драбблы и мини по киса/ите

Итачи - парень. Как странно, что они сошлись вообще… Слишком разные, чтобы быть вместе. Кисаме и Итачи курили на кухне, медитативно лупясь в экран телека, вещающего что-то фоном. Рядом с пепельницей стояли две немытые тарелки после вчерашнего ужина, а вокруг них – еще две, завтрак из остатков вчерашнего ужина. Отбивные с базиликом и черным перцем удались на славу, так что зашли без гарнира. Два смарта на столе – Итачин, на ночной зарядке, и Кисамин, полуразрядившийся, с треснутым стеклышком. Две пары очков – узкие и модные – Итачины, прямоугольные и замотанные изолентой – Кисамины. Две огромные кружки с кофе, еще не допитые и горячие – кофе нравился обоим. Под столом возле ног Кисаме несколько баночек из-под пива – Кисаме его любил, а Итачи не очень. -Кто бы мог мне сказать лет двадцать назад, что ты будешь моим, - задумчиво произнес Итачи. – Когда ты был для меня недостижим. Кисаме ухмыльнулся, откинулся на спинку стула, отшвырнув тапки и подминая ногу под себя. -Ревновал тебя. Думал о тебе постоянно… не верил, что такое вообще возможно… -Ну, епта, Учиха, ты тот еще сюрприз. Если б сказал сразу, не молчал, не было бы двадцати лет одиночества, - улыбаясь, проговорил Кисаме. – Ты ведь знаешь. -Я не мог. Ты был женатый мужчина, с собственной жизнью, с толпой любовниц, и наверняка гомофоб… Кисаме расхохотался. -И тут появляюсь я в твоей жизни. Нелепо, - заключил Итачи. - Только это не помешало тебе добраться до меня и нарваться на жесткий трах. А потом еще разок, и снова… И вот уже Итачи Учиха стал его любовницей, ревниво, грубо и некрасиво, срывая одежду от злости, а не раздевая, огрызаясь на каждую пошлую шутку, но ведясь на это и подначивая к следующему шагу. Итачи, строгий и мрачный, но сдавшийся перед Кисаме, от которого энергия не идет, а прет, поражая все на своем пути, раня в самое сердце. -На самом деле, если бы ты не ушел от жены, я бы навсегда запомнил эту боль. Когда тебя просто используют на стороне. Унизительно. -Серьезно, Итачи? Мы никогда не обсуждали это так подробно. -Не обсуждали… - вздохнул Учиха. – Не думал, что скажу это, но я ревновал немыслимо, до инфаркта… Я старался не показывать этого. Чтобы ты не знал об этом… Но я никогда не воспринимал это как братский перепих. -Не сочти за оправдание, но, во-первых, я тебя боялся, боялся, что с тобой не смогу позволить себе то, что позволял всегда. Что отношения с тобой свяжут меня. -Сильнее, чем жена и дети? -Да. Трахать кого-то просто так – это одно, а доверие между двумя людьми – это совсем другое. И это будет означать, что мне придется сделать выбор между тобой и женщиной. Но в какой-то момент я понял, что считать тебя просто любовником на стороне я не могу. Кстати, ведь и вредные привычки, и любовницы – это результат того, что я был в глубокой депрессии. Не со своим человеком. Итачи молча пускал дымок в приоткрытое окно, облокотившись на подоконник. -А во-вторых… - продолжил Кисаме. – Ты весь такой деловой был, что я не смотрелся на твоем фоне. Пиджак, галстук, тачка крутая, квартира в элитном районе… «Добрый день, это Итачи Учиха. По поводу вашего объекта. Готов обсудить этот вопрос». Бла-бла-бла, - Кисаме изобразил низкий суровый сдержанный голос, которым Итачи обычно разговаривал по телефону, решая вопросы по бизнесу. Темные ресницы почти сомкнулись от улыбки. Итачи покуривал сквозь счастливый прищур глаз, слушая все это. -Это не могло бы продолжаться долго, - сказал он. – Ты бы навсегда потерял меня, если бы решил оставить меня в качестве любовника, чтобы периодически привносить разнообразие в свою жизнь семейного гражданина. -Я это понял, не дурак, - Хошигаки обвел рукой обстановку, показывая, что сидит здесь именно с Итачи. – Я ведь тоже забыть тебя не мог… вспоминал наши встречи… начиная от мимолетных, когда ты просто был рядом, тихий и спокойный.. и после, когда поцеловал меня в щечку на прощание… и после, когда чуть не