Так все и закончилось.

— Ты любишь меня. — И словно кувалдой под дых касания нежные, обжигающие вдоль челюсти по обкусанным от напряжения губам. Джексону кажется, что он готов проскулить, прохрипеть, прокричать это проклятое «да», но он только сжимает губы плотнее. Айзек усмехается так знакомо дразняще, что желудок сводит от желания прикоснуться к его губам, пахнущим виски и лимоном. Лейхи смотрит на него, словно на несмышленыша, который пытается обыграть мастера. Ведет кончиками пальцев по щеке, второй рукой забираясь под кожаную куртку и майку Уиттмора. Смотрит с насмешкой в голубых глазах, с легкой ноткой уверенности, что выиграл без боя. И Джексон знает, что Айзек выиграл, потому что сил сопротивляться больше не осталось. — На колени. — Голос у Айзека спокойный, можно даже сказать с нотками холода и скуки. Джексон рвано выдыхает и падает на колени быстрее, чем осознает приказ, вылетевший из чужого рта. Чувствует боль в отбитых коленках, но встать, желания нет. Есть только эта всепоглощающая жажда, чтобы похвалили, приказали и заставили чувствовать себя хорошо. Джексон сглатывает судорожно, а потом снова кусает нижнюю губу, чувствуя, как разрывается мягкая кожица. Айзек смотрит с удовольствием, а потом слегка хлопает ладонью по губам Уиттмора. Смотрит, как тот виновато опускает голову и усмехается, запуская длинные пальцы в чужие волосы. Тянет голову вверх, заставляя Джексона скрыть стон удовольствия за шипением боли. Смотрит, как на лягушку, которую нужно препарировать, а потом наклоняется, чтобы впечататься в чужие губы кусачим и грязным поцелуем. Джексон уже не может сдержать стона, когда чужие губы прихватывают нижнюю губу, а потом мягкий язык скользит по многочисленным ранкам. Это как что-то настолько райское, отчего сносит крышу в ту же секунду. Джексону не хватает дыхание от заполняющего его нутро желания сдаться. Позволить себе наконец-то отпустить свою сущность Саба и признать хотя бы перед собой и Айзеком, что Лейхи его Дом. Джексон так устал просыпаться со стояком и слезами на глазах от того, что уродился уродом, Сабом. Тем, кого раньше считал слабаками и ненавидел всей душой. Он думал, что будет Домом, пока в свое семнадцатилетие не увидел Лейхи и не осознал простую истину: именно перед этим человеком он хочет стоять на коленях вечность. Тогда он сбежал из школы, гулял по лесу, сжимая кулаки и нервно кусая губы. Он не мог поверить, что сам стал тем, кого презирал. И все, что могло придти ему на ум, так это избегать Лейхи любой ценой и дать понять, что он никогда не встанет перед ним на колени. Прошло более полугода, пока Джексон не сдался своей сущности. Пока он не пришел к Айзеку с опущенной головой и слезами на глазах, потому что боль без своего Дома была ужасающей. Джексон больше не мог чувствовать себя неправильным, сломанным и слабым. Он хотел наконец-то почувствовать, какого это быть хорошим Сабом для своего Дома. Джексон понимает, что плачет уже довольно давно, а еще он чувствует мягкие ладони в своих волосах и на спине. Айзек шепчет что-то нежное и ласковое, целует в висок и успокаивает. Джексон рвано выдыхает, понимая, что действительно любит и пришел сюда не только из-за боли от нехватки внимания. Ему казалось, что Айзек оттолкнет или будет издеваться, ломая его, показывая, каким плохим он не был. Но Айзек был мягким, он был нежным и любящим, хотя приказы отдавал с силой Дома. — Я тоже люблю тебя. — Шепчет тем же вечером Айзек, целуя костяшки его пальцев и улыбаясь мягкой ласковой улыбкой, от которой бабочки, летали в животе. Джексон наконец-то признал себя, признал свою сущность. Он наконец-то понял, что быть Сабом — это не позор или наказание, это дар, который дается не всем.