***
— Тебе надо поесть, — велел я. Фрея всё так же смотрела в пустоту, как и за мгновение до того, как я поставил перед ней тарелку с кашей. — Может, не так вкусно, как готовишь ты или готовил Сторн. Скаалка нехотя принялась ковыряться в своей тарелке. Нет, она не была похожа на капризного ребёнка, которого взрослые насильно заставляют есть ненавистную ему пищу. Смерть отца здорово подорвала её. — Рион, — дрожащим голосом позвала она, — почему мне так больно? Отец ведь со Всесоздателем, может, он скоро переродится — и в новой жизни ему будет лучше, чем с нами… На глазах Фреи блеснули слёзы. Я обнял её. — Терять любимых всегда больно, — вздохнул я. — Поплачь, от этого становится немного, но легче. — Сколько уже можно плакать? Это ведь… это неправильно. Я должна жить дальше, помогать моему народу… Но мне… мне будто не хочется. Я плохо помню, как именно пережил смерть матери. Кажется, тогда я с головой ушёл в работу, а целители посоветовали мне пить особое успокаивающее зелье. Может, стоит и Фрее прибегнуть к этому же способу? Конечно, храмовые целители Вороньей Скалы не пустят нас в свою святыню, но вот Элинею Мотрен вполне можно попросить помочь. Она, помнится, во время Красного Года потеряла мать, а затем угодила в услужение к ворчливому и высокомерному Телванни — так что, возможно, им с Фреей есть о чём поговорить. — Поешь, — настаивал я. — А потом сходим прогуляться. Или ты хочешь, чтобы я кормил тебя, как маленького ребёнка? Мне казалось, что предложение звучало слишком презрительно, что оно было способно задеть Фрею — хотя я лишь пытался пошутить. Чтобы хоть как-то сгладить собственное же впечатление, я улыбнулся, взял в руки ложку, зачерпнул немного каши и съел сам. — Вроде, есть можно, — заверил я, зачерпнул ещё и поднёс к губам скаалки. Впервые за четыре дня, прошедшие со смерти Сторна, на её лице появилась улыбка. — Ты хорошо приловчился, — похвалила меня Фрея и дальше принялась есть сама. Без удовольствия, но она всё же съела целую тарелку — впервые за эти четыре дня. — Одевайся, — приказал я. — Сходим в Тель-Митрин и отдадим Нелоту Чёрную книгу. Скаалка сменила домашнее шерстяное платье на походную одежду, взяла один из своих топориков и нож. Еду и спальные мешки я решил нести я сам. Дорога туда и обратно заняла бы не больше недели, два дня из которых мы могли бы переночевать в отбитом у рьеклингов медовом зале Тирска. Всю дорогу Фрея с пустыми глазами молчала, лишь ужинала она с большим удовольствием, чем утром. Воины Тирска, у которых мы остановились на ночлег, не стали расспрашивать, что именно произошло — и это было на руку нам обоим. А следующим утром после такого же проведённого в молчании завтрака мы снова отправились в дорогу. — Дай мне хоть что-нибудь, — потребовала скаалка, первой нарушив молчание. — Ты ведь лишние вещи несёшь, а я совсем налегке иду. Это нечестно. Впервые за время, прошедшее с гибели Сторна, я стал узнавать прежнюю Фрею. Всё-таки пройтись до Тель-Митрина и обратно было хорошей идеей, пеший переход оживил скаалку. — На моей родине женщины из высших слоёв общества обычно налегке и ходят. — Но мы не у тебя на родине, а я даже не эльфийка. Я улыбнулся. — А представь, что ты — альтмерка, на тебе надето шёлковое платье, а мы с тобой не к Нелоту идём, а гуляем по парку. — Мне не нравится шёлк, — нахмурилась она. — Он холодный и скользкий. Я рассмеялся: к Фрее действительно возвращалось её жизнелюбие. — Хорошо, не хочешь шёлковое — пусть будет бархатное. Знаешь же, как бархат выглядит? — Да. Я видела его на богатых женщинах Вороньей Скалы. Знаешь, когда я была совсем юной, то не понимала, что в этих платьях красивого, они казались мне