изнасиловал, стоило мне намекнуть тебе о возможности наших отношений… Я понял, что ты для меня нечто большее. Иначе ты в итоге ускользнул бы от меня, а я выбрал бы удобство, которое убило бы, уничтожило меня в конечном счете. Но сейчас мне кажется, что ничего «до» и не было со мной. Ни жены, ни юности, ни поисков себя, ни работы, ни увлечений… Ничего не было до встречи с тобой. Все словно чужое… -Да, Кисаме, - тихо проговорил Итачи, смотря в пол. – И еще кое-чего не было. -Чего? Он встал с подоконника, затушил окурок в пепельнице. Кофе начал остывать – не горячий и не холодный, а никакой, как само бытие. -Тебя в моей жизни… - пробормотал Итачи, сглатывая ком в горле и вспоминая человека, которого последний раз видел двадцать лет назад. Учиха сидел один на кухне и подсчитывал число выпитых баночек пива, чашек кофе – вторых все же больше, чем первых… выкуренных сигарет – покупать новые или потерпит?.. недоеденных отбивных в холодильнике – готовить что-то на обед или не нужно? Когда живешь один, все становится смутным и бессистемным… Итачи - девушка. Итачи по юности была девушка интересная, но совершенно не удачливая в любви. Не тянуло ее ни к кому, а по какой причине, она и сама понять не могла. Вот уже и родители стали знакомить ее то с одним парнем, то с другим – признак того, что она опоздала за раздачей счастья в жизни, и теперь близкие люди кидают ей спасательный круг, потому что она им небезразлична. -Не смотри на внешность, Итачи, - говорила Микото. – Внешность не столь важна, как то, какой человек в быту, какой он по характеру и каково его отношение к людям и семье. Смотри на то, какой он с другими. Так он и с тобой будет себя вести. Итачи кивала и со всем была согласна, честно шла на все свидания, но отчего-то продолжала пребывать в раздумьях. Оставалась холодна и грустна периодически. Сидя в парке и поедая мороженое, которым ее угощал парень, или же в ресторанчике попивая вино, она все время думала: Что я говорю? Привлекательно ли я одета? Прилично ли я себя веду? Она не могла расслабиться, да и сам парень оставался ей не интересен, каким бы хорошим он ни был. После таких встреч она корила себя за эгоизм и за то, что выбирает, точно принцесса. Ей претило подобное. Ей вовсе не хотелось воротить нос. Родители смотрели на все это и приводили к ней другого парня – тоже хорошего, да еще и симпатичного на лицо, стройняшку-красавчика с голубыми глазами и темными волосами – картина, от которой взгляд не отвести. -Он и зарабатывает, и сам по себе человек добрый, хороший, да еще и какой красавец, Итачи! – убеждала ее залюбовавшаяся Микото. Итачи охотно соглашалась, что этот мужчина очень красив, и, конечно, после таких слов она не могла отказать в свидании. Эти свидания продолжались какое-то время, но имели все тот же успех: в какой-то момент пара разумно понимала, что лучше остаться друзьями, не успев насолить друг другу и не доводя до измен и ссор. Родители вздыхали, но в итоге просто махнули рукой. Если дочь дура от природы, ничем не поможешь. -Ну почему ты такая, Итачи? – спрашивал Фугаку. – Такая странная. Либо столь разборчивая, либо у тебя в голове непонятно что. Останешься на старости лет одна. Ты пойми, старость не за горами. Ведь жаль будет упущенной молодости. На старости лет ни красивого тела, ни секса не будет. Успей хоть в молодости насладиться жизнью, если уж в высокую платоническую любовь не веришь. Не хорони себя сразу. Итачи понимала и опять соглашалась с этими словами. Но что она могла сделать? Может быть, она от природы асексуальна? Ей не нравятся мужчины? Да и женщины тоже… Причина не в самих парнях и девушках, а в ней самой. Не с ними «что-то не так», а с ней. У нее не было к ним никаких претензий. Она не ставила никому никаких условий. Может, из-за отсутствия тяги к противоположному полу она и не хочет быть матерью? Ведь для того, чтобы захотеть родить ребенка, надо сначала захотеть переспать с парнем, а она никого не