НЕвозможности

      Нервы Малфоя уже долгое время были натянуты, будто чертовы струны. Задень — оборвется с противным звоном. Недостаток сна давался взнаки. По правде — он с трудом мог восстановить в памяти череду событий, которые привели его к Кассандре МакКиннон. Только обрывки, словно в маггловской киноленте. Но все они обладали одной характерной чертой — пугающей концентрацией эмоций, врезавшихся в память с такой силой, словно выжглись в подкорке сознания… Казалось, кто-то заливал каждый кадр этими сентиметами, будто дешевой вонючей краской.       Драко помнил, как вместе с друзьями шерстил список, который достал Поттер. Как огрызался Нотт, как Забини изо всех старался сохранять спокойствие, и успокоить остальных. Варианты отпадали один за другим, и это пробуждало в душе Малфоя животный страх.       Также в память врезались уверения Блейза о том, что так идеально подходящая им сквибка, работающая реаниматологом в маггловской больнице, не из тех, кто мог бы помочь. Что она пошлет нахер любого, кто заикнется при ней о магии… До сих пор Драко был уверен, что Забини заслуженно получил по роже. Он был готов ползать в ногах у этой женщины, лишь бы Грейнджер осталась жива.       Лишь бы её спасти.       Собственно говоря, до этого было не далеко. Стерва и правда выставила Малфоя из кабинета, толком даже не выслушав. А он смотрел на дурацкую табличку на крашенной белой двери, и испытывал лишь отчаяние. Даже уязвленная таким хамским поведением гордость, заткнулась. Наверно, он мог её понять, в более спокойной ситуации. В своё время мир волшебников выгнал Кассандру МакКиннон прочь, а теперь она отвергала их мир от себя. Даже вполне логично. Что же заставило её изменить своим принципам, и всё же помочь — Драко и сам не мог понять.       Он не знал, сколько отчаяния было в его глазах, когда Кассандра после работы снова встретила его. Помнил только крики, угрозы, взаимные оскорбления. Но позже узнал, что значение имел только этот взгляд. Она сама так сказала. Что бы это не значило. Мисс МакКиннон никогда не жаловала волшебников. Тем она оказалась ненужной без магии, а ей теперь даром не сдались они. Но Драко не собирался сдаваться — и Кассандра заметила, видимо, это.       Слишком явным был один факт — он остро нуждался в помощи. Драко был уверен, Сандра понимала, что он находился в совсем уж отчаянном положении. И четко осознавала, что никто из магов не стал бы так настойчиво добивался её согласия. А он делал это. Делал, потому что на кону стояло его будущее, жизнь Гермионы и благополучие её детей.       Драко было немного неприятно осознавать это, но ей стало чисто по-человечески жаль. Сама идея добиваться какого-то расположения с помощью жалости казалась ему мерзкой. Но жаловаться не приходилось. На кону было слишком многое. Он обещал.       И вот сейчас Драко наблюдал, как Сандра внимательно оглядывала почти безжизненное тело Гермионы. И был уверен — она всерьез жалела о том, что согласилась на эту авантюру. Это читалось так явно на её лице. У МакКиннон было достаточно врачебной практики, чтобы не питать иллюзий и осознавать: спасти всех — невозможно. И поэтому такое выражение её лица ему совсем не нравилось.       — Ты понимаешь, что я не могу дать гарантий? — её вопрос не был риторическим, и пришлось встретиться с её взглядом.       — Понимаю. — коротко кивнул Драко. Сейчас он был больше похож на инфернала, чем на представителя одного из древнейших родов магической Британии. Но мыслил здраво, и не понимал лишь, зачем сейчас вести этот дурацкий разговор с очевидными и горькими ответами.       Как-то незаметно они с Сандрой перешли на «ты», хотя были почти не знакомы. Она в принципе не собиралась разводить официоз с волшебником, которому потребовалась помощь простецкого врача. Малфою же она коротко обьяснила, что после всей нецензурщины, что он вылил на её голову, нет смысла играть в вежливость. Так что и сейчас она не церемонилась, выражаясь максимально доходчиво. Каждое слово отдавалось холодным потом по спине.       — Нет, ты не понимаешь. О вашей магии я знаю только то, что она есть. — он выдержал её прищуренный взгляд, сглотнул ком, застрявший в горле, — И еще несколько обрывочных фактов. Если она умрет, пока я буду вытаскивать эти спицы — я не собираюсь за это отвечать. Да ты посмотри на неё! Это же почти труп!       Она была абсолютно права. Дыхание Гермионы было слабым, широко раскрытые глаза обрели какой-то стеклянный вид и водянистый бледно-желтый цвет. Кожа тоже отдавала практически мертвенной пепельностью. Но понимание этого лишь сильнее злило, так что Драко с ответом тоже не расшаркивался.       — Нет, блядь, МакКиннон, это ты не понимаешь, — раздражение его было очевидным, — если ты её не спасешь — её не спасёт ничто. Плана «Б» не существует, и не может существовать. Ты — её единственный шанс.       Для Драко — вариантов не было. Либо сейчас эта чертова блондинка спрячет коротко стриженные волосы под нелепой шапочкой, и свершит гребанное чудо, либо Гермиона просто умрет. И он осознавал всю призрачность шансов на успех… Он понимал. Но упустить даже эти крупицы надежды не мог. Он обязан был сделать всё возможное. Перед глазами возникали образы её детей, глядящих с такой отчаянной надеждой. Он должен был сделать всё, что угодно.       Для себя.       Для Грейнджер.       Для Розы и Хью, которые искренне поверили в то, что он сможет. Сумеет спасти их маму.       Из размышлений его вырвал вздох Кассандры. Она старалась не показывать этого, но Драко казалось, что на самом деле ей было страшно. Наверное, никогда в жизни раньше эта женщина не соприкасалась с магией настолько близко. И сейчас на её лице проскакивало что-то, словно она испытывала смесь ужаса и благоговейного трепета. А ещё, Драко казалось, что Кассандра очень хотела помочь, действительно хотела. Даже сейчас, когда Грейнджер выглядела, словно пациент морга, когда сам он был истощён стрессом и недосыпанием, Малфой смотрел на неё со смесью нежности, какой-то отчаянной боли и надежды. Пусть это могло выглядеть излишне мелодраматично, но Кассандра, как и любая женщина, которой, всё же, была присущая эта чисто женская романтичность. Драко не особо об этом задумывался, но казалось, надежда спасти не только Гермиону, но и его самого, возникла у Сандры отчасти и поэтому.       — Ты — вали в супермаркет и купи себе кофе, — МакКиннон тяжело вздохнула, но голос её был непререкаемым. Драко лишь уставился на неё удивленным взглядом, она в ответ лишь раздражённо закатила глаза.       — Ты хотел, чтобы я попыталась её спасти — значит, будешь помогать, — это было справедливо, он признавал. Раз уж она согласилась на эту безумную авантюру, то сейчас давать задний ход не было смысла. Надо было действовать. Но при чём здесь кофе — оставалось загадкой.       — МакКиннон, мы в Мунго. Накой мне твоя эта магловская хрень? Я сейчас зелье выпью — и всё.       — Ты совсем кретин, да? — Маккинон снисходительно приподняла бровь, и Драко тут же захотелось спросить, не состояла ли она в родстве со Снейпом, — Её убивает магия, а ты решил зельями накачаться? Чтобы через пять минут ты был здесь. И никакого волшебства, ясно?       С таким аргументом Малфой спорить не стал. Действительно — мозги от недосыпа плохо соображали. Несколько чашек горького крепкого кофе ушли, как вода. Это взбодрило его, и вернулся он в более адекватном состоянии.       — Ну вот. А теперь мой руки и надевай перчатки. — её командный тон раздражал, но спорить сейчас было неуместно. Драко смотрел на сложенные на столе инструменты Кассандры, как на орудия пыток.       — Что это за хрень? — спросил он недоверчиво, нахмурившись. Все эти железяки выглядели весьма опасно.       — Заткнись и подавай то, что я скажу. Ясно? — МакКиннон явно не была намеренна сейчас подробно рассказывать о назначении всех инструментов.