вычурными и неудобными. Я мечтала о костяной броне, которую носят редоранские стражники. Я продолжал улыбаться: мне нравилось, что Фрея вспоминает приятные моменты из своей жизни и делится ими со мной. — Однажды я даже не сдержалась, подошла к кузне и взяла наручную пластину — хотелось знать, какая она на ощупь. Помню, как тогда разозлился кузнец и как рассмеялся один из воинов, стоявший неподалёку. — А сейчас бы ты хотела, чтобы тебе нарядное платье сшили? Скаалка пожала плечами. — Мне ведь совсем некуда было бы его надеть, так зачем оно мне? Впрочем, костяная броня мне тоже ни к чему. И почему Солстхейм лежит так далеко от Солитьюда, почему ближайший к Вороньей Скале скайримский город — это Виндхельм? Хотелось показать Фрею и всему высшему скайримскому обществу, и нашим эмиссарам — но не как диковинку с далёкого острова, а как прекрасную душой и телом женщину. — Неужели у вас совсем нет никаких праздников? — недоумевал я. — Есть — на них мы просим у Всесоздателя хороших всходов и хорошей охоты или вспоминаем Эйвара Певца Камней. — Вот, уже есть повод красиво приодеться. С удовольствием бы посмотрел на тебя в бархатном платье. Ночевать пришлось в перелеске недалеко от побережья. Фрея помогала мне разбивать лагерь, затем — готовить ужин. Отчего-то меня быстро склонило в сон, и я лёг спать сразу же после еды. Мне снова приснился Апокриф — та башня, где я убил Мирака. Мне приснилось, что я хожу по её верхней площадке, и надо мной летают драконы. Мне было трудно дышать, и что-то заставило меня опустить голову. От увиденного я чуть не закричал: на мне было одеяние Мирака, а моё лицо скрывала его маска. Я поспешил снять перчатки — но вместо привычной золотистой моя кожа была светлой. Затем рука потемнела, превратилась в уродливые тёмные клешни, маска срасталась с моим лицом, щупальца на ней покрывались слизью и темнели… В ужасе я подскочил и тяжело дышал. Это был всего лишь дурацкий сон, который следует забыть. — Рион? Проклятие. Постоянно забываю, какой у Фреи чуткий сон. — Мне просто приснился кошмар, — успокоил я. Не в силах сдержаться, я ласково провёл рукой по её щеке, а затем губами прикоснулся к её виску. — Всё хорошо. Спи. Кажется, скаалка поверила мне: она свернулась калачиком и уснула; я последовал её примеру. Следующим утром, пока готовился завтрак, она неожиданно спросила: — Расскажи, что тебе снилось? — попросила она. — Я же сказал — просто глупый кошмар. — Сны не снятся просто так. — Мне приснился Мирак, — хмыкнул я. — Вернее, я сам был им. На лице Фреи показалось беспокойство, она испуганно посмотрела сначала на меня, затем — на котомку, где лежала Чёрная Книга. — Войди в Чёрную Книгу и забери оттуда его тело, — потребовала она. — Мне кажется, его душе нужно помочь обрести покой. Зачем помогать человеку, из-за которого погиб Сторн и который заставлял жителей Солстхейма осквернять священные камни, я не понимал. Мирак заслужил своей участи, так пусть холодный Апокриф станет его могилой. — Если мы этого не сделаем, он продолжит мне сниться? — поинтересовался я. — Да. Может, Мирак не был скаалом, и ты — не скаал по рождению, но я должна помочь вам обоим. Мирак — заблудшее дитя Всесоздателя, так пусть же вернётся к нему. Ты — бладскаал, помочь тебе — мой долг, как шаманки. Теперь я не мог сдержать радостной улыбки: прежняя Фрея вернулась. — Хорошо. Мне пришлось удобнее расположиться на лежанке, взять в руки Чёрную Книгу и вновь погрузиться в чтение. К счастью, я оказался на той площадке, где лежали кости Мирака. Я завернул их в ткань робы — но оружие, подаренное Хермеусом Морой, я предпочёл оставить там. Пусть демон подарит их своему новому питомцу. Когда я прикоснулся