хочет… Все парни, с которыми она встречалась, не вызывали у нее ни малейшего чувства, никакой заинтересованности. Ее сердце учащало ритм только от одного – волнения и страха, не сказала ли она какую глупость, приготовила ли ужин достаточно вкусным. Постепенно Итачи стала забивать на себя и свою личную жизнь. Она всегда была стройной и изящной, маленькой девушкой, похожей на черную птичку, но когда человек забывает про себя, он больше не следит за внешностью, не следит за питанием, одевается в старую черную рубашку и вытянувшиеся джинсы. Было не интересно, как ее воспринимают другие парни, потому что она больше не тратила свое время на них. Кто-то продолжал пытаться вызвать ее на свидание, даже ставил ей условия, в чем она должна явиться. Но Итачи уже даже оскорбить подобное не могло – она только смеялась и игнорировала. Она как будто жила в своем мирке, где не существует ни физических тел, ни времени… Пока другие люди женились, разводились, пока их дети рождались, ходили в садик и школу, пока перемещались континенты, Итачи пребывала в своем уютном мирке, забыв о своем возрасте. Только в кругу семьи или в общественном транспорте она могла вдруг оглядеться и попытаться посчитать, сколько же веков прошло: надо же, люди вокруг. И наваливалось, душило, придавливало… Так было до того момента, как она встретила его. Кисаме. Он еще только подходил к ней в кругу своих приятелей, как она уже понимала: это он. Итачи даже смотреть не надо было. Первый взгляд был не при чем. Она чутьем поняла, что это он. Когда он заговорил, его голос, сам тембр голоса, показался ей родным и единственно приятным. Он здоровался с ней и что-то говорил в ту встречу, но она вся обмерла и ничего вымолвить не могла, глядя удивленно в его глаза: но не от страха и волнения, не растрепались ли волосы, не смазалась ли косметика, а от того, что он оглушил ее невероятным чувством, какими-то ощущениями, которым нет названий. Как будто она попала под кайф и заторможенно реагировала. Кисаме улыбался ей. Его глаза были добрыми, а улыбка теплой. Он стоит рядом с ней, он существует… Он был высоким, накаченным парнем, чуть полноватым, и это тоже казалось таким привычным отчего-то. Итачи хотелось прижаться к нему, чтобы он крепко-крепко обнял ее и никогда не выпускал из своих рук. И нет, его руки не выглядели такими изящными, как у того красавчика-брюнета, и никто не называл Кисаме красавчиком вообще. Но для нее не было никого краше. Ей хотелось гладить его непрерывно, забраться на него и мять со всех сторон, тискать, как кота, трогать и трогать, зарываться носом в его одежду. То, как он произносил фразы, общался совсем непринужденно и не пафосно, казался таким простым и человечным, таким уютным… Это заставило Итачи вновь потерять речь и молчать, только лишь вслушиваясь, стараясь не потерять это удовольствие, чтобы не прервался этот близкий ей голос никогда. Кисаме же, к ее удивлению, трактовал ее молчание как отсутствие желания поддерживать беседу, как скуку, как какой-то напряг с ее стороны. Она начала убеждать его, что это вовсе не так. Что ей с ним очень и очень здорово, а он отмахнулся – «не парься, все ок», совсем не обидевшись. В Итачи внутренне кипела буря невысказанных эмоций, но у нее просто все слова пропали, она никогда не испытывала подобного и потому впала в ступор. Она не рассчитывала, что встретит ЕГО. Если б она знала… Она, необаятельная, серьезная девушка, со странными мыслями в голове… с волосатыми руками, со слишком сдержанной и неженственной манерой поведения… Она бы накрасилась в этот день, побрила ножки, не стала надевать бы черную рубашку и вытянувшиеся джинсы, а приоделась бы, чтобы обязательно, стопроцентно, гарантированно сделать все возможное, чтобы только привлечь ЕГО. Чтобы только не упустить… всеми силами, как могла… Но Кисаме не видел ее одежды, волосков на теле даже не заметил, как и отсутствия косметики. Как Итачи потом узнала, это он парился, не