Аккорды безумия

Ещё раз Крикнул всеми тремя словами — небеса снова сотряс гром, а в воздух поднялась снежная пыль. У меня действительно получилось. Седобородые вышли из своей обители и обступили меня. — У тебя получилось, — сказал Арнгейр. Я поднял на старика глаза. — Теперь твоя очередь, Мастер, — напомнил я. Старики переглянулись, а затем принялись перешёптываться между собой. От их разговора у меня заложило уши, мне показалось, что всё вокруг меня расплывается и трясётся… Всё-таки моё познание Безжалостной Силы далеко от совершенства. — Идём внутрь, — приказал старик. — Тебе нужно подготовиться. Арнгейр помог мне подняться и проводил внутрь. Старики снова внимательно оглядели меня, измеряли взглядами — и я не понимал, что происходит. Затем один из стариков нырнул в какую-то комнатушку и вынес оттуда толстые меховые штаны, зимние сапоги, меховую шапку и полушубок, длинной доходивший бы мне до колен. Другой старик принёс две пары металлических кошек. Арнгейр взял одни кошки себе, другие протянул мне и велел идти переодеваться. Видимо, прежний хозяин этой одежды был достаточно высоким человеком, но всё же в штанах мне было немного тесновато — плохой знак, придётся отказаться от них. Сапоги, полушубок и шапка более-менее пришлись мне по размеру. — Наденешь шерстяные подштанники и будешь использовать свои магические силы для обогрева, — посоветовал Арнгейр, оглядев меня. В подштаниках действительно будет немного теплее — и, я надеялся, они не дадут штанам прилегать к одежде слишком тесно. Затем Арнгейр вывел меня во двор и приказал надеть кошки. — Когда-нибудь ходил в них? Я помотал головой. — Тогда давай учиться. Я кивнул. — Когда ты идёшь в кошках по ровной поверхности, ты должен ставить ногу на всю стопу. По-другому, впрочем, у тебя не выйдет. Поставить ногу лишь на носок либо на пятку действительно бы не вышло — у кошек не было гибких сочленений, как в сабатонах. — При этом ты должен будешь опираться на шест, который мы дадим тебе завтра, — добавил он. Седобородый предложил мне попробовать самому — вроде, несложно. Затем старик снял свои кошки, предложил мне выйти через основной вход и, взяв в руки шест, потренироваться на склоне. Сначала моё занятие казалось мне несложным, однако вскоре я начал выбиваться из сил, и Арнгейр предложил мне сделать небольшой перерыв. — Не нужно прилагать таких больших усилий, — посоветовал старик. — Отдохни — и попробуй ещё раз. Мы тренировались до самого ужина. Мои ноги очень устали — кажется, я переусердствовал, когда выдалбливал ступени в замёрзшем снегу. После ужина, немного почитав, я отправился спать. Сон настиг меня очень быстро, я уже боялся, что увижу очередной кошмар — однако мне снилась лишь мёртвая заснеженная вершина горы. Вокруг было слишком много света, солнце отражалось от векового снега и даже холодные камни, казалось, светились. Огромная крылатая тень пронеслась надо мной — я поспешил найти укрытие и спрятался за камнями в надежде, что чудовище не увидит меня. Однако дракон выглядел дружелюбным. Его чешуя переливалась на солнце. Ящер смотрел на меня добрыми глазами. — Ауриэль? Дракон молчал. Его клыки обнажились в неком подобии улыбки. Я набрался смелости подойти ближе, однако яркий свет ослепил меня. Я подскочил. Горная обитель была ещё погружена в сон — радовало, что я не разбудил никого. Выпив немного воды, я снова погрузился в сон. Мне приснилась деревня скаалов, куда я возвращался, как к себе домой. В голове мелькнула странная мысль, что это и есть мой дом. Плечо оттягивала тяжёлая жердь, на которой я и ещё несколько охотников несли добытого на охоте нетча. Меня вышла встречать Фрея. Мне показалось, она немного располнела, но нет: на ней просто была плотная зимняя одежда… — Анкарион! Голос Арнгейра разбудил меня; я недовольно замычал, но всё же открыл глаза и поднялся. Сегодня нам предстоял подъём на вершину Глотки Мира. Я немного волновался: впервые в жизни я пойду не просто на вершину покрытой вечными снегами горы, а на вершину самой высокой горы в Тамриэле. Мы позавтракали кашей с чаем и переоделись в тёплую одежду. Арнгейр посоветовал мне смазать открытые