник уже дал…