к отражению Книги, последовало ощущение провала в бездну и возвращение в своё тело. Кости пока что пришлось нести завёрнутыми в робу, а на обратном пути мы сделаем крюк через Храм Мирака и закопаем их в умирающей роще Бродира. Мы снова выдвинулись в дорогу. Фрея забрала у меня свой спальник и некоторое количество припасов. Мне стало немного легче идти, и добраться до Тель-Митрина мы успели до темноты. Первым же делом я отвёл скаалку в аптеку, где работала Элинея. Пожилая данмерка пересчитывала свои запасы, когда мы вошли. — Добрый вечер, Сэра Мотрен, — приветствовал её я. — Знакомьтесь: это Фрея из племени скаалов. Элинея сначала с недоумением подняла бровь, однако затем на её губах показалась вполне искренняя улыбка. — Фрея недавно потеряла отца, и мне кажется, вы… могли бы ей немного помочь. — Я поняла вас, юстициар, — кивнула данмерка, а затем обратилась к скаалке. — Иди ко мне, милое дитя. Я достану нам бутылочку шейна… ты когда-нибудь пила шейн? Я оставил женщин, забрал сумку с Чёрной Книгой и направился в центральную башню. Управительница, видимо, скрылась в своей башенке, а Нелот с учеником уже поужинали, раз я беспрепятственно сумел добраться до лифта. — И какого скампа мне достался такой бездарь, как ты? Кажется, Нелот снова был чем-то недоволен. — Простите меня, кена. — Ты знаешь, насколько великие камни душ редкие? — Да, кена. Я постараюсь добыть вам новый великий камень душ и наполнить его великой душой. Талвас виновато ссутулился и вышел прочь. — А вот и высшая раса, — внимание Нелота тут же переключилось на меня. — Постой спокойно. Старик принялся внимательно разглядывать меня. — Я не вижу ни единого следа одержимости — ни чёрных точек на склерах, ни безудержного хохота или нездоровой ухмылки. Должен признать, у тебя действительно сильная воля. А теперь расскажи, что привело тебя ко мне на этот раз. — Хочу преподнести вам кое-какой подарок, — я вытащил из сумки Чёрную Книгу. — Мне она ни к чему, скаалам — тем более. Вы же, насколько я знаю, любите коллекционировать… подобные вещи. Старик усмехнулся. — Спасибо за подарок, — Он обеими руками взял книгу и положил на свободный столик. — Так значит, всё? Мирак убит? Позволь поинтересоваться, насколько сложно это было. — С подарком от Хермеуса Моры — не очень. Нелот хмыкнул: — Видимо, твой «подарок» пришёлся Ему по душе. Я не стал ничего говорить, попрощался и ушёл прочь. Талвас подавленно сидел на песке. Он бормотал что-то невнятное на родном языке, и мне казалось, что несчастный данмер вот-вот заплачет. — Он совсем не ценит тебя, — покачал головой я, присаживаясь рядом с ним. — Я… — Талвас шмыгнул носом. — Я сам виноват. Наверное, я правда бездарь и неумеха. Конечно, Талвасу ещё нужно очень многому научиться — вообще удивительно, как с таким паршивым учителем, как Нелот, парень до сих пор жив, но бездарем и неумехой я бы его не назвал. Самое время было мальчишке избавиться от старика Телванни и найти себе более талантливых учителей. — GOL-Hah-DOV. Талвас на мгновение замер, и его тело покрылось рыжими отсветами, вскоре исчезнувшими. — Хватит терпеть его, Талвас, — я встряхнул парня. — Но как? — он поднял на меня пустой взгляд. Он спрашивал это не из недопонимания, нет: он искал моего совета, как лучше поступить с Нелотом. — Что я могу сделать? — Прикончи его. Вас много, вместе вы справитесь. Талвас часто закивал. — Не торопись, — добавил я. — Сделайте это, когда мы с Фреей уйдём. — Конечно, — Талвас пожал плечами. — Но… Кажется, действие «заклинания» начало проходить — возможно, из-за того, что у парня сильная воля. — Говори. — Где мне учиться потом? Я ведь не хотел покидать Нелота из-за того, что мне