части лица хоркеровым жиром и подал мне пример, а затем протянул костяную пластину с узкими прорезями для глаз, к которой была приделана верёвка. Старик дал мне крепкий посох. Мы замотали лица шарфами, надели кошки, перчатки и вышли наружу. Путь к вершине преграждала метель, имевшая явно не природное происхождение. — LOK-Vah-KooR! Крик Арнгейра разогнал бурю, и мы смогли направиться дальше, по узкой тропе. Путь нам указывали каменные туры, однажды нам пришлось пересечь подвесной мост над пропастью — старик заверил, что он крепок, что они следят за его состоянием. С опаской я пересёк его. С каждым шагом, приближавшим к вершине, дышать становилось всё тяжелее, холод неприятно колол кожу лица — даже слой хоркерового жира уже не помогал. Ноги начинали мёрзнуть, и пришлось тратить магию на обогрев. Вершины горы мы достигли, когда солнце вошло в зенит. Старик разогнал последнюю магическую метель своим Криком. Яркий свет ослепил меня. Когда глаза немного привыкли, я наконец смог разглядеть площадку, куда вывел меня Арнгейр. Это не была самая вершина горы — до неё следовало ещё немного карабкаться по камням. Однако, кажется, именно эту площадку я видел во снах. Каменная гряда на этой площадке сливалась со Стеной Слов, с неба спускался светящийся голубым луч, внутри которого, казалось, искажалось само пространство. А возле Стены мёртвым лежал дракон, которого в одном из моих снов убивал чёрный собрат; на его морде застыло выражение странного умиротворения, тело не было тронуто гнилью или иссушением, как часто бывало с теми, кого находили во льдах; светлую шкуру портили лишь ужасные раны на шее. — Арнгейр, я видел его во снах, — признался я. — Я видел того дракона во снах, но живым! Старик печально усмехнулся. — Это был наш учитель, Партурнакс, — ответил он. — Мудрейший из всех дов и второй сын своего отца. Он принял смерть от клыков собственного брата, а мы ничем не смогли помочь ему, не защитили… Арнгейр подошёл к телу гигантского ящера и нежно прижался к нему, словно это был его ближайший друг или родственник. Мне слышалось, что старик извиняется за что-то перед драконом и вот-вот заплачет… Меня же заинтересовал этот странный голубой луч. Хотелось прикоснуться к нему, внимательно изучить — но я сдержал этот глупый порыв. Кто знает, что он из себя представляет, и какие травмы способен мне нанести? — А что это? — позвал я. Старик откликнулся на мой зов. — Это место, где в древности разорвалось само время, — взодохнул он. — Партурнакс говорил, что именно отсюда древние Языки — Гормлейт, Хакон и Феллдир — отправили Алдуина в будущее, в наши дни. Внутри меня зрело негодование, сменившееся затем злобой. Почему герои древности так беспечно поступили? Почему они решили свалить проблемы на своих далёких потомков? И эти люди ещё кичились своей честью и доблестью? Не помню, например, чтобы кимеры отправляли сердце Лорхана путешествовать во времени, да и богиня Альмалексия и Мартин Септим изгоняли Мерунеса Дагона обратно в Мёртвые Земли, где ему и место… Кстати, раз уж эти «герои» не смогли одолеть Алдуина, то почему бы не заперли его в одном из даэдрических Планов? — Но зачем они это сделали? Почему свалили свои проблемы на нас? — Я не знаю, Анкарион, — вздохнул Арнгейр. — Но исправить их ошибку придётся тебе, иначе Алдуин пожрёт этот мир. Я фыркнул: если Алдуин — и есть Тартааг из верований скаалов, то остановить его не в силах никто и ничто. — Я не смогу спасти этот мир, Арнгейр, — парировал я. — Невозможно спасти то, что должно умереть. Тартаага не остановить, он сделает свою работу, как ему не мешай. Мне… жаль, что так вышло с вашим учителем, и жаль, что мне придётся разочаровать тебя. Идём. В намерении поднять старика и увести его прочь, я приблизился к мёртвому дракону. — Анкарион, нет! Оклик прозвучал слишком поздно: тело ящера загорелось и принялось разлагаться на моих глазах, от него отходили золотистые лучи, поглощавшиеся моим телом, мои внутренности словно выжигали изнутри, а внутрь черепа засунули раскалённый прут… — Что ты наделал… — Прости. Идём отсюда. Я завтра же покину вас, я и так достаточно времени причинял вам