Слабости

Эрик не привык к домашнему уюту. Ему чужды утренние приветствия, завтраки и пожелания спокойной ночи перед сном. Он не понимает смысла воскресных походов по магазинам и никак не может привыкнуть к тёплым улыбкам окружающих его людей. В особняке все по другому, все не так, как было на протяжении всей его жизни последние несколько лет. Но он привыкает, он осваивается в этой атмосфере точно так же, как адаптировался к любому другому месту, в которое его забрасывала судьба. Этому научила жизнь. Это его сущность. После первых пары дней он начинает отвечать на утренние приветствия и спускаться на завтрак просто потому, что так надо. Наверное, единственное, что ему искренне здесь по душе, так это вечерние игры в шахматы с Чарльзом. Ему нравится Ксавьер, он признает, что сила телепата огромна и полезна, вот только тот растрачивает её, по мнению Леншерра, зря. Чарльз имеет внутренний стержень одновременно с какой-то юношеской наивностью и максимализмом. Эрик привыкает ко всему, кроме этого взгляда. Голубые глаза каждый раз сверлят его лицо, стоит только ему отвернуться от телепата. Во время завтрака, когда Леншерр тянется за кружкой, во время тренировок и даже во время их шахматных партий. Кожа будто нагревается под этим пристальным взглядом. Это нервирует и заставляет все защитные инстинкты Эрика напрягаться от опасности, которой, в сущности, Ксавьер не представляет. Сегодня к нему приходила мать. Окровавленная, она кричала от боли, и её лицо было лишь немногим из тысячи других людей, бурным кровавым потоком текущих сквозь ворота Аушвица. Он слышал тысячи голосов, звучавших аккомпанементом высшей точки агонии. Его голос сливался с ними, он кричал и захлебывался собственными рыданиями. Эрик чувствовал ледяные руки Шмидта, обхватывающие его тонкие детские запястья, подобно объятиям смерти. Он кричал и отбивался, заранее зная, что все бесполезно. Внезапно руки исчезли, чтобы тут же появиться на его лице. Воспользовавшись свободой, Эрик со всей силой ударил наугад и попал. Он уже замахнулся во второй раз, как в голове внезапно прозвучал знакомый голос : " Эрик! Эрик, успокойся. Проснись." Выдохнув, Леншерр резко открыл глаза, не понимая что происходит. В ушах все ещё стояли звуки громких стенаний, а из головы не выходил образ окровавленной матери. - Ты в порядке? - раздалось совсем рядом с кроватью, и Эрик вздрогнул от неожиданного вопроса, но быстро взял себя в руки, прогоняя ночной кошмар подальше в закоулки памяти. - Что ты тут делаешь? - грубовато спросил Леншерр у телепата, вспоминая, как тот его разбудил, влез в голову. - Ты кричал. Очень громко. Эрик непонимающе нахмурился и поглядел на закрытую дверь. - Ты кричал в голове, Эрик. - Я просил тебя не лезть в мой разум. - Я выполнил обещание. Просто твой разум весьма активно...делится впечатлениями. - То, что ты видел... - Слышал. Я только слышал. Но этого мне хватило, чтобы проснуться. Эрик снова нахмурился, не понимая к чему ведёт телепат. Если тот ждёт от него извинений, то уйдёт ни с чем. Леншерр не собирается извиняться за ментальную гиперчувствительность Ксавьера. Задумавшись, мужчина не заметил, как Чарльз подошёл ближе к кровати и чуть наклонился к Эрику, практически сев на постель, который невольно засмотрелся - в полумраке комнаты тот казался каким-то неземным. Светлые глаза потемнели и растрёпанные волосы красиво обрамляли лицо. - Я могу помочь. Сделать так, чтобы они больше не снились. - Что? - Кошмары. Я могу помочь тебе с ними. Ну конечно. Это же Чарльз Ксавьер со своими неизменными принципами добродетели. Эрик уже вздохнул для не очень вежливого отказа от чьей-либо помощи, как заметил, что телепат как-то неестественно прижимает к себе левую руку. Только сейчас он вспомнил, что во сне бил Шмидта, но в спальне никакого Шмидта не было и быть не могло. - Я ранил тебя? - Ерунда. - тут же откликнулся Ксавье, но Эрик быстро схватил его за руку, заставляя мужчину зашипеть от боли. - Сядь. - Эрик, это просто синяк. - Быстро. Придвинувшись к присевшему телепату, Леншерр оттянул ворот растянутой домашней футболки, даже в полумраке замечая наливающуюся гематому на левом плече. Хорошо ещё, что он не использовал во сне свою силу. Иначе Чарльз был бы уже мертв. Представив такой ход событий, Эрик мысленно поёжился: смерти Ксавьеру он точно не желал. Прощупывая дальше напряженную от боли руку, мужчина снова почувствовал на себе тот самый взгляд. Он ощущал его на себе даже в темноте. Возможно, дело в кошмаре, может и в том, что он видел лишь очертания лица собеседника, но Эрик спросил : - Почему ты так смотришь? - Хочу кое-что увидеть. - сразу же ответил Ксавьер, будто уже очень долго ждал этого вопроса. - Что ты хочешь увидеть во мне? Чарльз мягко, еле заметно улыбнулся, чуть приподняв уголки губ. Но эта мимолётная улыбка, пойманная в отблеске света луны из окна показалась ему самым прекрасным, что он когда-либо видел в своей жизни. Чарльз выглядел таким умиротворенным, будто нашёл ответ на все вопросы мира. - Надежду.