***

      Что ж, это было трудно. Нет — изнуряюще. Иногда во время их своеобразной операции Гермиона вздрагивала и глухо стонала. Драко было просто жутко наблюдать за этим. Понимать, что сейчас на всё — воля случая. Он осознавал, что МакКиннон — его спасательная соломинка. Но так хотелось верить в то, что у них есть шанс. Невольно представилось — каково это — жить вместе с Гермионой. Беседовать по вечерам, или просто сидеть в уютной тишине. Засыпать вместе.       Черт.       Так хотелось, чтобы у них всё же появился этот дурацкий шанс всё исправить. Так хотелось, чтобы всё было хорошо. Как в дурацких женских романах с Хэппи-Эндами. Кардиомонитор мерно пищал, чем жутко раздражал Драко, но невероятно успокаивал Кассандру. Она специально притащила аппарат с собой, пояснив, что ей нужно знать состояние пациента во время операции.       Монитор показывал постепенно понижающееся давление и замедленный, но ровный пульс у Грейнджер, с этим более-менее Драко разобрался. И он видел, как Сандра вслушивалась в звуки аппарата, пока методично работала. Казалось бы — ничего сложного. Просто вытащить эти чертовы иглы. Но они были достаточно глубоко. МакКиннон объясняла, что был риск задеть сердце, легкие, или какой-то важный сосуд. И периодические судорожные содрогания Грейнджер, совершенно не облегчали задачу. И на лице Сандры читался тот же вопрос, что стучал по вискам в его голове. Когда же это всё закончится?!       Приходилось вытирать лоб каждые пару минут, чтобы пот не заливал глаза. Говорить было не о чем, поэтому тишина разрезалась лишь короткими командами и обьяснениями, а также звуком аппарата. Кассандра лишь пригрозила, что если вдруг всё пройдет успешно, возьмёт с него обещание изучить маггловский мир. Ей, кажется, не очень удобно было во время работы объяснять, что такое зажим, что это за «пиликающая фигня» (отличное определение кардиомонитора в стиле закоренелого волшебника). Его это тоже жутко бесило. А давать волю эмоциям сейчас просто не было возможности. Нужно было сохранять хладнокровие и сосредоточенность.       С каждой минутой Малфой бледнел всё больше. Это казалось неправдоподобным, учитывая естественно светлую кожу. Трудно было представить его еще бледнее. Невольно вспоминались времена Второй магической войны, собрания Пожирателей и Тёмный Лорд с его холодной улыбкой. Кровавые сборища и дикий смех ублюдков, получающих удовольствие от чужой боли. С тех времен у Драко осталась боязнь крови, с которой он боролся по мере возможности. Он достаточно спокойно реагировал на небольшие порезы, хоть и приходилось сглатывать ком в горле.       Но вот сейчас он своими глазами наблюдал, как его женщина лежала вся в крови и содрогалась от боли. И даже прикоснуться к ней не было шанса. Всё, что оставалось — слушать дурацкий кардиомонитор и дрожащей рукой подавать то, что просила МакКиннон.       Дело продвигалось невероятно медленно. Час… Второй… Усталость накрывала новой волной, но сейчас не время расслабляться. Казалось, работа держалась на последних резервах Малфоя и Кассандры.       Драко мысленно молился всем богам и волшебникам, которых мог припомнить, чтобы с Грейнджер всё было хорошо. Наверное, никогда раньше он не желал чего-либо так сильно. Перед реальной угрозой смерти Гермионы терялась и боязнь крови, и восемнадцать долгих лет обид, злости и непонимания. Такие пустяки… Утратили смысл все их игры в «Ничего не изменить». Сейчас он понимал — изменить можно всё, что угодно, пока они оба живы. И остро чувствовал потребность в том, чтобы у них был этот шанс всё исправить. Кассандра вздохнула, в очередной раз проверила показатели кардиомонитора, убедилась в том, что всё относительно стабильно и кивнула. Это немного успокаивало.       — Две минуты — перерыв, — коротко сняв перчатки, скомандовала Сандра, отошла к окну и залпом выпила холодный кофе, — у меня уже руки трясутся.       Драко прислонился плечом к стене, сил отвечать что-либо не было. Смысла тоже. И лишь слабая надежда помогала держаться.       — Гадость, — констатировала МакКиннон, поморщившись. Тем не менее — эффект был нужный. Тело понемногу начинало приходить в тонус, что не могло не радовать. — Кто она тебе?       Сандра повернувшись к нему. Выглядела она ничем не лучше, теперь была не румянее его самого. Драко подумал, что весь этот разговор вёлся лишь потому, что ей нужно было немного отвлечься, чтобы потом собрать силы для последнего рывка. Ведь оставалось еще буквально несколько спиц, пару швов… Наверное, она ждала этого момента не меньше, чем он сам. Хотя бы ради того, чтобы сказать, что сделала всё, что могла. Драко выдержал паузу, пытаясь отыскать наиболее точное определение. Обдумывая, стоит ли вообще отвечать?       — Женщина, которую я не могу потерять, — звучало странно.       