неудобства. После этого разговора я не хотел возвращаться в посольство. Если этому миру пришёл конец, то мои отчёты Эленвен не нужны, да и видеть эту женщину перед концом света совсем не хотелось. Лучше я вернусь на Солстхейм и проведу остаток своих дней — и дней всего Мундуса — с Фреей. Мне удалось увести старика прочь отсюда. Напоследок я обернулся, посмотрев сначала на временной разрыв, а затем — на скелет Партурнакса. Голова странно закружилась, на мгновение всё вокруг потемнело, но вскоре всё вернулось в обычное состояние. Арнгейр всё так же разгонял магическую метель своим голосом. Спускаться мне казалось сложнее, чем подниматься, тем более погода, казалось, норовила испортиться. Однажды я потерял равновесие и чуть не упал, а моих магических сил уже едва хватало на обогрев. Вот, наконец, мы приблизились к воротам Высокого Хротгара. Остальные Седобородые с нетерпением ждали нас и высыпали наружу, едва услышали Крик. Они обступили нас, снова о чём-то перешёптывались. Всё вокруг меня снова кружилось, но откуда-то я уже мог вычленить отдельные слова — «душа», «учитель»… — Идёмте ужинать, — грустно позвал Арнгейр. Я избавился от кошек и тяжёлой одежды, поставил шест в уголке и вышел в столовую. На меня снова напал тот странный приступ: голова снова закружилась, и мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Я опёрся о стену и схватился за голову — не знаю, сколько я простоял, пока чья-то рука не опустилась на моё плечо. Один из стариков вопросительно смотрел на меня, я слабо пробормотал «спасибо» и, наконец, смог сесть за стол. — Это моя вина, — снова причитал Арнгейр. — Я должен был всё рассказать тебе сразу, а теперь… Оправдываться я не стал — просто не видел в этом смысла. — Почему ты считаешь, что не сможешь сделать то, для чего родился на свет? Может, Хермеус Мора одарил тебя ещё и для этого — чтобы спасти всех нас и себя заодно! — Херма Мора — одно из обличий Врага, — я неосознанно назвал даэдрического принца скаальским именем. — Как и Тартааг. Если миру пришёл конец, то незачем оттягивать его смерть. Седобородые в недоумении переглянулись. — Скаалы — дикари, их культура примитивна, а взгляды далеки от наших, — впервые за всё время я услышал в голосе Арнгейра презрение. Эти слова разозлили и расстроили меня; мне очень неприятно было слышать такое о народе, который поклоняется первородным сущностям. — Может, скаалы и правда дикари, а их взгляды нам не понять, но они — очень мудрый народ, — возразил я. — Подумай сам, Арнейр: будешь ли ты поливать старое засохшее дерево, или предпочтёшь вырубить его и посадишь вместо него молодое? Скаалы верят, что Тартааг являлся уже не единожды, так зачем препятствовать рождению нового мира? Зачем поливать старое засохшее дерево, которое и так сломается от сильного ветра? Старики с удивлением смотрели на меня, словно не ожидали услышать что-то подобное. — Может, ты и прав, — вздохнул Арнгейр. — В таком случае, тебе правда лучше покинуть нас и вернуться на Солстхейм. Проведи отведённое нам всем время с человеком, который тебе так дорог. После ужина я потратил некоторое время на то, чтобы собрать в дорогу немного еды и пересчитать имевшиеся у меня деньги. Может, мне стоит найти какого-нибудь дракона, подчинить его Криком и добраться на нём прямиком до Солстхейма? Пожалуй, да. Так будет быстрее и безопаснее. В сон я снова провалился быстрее обычного — возможно, виной была усталость после восхождения. Мне снова снилась та площадка недалеко от вершины Глотки Мира — вот он, этот временной разрыв, а вот — стена слов. Солнечный свет не слепил меня, а ледяной ветер не причинял никаких неудобств. В небе снова показалась крылатая тень. Дракон, описав в воздухе красивую дугу, приземлился на Стену Слов, словно на насест, и дал, наконец, себя внимательно разглядеть. Нет, то не было воплощение Ауриэля-Акатоша, за которое я принял этого дракона в своём прошлом сне. Его чешуя не была белоснежной — на спине она имела коричневатый оттенок. Глаза у дракона были необычного голубого цвета — и смотрели на меня добро и дружелюбно. — DREM-YOL-LOK, FahLIL, — приветствовал он. — Zu'u PaaRThURNAX.