всегда было интересно наблюдать за ним, а когда он давал мне какие-то советы или разрешал прочесть свои книги, я чувствовал себя самым счастливым мером! И у него очень интересные уроки! — Тебя наверняка с радостью примут в Коллегии Винтерхолда, — предположил я. — Возможно, жрец из Вороньей Скалы сможет тебя чему-нибудь научить. К тому же, ты сможешь изучать записи своего учителя, когда захочешь. Талвас, кажется, сомневался, стоит ли ему исполнять мой «приказ» — он смотрел вниз, а его глаза бегали из стороны в сторону. — Тебе решать, Талвас. Ты хочешь всё время испытывать страх, что погибнешь так же, как и предыдущая ученица Нелота, так и не научившись ничему, или взять свою судьбу в свои руки? — я по-дружески обнял парня и склонился над его ухом. — Ученик всегда превосходит учителя. Подумай над этим. Подумай и реши, когда ты решишься превзойти Нелота. — Нелоту пора остаться в прошлом, — прошипел Талвас. Пусть его глаза были обычного красного для его расы цвета, но в них горел настоящий, жестокий огонь, готовый превратиться в пожар. Талвас принял решение осознанно, моё «заклинание» лишь подбодрило его. Я довольно улыбнулся. — Тебе нужны союзники. Этим же заклинанием я обратил на сторону молодого волшебника и управительницу, и повара, оставалась лишь Элинея. Но пока миколог разговаривала с Фреей, я не желал их беспокоить, лишь когда скрипнула аптечная дверь и по ступенькам спустилась скаалка, я решился войти. — Фрея, подожди немного. Я закрыл дверь, оставшись с Элинеей наедине. — Юстициар, берегите эту девочку, — посоветовала она. — Я никогда прежде не видела столь добрую и чистую душу… Не знала даже, что такие вообще есть. — Скаалы — добрый народ, — улыбнулся я. — Берегите их всех… Или же просто уйдите и оставьте их в покое. — Я буду беречь их. Обещаю. Элинея убрала бутылку шейна в тумбочку и намеревалась выйти и ополоснуть бокалы. — GOL-Hah-DOV. Данмерка на мгновение замерла. — Нелот совсем не ценит вашу доброту и ваши умения, — прошептал я. — Талвас думает так же. Помогите ему восстановить в Тель-Митрине справедливость. Элинея стояла, словно статуя из серого камня, даже когда я уходил, она продолжала без движения стоять возле алхимического столика. — Идём? — предложил я. Фрея кивнула. В обнимку мы направились к лагерю Ревуса. Я осторожно обернулся через плечо: Талвас забежал в аптеку, затем туда вошли управительница и повар. Кажется, скоро ещё одним долгожителем в Тамриэле будет меньше. — Элинея подарила мне немного сушёных грибов, — радостно произнесла скаалка. — Я так понимаю, есть эти грибы нельзя, — предположил я. — Да. Они пригодятся мне для… ритуала. Мы заночевали у Ревуса — старик, кажется, снова был рад нашей компании. Утром, когда мы собирались выходить, я заметил, как из Тель-Митрина на гуаре выехала управительница, переодевшаяся в дорожный наряд, и направилась в сторону Вороньей Скалы. Нам с ней было по пути, потому мы решили идти вместе. — А что случилось? — невинно спросила Фрея. — Ты выглядишь… обеспокоенной. — Нелот помер, — без тени печали ответила данмерка. — К даэдротам ему и дорога, хрычу старому! А серджо Фатрион будет добрым господином, я уверена! Я не сдержал усмешки: малыш Талвас не струсил и избавился от учителя. Мне было интересно, как он оправдает его смерть перед властями Вороньей Скалы. С другой стороны, я слышал, что по телваннийским обычаям убийство расценивается лишь как способ избавления от слабых и глупых. Убийца получает свои трофеи в случае успеха, либо же погибает от рук своей неудавшейся жертвы в случае поражения. — Он выглядел таким здоровым, — недоумевала шаманка. — Кто? Нелот? — управительница презрительно ухмыльнулась. — Он