Говорить так о чужой жене, о человеке, который гребанных восемнадцать лет был отделен дурацкой пропастью… Но что-то делало это правдой.       — Любишь её? — спросила с легкой усмешкой Сандра.       Малфой лишь невесело рассмеялся.       — МакКиннон, любовь — это для сопливых подростков со спермотоксикозом. А я… Я говорил ей это, когда был, собственно говоря, именно таким подростком. Только ей… Я не видел её много лет, встретились недавно случайно. Я не знаю, что буду делать, если Грейнджер умрет. Просто не знаю.       — Ты её любишь. — просто ответила Сандра, и надела новую пару перчаток. — Зажим.       Мысли были заняты извлечением из тела Гермионы этих треклятых иголок. А еще, судя по выражению лица Сандры, ей было немного завидно. Наверное, любая женщина хотела бы, чтобы кто-то настолько упрямо боролся за её жизнь. Любой человек. Ведь это так важно — знать, что ты кому-то нужен.       Каждая извлеченная спица делала Гермиону немного живее. Глаза почти обрели привычный оттенок темного мёда, а кожа медленно теряла этот пугающий оттенок синевы.       Это вселяло надежду.       Нет. НАДЕЖДУ.       Даже Малфой заметно приободрился, заметив эти изменения.       Всё будет хорошо.       Он следил за уверенными и монотонными действиями невольной напарницы. Вытащить спицу. Отложить. Наложить швы…       И так по кругу.       Но результат был на лицо, и это воодушевляло всех присутствующих.       Всё шло по плану.       И вот — последняя игла.       Малфой даже затаил дыхание, глядя на действия доктора. И в этот момент — когда последняя спица уже была в руках Сандры, Грейнджер резко вздрогнула и выгнулась дугой. Уже через несколько секунд изо рта её пошла розовая кровавая пена, а показатели кардиомонитора забили тревогу.       — Черт! — выругалась МакКиннон и выбросила из рук дурацкую иглу. Она отодвинула Драко в угол комнаты, и быстро начала делать всё возможное, чтобы спасти свою пациентку.       Повреждение легких.       Чёрт.       Частые рваные пиканья кардиомонитора сменились протяжным мерзким гудением.       — Блядь! — в сердцах сказала женщина.       Отсчет пошел на минуты.       Остановив кровотечение и наложив все нужные швы, Кассандра рванула к маггловскому дефибрилятору, который также взяла с собой.       Разряд.       Малфой со слезами, застывшими в серых глазах наблюдал, как в очередной раз Гермиона выгнулась дугой. Он ничего не понимал, кроме того, что всё хреново.       Блядь.       — Сделай что-нибудь! — прорычал он, но доктор даже не отреагировала.       Ей некогда было пререкаться. Она судорожно пыталась вернуть Грейнджер к жизни. Показатели не изменились, поэтому Сандра снова зарядила дефибрилятор.       Разряд.       Ничего.       Разряд.       Кассандра посмотрела на Драко и закачала головой. Этот незначительный жест выражал искреннее сочувствие и сожаление. Он повторил этот жест, выражая отрицание и неверие.       — Нет. — еле слышный, какой-то затравленный шепот.       Это ведь не то, и чем он подумал? Нет ведь?       Сандра подошла к нему и усадила его за стол.       — Малфой. Она умерла. — безжалостно и четко. Тут не было смысла тянуть лямку. Драко отчаянно закрыл ладонями уши, словно если бы он не услышал этих слов, они не могли бы стать правдивыми.       — Нет, она не могла. Она не умерла! — Малфой рванул к кровати Грейнджер и поймал ладонь шатенки, падая у её кровати на колени. — Очнись! Гермиона! Не смей умирать! Пожалуйста…

***

      С каждым днем безумие становилось всё очевиднее. Пришлось даже взять на работе отгул, чтобы никто не заподозрил ничего лишнего. Для него это было что-то противоестественное! Ничего, ещё немного. Скоро эта дрянь сдохнет, тогда можно будет расслабиться. Когда уже? Он рассчитывал, что это займёт меньше времени. Даже здесь эта грязнокровка ломала ему планы! Неужели можно так долго цепляться за свою жалкую жизнь?! Подойдя к зеркалу, он усмехнулся собственному отражению.       — И кто ещё из вас жалкий? Видишь, кем ты стал? — из стеклянной поверхности на него смотрели красные от бессонницы глаза, ярко выделяющиеся на бледном лице, прикрытом частично прядями отросших сальных волос. — Даже подыхая, она тебя уделала. Ты стал убожеством!       — Я докажу! Даже после смерти — она заплатит мне сполна. Малыши Роззи и Хью будут рады меня видеть, разве нет? Их легко будет отправить вслед за грязнокровной мамашей. — стены комнаты отразили жуткий звук, лишь отдалённо напоминающий смех. Он не мог сейчас вспомнить, когда начал разговаривать сам с собой, не мог вспомнить, когда стал идентифицировать собственное отражение как другого человека. Но в какой-то момент свыкся с ним. Осознавал ли он, что сошёл с ума? Да, пожалуй. Но какое это имело значение, когда причина всех его несчастий почти устранена?