говорит ли он ерунду рядом с такой строгой и серьезной девушкой, которую не занимают глупые бабские штучки вроде капризов и флирта на публику – что было характерно для многих девушек. Итачи была словно мужик и монашка в одном флаконе, отпугнет любого, но Кисаме воспринял это не отталкивающе, а совсем просто, по-своему. Он, этот грубоватый с виду парень, сказал про нее, что она нежная и добрая. Он сказал про нее такое!!! Когда Итачи узнала об этом случайно от других людей, в этой мимолетно упомянутой фразе словно ожила вся ее жизнь и вся чувственность. Она мысленно повторяла и прокручивала этот эпизод, представляя Кисаме, который своим голосом произносит это. Представляя, с какой интонацией он мог сказать это… что выражал его взгляд… И как будто бы действительно слышала это от него напрямую. О, какой она была счастливой в тот день. Она улыбалась всем и радовалась всему. -Что это с Итачи? – спрашивал младший брат семью. – Она летает. Но родители только пожимали плечами, лишь порадованные, что Итачи в хорошем настроении. Все эти парни, называвшие ее ненормальной, ставившие ей тонну условий, считавшие ее неженственной только потому, что она не надела каблуки… Не способные увидеть красоту, когда она не обернута приземленным, пошлым образом, цепляющим мужиков на удочку секса! Считавшие ее грубой только потому, что она не кокетничает с ними и не любит сладкое на обед! Считавшие ее унылой, только потому что она скорее погрузится в книгу, чем заинтересуется их потребительскими ласками! Боящиеся природного вида женщины, слабаки, истерящие, как девочки, по поводу того, что сказала не ту фразу, надела юбку не того цвета... капризные сынки, устраивающие сцены своей женщине, точно мамке. Рассуждающие за обедом в духе: «Я не ем гарнир, только мясо… Я не ем курицу, только мясо…», чтобы показаться помужественнее, но забывая, что нормальный мужик ест все и не выбирает из тарелки, и вызывая тем самым в Итачи молчаливый вздох на тему баяна. А он назвал ее нежной! Он назвал ее нежной… Итачи всю переворачивало от нахлынувших чувств, она почти физически дрожала от непривычной и внезапной взволнованности. Ее душа разрывалась непонятно от чего – разве есть причина? Какой-то малознакомый парень что-то сказал… Они встретились еще не один раз, и постепенно становились все ближе. Сначала в компании других знакомых. Изредка наедине. Каждый раз Итачи переживала рядом с ним те необъяснимые ощущения, как будто время пропало, мир пропал. Существует только его присутствие, его голос, его глаза и улыбка. Однажды он прямо пригласил ее на свидание, и она пришла. Ей так нравилось, что он не требует от нее инициативы и просто отдается ритму течения. Ей не нужно унижаться и ждать его, упрашивать, уговаривать на отношения. Он способен решить сам – за себя, а не за нее. Его способность сделать все сложное чуть проще и легче поразительно успокаивала Итачи, привыкшую все усложнять и накручивать. Кисаме не потребовал от нее ни сиюминутных ответов, ни исполнения каких-то условий, чтобы проверять ее – насколько хороша в хозяйстве, насколько хороша в сексе, насколько выгодна в компании других людей, насколько удобна и не прилипчива, когда идет футбол. Его разум оставался спокоен, а воля свободна, никакие условия и стереотипы не могли сбить его с ног. Это было бы слишком примитивно. А когда на Итачи не давят и не ставят условий, она сама тянется, как к воде. Этого мужчину не пришлось упрашивать, он удивительным образом избавил ее от унижений. Она устала показывать первой заинтересованность. Пусть он тоже сначала заинтересуется в ней, предпримет что-то, если хочет быть с ней. И он это делал с самой первой встречи – ненавязчиво и так просто, что Итачи не чувствовала дискомфорта. Она вообще о таком не вспоминала. Вопрос о том, кто кому звонит, вставал лишь первые пару дней, а потом просто исчез за ненадобностью. И Итачи, не угнетенная условиями, сама же и шла навстречу, свободно и по