только казался здоровым, на самом деле без зелий сэры Мотрен он едва на ногах стоял! А ещё её выгнать хотел, скампов выродок! Управительница первым делом направилась в Храм Истребований — договариваться о похоронах; мы с Фреей отправились дальше, к роще Бродира, недавно зачищенной редоранскими стражниками от бандитов. Я разжёг огонь. Скаалка нанизала на длинную палку тушку пойманного по дороге пепельного прыгуна и принялась за готовку. Зажаренное ей мясо этих насекомых было приятным на вкус и напоминал жареный картофель. После ужина у меня не было никаких сил, я лёг на одно из длинных брёвен, которое разбойники использовали в качестве лавок, и уснул. Мне снова снился Мирак, куда-то звавший меня. Я шёл на зов — но драконий жрец отдалялся, словно убегал от меня. Я бежал по длинному коридору Апокрифа, Мирак звал меня, называл самыми грязными словами и проклинал… — Рион, — настойчивая тряска вывела меня из этого кошмара. Я открыл глаза. Было ранее утро: солнце ещё даже не показалось на небосводе. Фрея уже проснулась и сделала отвар из грибов Элинеи. Скелет Мирака лежал неподалёку. Шаманка налила отвар в кружку и протянула мне, велев выпить. Снадобье показалось мне ужасно горьким; хотелось выплюнуть его, а затем вырвать, но скаалка велела мне пить до дна, а затем лечь и закрыть глаза. Мне слышался её тихий голос, напевавший незнакомую мне песню. Свет вокруг меня тускнел и становился холодным, а затем всё вокруг окрасилось в зелёные тона — такие же мрачные, как в Апокрифе. Где-то вдалеке я видел Мирака — в своём полном облачении, не позволившем мне увидеть его лицо, а вокруг него толпились призрачные младшие даэдра Апокрифа. — Тебе нравится человеческая женщина? Высокомерный, надменный голос звучал прямо в моей голове. — Она назвала тебя бладскалом, и теперь думаешь, что ты — один из них? Внутри меня закипала злоба. Мне хотелось прервать его разглагольствования, следовало подойти к нему ближе, сорвать маску — хотелось посмотреть этому норду в глаза, а затем прикончить. — Нет. Ты всегда будешь эльфом. Высокомерным золотокожим эльфом. Люди всегда будут для тебя грязью. Думаешь, я мёртв? Нет, эльф. Я жив! Я жив в памяти скаалов! Я жив в твоём разуме! Призрачные твари накинулись на меня, моя молния попала в первого из них, развеяв эту иллюзию. Призраки нападали на меня снова и снова, я отбивался, продвигался всё дальше, к площадке, где стоял сам Мирак. — Так прими же меня! — норд надрывал голос, распростёр руки по сторонам. — Прими, как своего предтечу! Распни на жертвенном алтаре, вспори грудь, вырви сердце!.. Ещё несколько рывков — и я поравнялся с древним нордом. — Довольно, — заключил я и сдёрнул с него маску. На собственное удивление, я не увидел норда или вообще человека; под маской скрывалось моё собственное лицо. Отражение смотрело на меня с нескрываемой ненавистью, в глазах пылало высокомерие — и отчего-то мне становилось противно. Неужели я когда-то был таким? — Ты слаб, — произнес мой двойник уже моим голосом. Затем он отчего-то разразился громким, сумасшедшим смехом, он неистово хлопал в ладоши и почти согнулся пополам, волосы растрепались, а высокомерие сменилось безумием. Я пригляделся внимательнее — и заметил на склерах своего двойника черные точки. — Посмотри на себя. Посмотри, на что ты стал похож, стоило мне лишь ненадолго отвернуться! — его голос срывался в крик. Я хотел возразить ему — но безумец не желал ничего слышать. — Ты умрешь без меня, тебя арестуют и уничтожат, а твою репутацию превратят в пыль! Давай же, возьми себя в руки и признай, что я — твой лучший друг. Благодаря мне ты достиг всего, что у тебя есть. Кем бы ты был без меня? Безумец дал мне полезный совет — взять себя в руки. Я — это я. Я достиг всего, что у меня есть. Я и только я выбирался живым из всех опасных ситуаций, куда бросала меня жизнь. — Ты — это и есть я, — спокойно парировал я. — И что? Хочешь избавиться от меня, да? Безумец выхватил из ножен кинжал, принялся играть им. — Хочешь избавиться? Лезвие перерезало горло, мой двойник рухнул на пол, но я не увидел, как из раны лилась кровь. Безумец вновь дико захохотал. — Нет-нет, и не мечтай! Я — это ты! Мы едины! Кажется, этот двойник — воплощение всех моих тёмных сторон, в том числе и тех, что помогли мне стать юстициаром и вообще привели меня в Талмор, а так же всей моей злобы и ненависти, что я копил в себе долгие годы. Таким бы я стал, поддайся влиянию Хермеуса Моры. Однако я обладал слишком сильной волей, я умел меняться и приспосабливаться. Уже поэтому я никогда не буду таким. — Да. Я — это ты, но ты мне больше не нужен. Пошёл прочь. Я сделал уверенный шаг вперёд. Свет вокруг стал более тёплым и приятным, а безумный двойник растворялся в воздухе под его натиском. Я с шумным вдохом открыл глаза. — Всё кончено? — боязливо спросил я. — Надеюсь, — неуверенно ответила Фрея. Шаманка устало села на землю, спиной подпирая распиленное бревно. Я присел рядом. — Что-то пошло не так? — Я… не знаю. Расскажи мне, что ты видел, когда… был там, в мире духов? — Сначала я увидел Мирака. Он сказал мне, что он будет жить вечно и в моей голове, и в памяти скаалов. Я подошёл к нему и сдёрнул с него маску, но увидел себя, разве что я был… каким-то безумным. Фрея натужно улыбнулась. — Всё прошло, как надо. Мне показалось, что шаманка что-то скрыла от меня: возможно, всё на самом деле должно было пройти по-другому, но она просто не хотела пугать меня. — Надо похоронить Мирака. Поможешь мне? Найденной в лагере сломанной лопатой я выкопал под одной из умирающих сосен яму, куда Фрея заботливо сложила останки древнего норда. Она села на колени перед могилой, напевая заклинания, а затем прикоснулась к пеплу и умолкла. — Можешь закапывать, — устало попросила она, несколько мгновений посидев в молчании. Я не стал насыпать над могилой Мирака курган, лишь просто разровнял землю. Надеюсь, его душа обрела покой, и больше он не будет никого беспокоить.***
Мысли снова вернулись к тому, как Фрея отреагировала на мой рассказ. Может, она предположила, что драконья кровь была дарована мне не Всесоздателем, а Хермеусом Морой, просто не стала говорить мне? Этого мне уже не узнать. А что если это — и есть моё Противодействие? Если я должен принять дар Хермеуса Моры? Это ведь именно дар, а не договор, я не обещал Ему свою душу, даже ритуал Его призыва не проводил. Итак, FUS — это Сила. Это горный поток или порыв ветра. Это я как чистокровный альтмер и талморский юстициар Анкарион. RO — это равновесие. Это форель в горном потоке или ураганный лист на ветру. Это точка опоры. Это моё уважение ко всему народу скаалов и мои чувства к Фрее. Dah — это противодействие, толчок. Форель плывёт в горном потоке, огибая камни. Лист летит по ураганному ветру. Мы все как эта форель или этот древесный лист. Мы плывём по горным потокам, огибая камни, или летим по ураганному ветру. Вся наша жизнь состоит из противодействия силам, которые влияют на нас. Мы принимаем их — и плывём или летим дальше, либо же сходим с ума от неразрешённых внутри себя противоречий. Моё противодействие — это осознание всей ошибочности идей Талмора, желание уйти в отставку и больше никогда не участвовать в безумии, которое он предлагает нам, альтмерам. — FUS-RO-Dah! Небеса сотряс гром, в воздух поднялась снежная пыль, а я остался сидеть на том же месте. Я познал Безжалостную Силу.