своей воле делала все, чтобы Кисаме было хорошо с ней. Чтобы порадовать его. Постепенно они стали проводить друг с другом все больше времени. Они стали близки. Итачи все время казалось, что так не бывает, что очень скоро что-то случится, что разрушит их отношения. Ведь не может все быть в порядке с мужчинами. Но жить с Кисаме оказалось спокойно и привычно… Итачи, человек в принципе очень дикий и сторонящийся людей, с Кисаме сжилась легко и непринужденно. Они имели разные интересы, но на жизнь смотрели схожим образом. Так было даже лучше. Не общность интересов важна, а общее мировоззрение и отношение к жизни. Итачи обожала дни, когда они с Кисаме гуляли, бродили по парку, ясные утренние часы, когда выезжали в лес за грибами, зимние вечера, когда они сидели на диване, укутавшись пледом и смотрели кино или беседовали о разном. Где может быть подвох? Присутствие Кисаме не напрягало ее, наоборот, она хотела всегда быть рядом. Даже когда каждый занят своим делом, где-то в доме должен быть Кисаме… ее Кисаме. Итачи прилагала все усилия, чтобы позаботиться о нем, а он был так же внимателен и заботлив к ней и не мыслил без нее своей жизни. Они находили друг друга добрыми и нежными – грубый с виду здоровяк и угрюмая неженственная девушка. Прежде Кисаме был женат, у него даже есть ребенок… Итачи удивлялась – как его бывшая жена смогла с ним развестись? Не побоялась его потерять… Может быть, он плохой? У него есть какие-то недостатки, о которых Итачи не знает? Чуть позже Итачи-таки поняла, что влюбилась в реального человека со своими слабостями, но вот что снова ее удивило – они ее не напрягали. Она замечала их, как и он замечал ее недостатки, и это был повод поругаться, чтобы потом помириться. А иной раз они просто прятали свои слабости в объятьях друг друга и взаимопомощи. От чужих. Когда люди стали говорить о том, что они встречаются, сначала никто и не верил. Итачи? Встречается с парнем? Да этой принцессе ни один бог не угодит. Встречается с Кисаме? Итачи – девушка интеллектуалка, а он – такой простой парень, что она в нем нашла? Она такая маленькая и худенькая, а он… она с ним… Как? Итачи такая интеллигентка, а он… такой грубый, здоровый, просто не заметит эту девушку! Но Итачи это слышать было не менее странно. Она никогда не считала Кисаме грубым. Для нее не было никого мягче и добрее. И именно с Кисаме Итачи переставала быть скучной интеллигенткой, которая «не пьет, не курит и сексом не занимается», а смеялась до коликов и заказывала себе новую порцию пивасика, даже будучи равнодушной к земным удовольствиям – с Кисаме даже они ее радовали. Итачи всегда очень однозначно объясняла: Кисаме – ее парень, ее выбор. Оскорбляя его, вы оскорбляете ее. Она не позволит унижать его, а также просит принять этот выбор, так как без него ее нет и быть уже не может. Знакомые Кисаме говорили нечто схожее. Как? Кисаме? Этот работящий, хороший парень – с какой-то странной интровертной бабцой, у которой в голове какая-то шиза? Ему бы нормальную, миловидную, здоровую женушку, которая родит ему детишек, которая умеет печь пироги, да сама хороша собой! А он… С какой-то смутной непонятной дамочкой, которая даже не носит платье? С какой-то невнятной тощей особой непойми какого пола? Но Кисаме укрощал все клевещущие поползновения, внушительно объясняя, что Итачи – его девушка, и это его выбор, а над очевидно глупыми лишь смеялся. Итачи отдала свое тело и душу Кисаме, и он сделал то же самое по отношению к ней. Его аромат подчинил Итачи полностью, она дышала им, как наркотиком, и он рождал в ней немыслимое, пьянящее наслаждение. Кисаме пах изумительно для нее. Его кожа казалась вкусной, что ее хотелось лизать, целовать, даже кусать. Итачи одинаково нравилось сцеловывать с его тела и аромат геля для душа после купания, и свежесть ветра и дождя с улицы, и плотный, возбуждающий запах пота после спорта или работы. И снова все удивлялись. Итачи с Кисаме – да как? Эта брезгливая девица, которая по два раза посуду перемывает и пользуется дезиком для ног? Заворачивается в старую рабочую куртку Кисаме, которой сто лет и от которой пахнет машинным маслом при приближении на 50 метров, и улыбается? Итачи себя брезгливой отнюдь не считала, лишь возражала на подобные удивления, что всегда любила ходить в старой дырявой любимой футболке. Это она только с теми парнями была неприкасаема. Но не с Кисаме… Кисаме она готова укрыться с головой. Как будто сработала какая-то химическая реакция, и Итачи с Кисаме соединились, расположив уютно все свои лишние электроны по валентным местечкам друг друга. «Мой Кисаме», - улыбаясь, говорила Итачи. «Моя Итачи», - прижимал ее к себе Кисаме. Иногда она ласкала его яростно и страстно, казалось, что хочет съесть его, а не просто залюбить. Она облизывала его с ног до головы, наслаждаясь его чудесным запахом и вкусом, чувствуя то, что ни один другой парень не способен был в ней пробудить. Она с удовольствием брала в рот его член, целовала между ягодиц, посасывала яички, заставляла подчиняться всем этим ласкам, принимать их, забыв про стыд. Кисаме, действительно обескураженный поначалу, скоро привык и дозволил все это, потому что это приносило наслаждение ему и потому что это делала именно Итачи. Она, как взрослая маленькая, игралась с его телом, получая максимум вкуса и аромата, максимум чувств и эмоций, максимум тактильных ощущений. Но всегда ей было мало. Она никогда не пресытится им… Кисаме погружался в ее тело мягко и умело, требовательно, но не принуждая. Он был властен, но никогда не забывал о ней, о ее ощущениях, заставлял то кричать и биться, то терять голос и забывать дышать. Даже в такой роли она вела, хотя и подчиненная ему - ничуть не пугаясь того, что может сделать этот мужчина. Она была уверена в нем и могла доверить каждую клеточку своего тела ему. И доверяла. Его рукам и губам. Только Кисаме. Она не смогла бы изменить ему, потому что то, что он возбуждал в ней, не могли вызвать другие люди. Это химия тел, неподвластная управлению… и что-то большее. Итачи тонула в его аромате, в его движениях, впивалась в него руками так крепко, как могла. Ей нравилось, что Кисаме в ней, что ему хорошо в ней, что он любит ее тело так же, как она его. Что их психологический комфорт продолжается в комфорте телесном и в чувстве сердечном. «Мой Кисаме», - нежно шептала она, проводя ладонью по его щеке. «Моя Итачи», - тихо произносил он ей в шею, покрывая поцелуями каждый изгиб. Невозможно было больше представить жизнь порознь, и Кисаме с Итачи поженились. Сначала просто расписались в загсе, вдвоем, а потом организовали пир для друзей и родственников. Прийти смогли не все. У Итачи друзей было немного, а подруг ни одной. Зато у Кисаме – целая армия. Он расстроился, что не все пришли, и говорил потом: -Жаль, что не приехали Забуза и Хаку. -Пригласи их отдельно, - предложила Итачи. -И Сасори не было, и Пейна… -И тебя, - вдруг сказала Итачи. -В смысле? - не понял он. -Тебя не было, Кисаме, - смущенно произнесла она. - Никогда в моей жизни. Она сидела одна в своей постели, проснувшись холодным утром оттого, что одеяло перестало греть, и в шею тянуло сквозняком откуда-то. За окном гудел мир. В скорлупке Итачи на высоком этаже, защищенной бетонными стенами, было одиноко и голо, несмотря на скудные попытки создать уют – расставить мягкие игрушки, повесить новые занавески, стереть пыль с полок… К чему все? Пачка сигарет не успевала смяться, как ее уже заменяла новая, а бутылка водки никогда не убиралась со стола. Спиться в 28 лет – для грубой неженственной девушки как нефиг делать. Она слишком устала быть кому-то парнем - этим тощим красавчикам, подмечающим в ней жесть и оттого не церемонящимся - с Итачи и так сойдет, ей ли выбирать... -Я придумала тебя, Кисаме… - слабо улыбнулась Итачи, испытывая чудовищное желание похмелиться. Во рту все пересохло, как в СахАре, и подташнивало. От жизни.