2. Через века
12 декабря 2016 г. в 14:40
Шел конец ноября. День выдался унылым и серым, с раннего утра накрапывал мерзкий мелкий дождь, небо было затянуто плотной пеленой облаков, дул прохладный ветер. Амарту не хотелось вставать с кровати — в его бедной комнатенке тоже было темно и холодно. Вчера вечером он разводил в очаге огонь, чтобы приготовить себе ужин и вскипятить чай, однако за ночь помещение успело выхолодиться — ведь муж и сын хозяйки дома, в котором юноша снимал комнату, ушли на войну, и некому было заделывать щели в стенах и проемах, менять и красить двери и рамы. Наконец, собравшись с духом, он вылез из-под колючего шерстяного одеяла, натянул одежду и, зябко переступая босыми ногами по дощатому полу, подошел к ведру с водой и умылся. Наскоро позавтракав хлебом с сыром и запив еду вчерашним остывшим чаем, который уже успел подернуться тонкой коричневатой пленкой, он надел сапоги, набросил теплый плащ и, перекинувшись парой слов с хозяйкой, которая на чем свет стоит ругала плохую погоду, вышел из дома — дела не ждали.
Амарт зарабатывал себе на жизнь тем, что помогал Эруану, богатому торговцу-полукровке, который был уже сильно немолодым человеком и часто жаловался на больные суставы, разносить товары на дом; такое положение дел устраивало многих состоятельных жителей Осгилиата, потому что кто-то был очень занят по хозяйству, и ему было некогда бегать в лавку или на рынок, а кому-то просто не хотелось покидать теплый дом в холодные дни, и он заранее договаривался с торговцем о том, что ему принести. Однако наряду с основной работой у юноши было и другое занятие: по просьбе богатых гондорцев он доставал у торговцев из Харада и Кханда редкие дорогие книги, многие из которых были весьма сомнительного содержания.
Юноша не был коренным жителем здешних мест или потомком беглецов из Эленны, хотя по крови тоже считался нуменорцем; он родился в большом селении на юге Белфаласа и провел там первые шестнадцать лет своей жизни. Потом, когда его родители умерли от горячки, Амарт продал дом какому-то зажиточному землепашцу и уехал в Осгилиат. Поначалу покупатель, несмотря на сложные семейные обстоятельства — он недавно женил своего старшего сына, у того родились близнецы, и теперь его жилье было слишком тесным для большой семьи — не хотел расставаться с деньгами, потому что побаивался связываться со странным пареньком. Дело было в том, что на родителей Амарта и его самого односельчане поглядывали с явным неодобрением, а то и с опаской, потому что те всегда одевались только в черное, соседей своих не сторонились и были с ними вполне приветливы и любезны, но и заводить близкую дружбу тоже не торопились, а по вечерам, сидя в своем доме, все читали какие-то непонятные книги. Однако в итоге крестьянин согласился приобрести у юноши его жилье за бесценок; тот, получив деньги, покинул родные края, снял на окраине Осгилиата комнату у местного гончара, для которого пара серебряных монет в месяц была отнюдь не лишней, и занялся своими делами.
Работа помогала Амарту скрывать ото всех свою тайну, потому что люди недаром косо смотрели на его отца и мать. Он был не просто помощником лавочника или пареньком-книготорговцем; никто и не догадывался о том, что уже многие поколения его предков свято хранят память о Тано Мелькоре, добром, справедливом и мудром владыке, чей старший сын и ученик Ортхэннэр сейчас вступил в неравный бой с силами Запада. Когда-нибудь, если ему удастся встретить одну из потомков уцелевших воинов и служителей Аст Ахэ, он передаст эти знания, которые его семья пронесла через века, своим детям, а если не удастся — память умрет вместе с ним.
Имя Амарт он получил в честь одного героя полузабытых древних легенд — как гласили сказания, так звали одного из Нолдор-отступников, сражавшегося на стороне Мелькора и сложившего голову в Войне Гнева. Когда он появился на свет, деревенская повитуха спросила у его матери, как она хочет назвать первенца, но, услышав ответ, не одобрила ее выбор.
— Что за странное имя? — пробурчала старушка. — Ты б, дочка, что-нибудь более обычное выбрала, назови вон сына Инглором, как соседка Арьянтэ, или Хурином, как сестра ее.
— Я так хочу, — возразила молодая мать. — Родича моего дальнего так звали.
— Уж поверь — чует мое сердце, не принесет оно ему удачи! — ворчала повитуха. — Родич-то твой, поди, не своей смертью помер? О, вижу — угадала я, то-то ты испугалась! Ты подумай над моими словами, нельзя ребенка в честь убитого или рано умершего называть, навлечешь беду на мальчишку!
— Нет, — настояла на своем та. — Он Амарт.
— Ну, как хочешь, — пожилой женщине осталось лишь развести руками. — Твой сын, твое дело.
Обычно днем на широких улицах Осгилиата не смолкал шум, слышались смех, крики торговцев, разговоры, но сейчас в городе царила ставшая уже привычной за семь лет войны тишина — почти все способные держать оружие мужчины были на войне в Мордоре. Дойдя до главной площади, где у фонтана ему встретились лишь несколько женщин с подросшими уже детьми, юноша свернул в переулок и направился в лавку; там он взял у Эруана товары, внимательно выслушал, что, кому и куда нужно отнести, и, не теряя зря времени, пошел исполнять поручения.
Когда он выходил из лавки Эруана с корзиной, полной всякой всячины, то столкнулся в дверях с двумя покупателями — это были Ангрим и его жена Риан, давние знакомые Эруана, жившие в соседнем доме. Амарт вежливо поздоровался с ними, те ответили на приветствие, однако проводили юношу донельзя неприязненными взглядами. Супруги приехали в Осгилиат из Нуменора вместе с Исилдуром, но в армию главу семьи не взяли, пусть тот и просился, настаивая, что все равно сможет сражаться: в ранней юности обоим довелось побывать в застенках Ар-Фаразона, из которых несчастные выбрались покалеченными телом и душой.
— Здравствуй, Эруан, — поприветствовал лавочника Ангрим. — Как твои дела, как торговля?
— Спасибо, вполне хорошо, — улыбнулся тот. — Все прекрасно, кабы не погода — у меня в такую хмарь все кости ноют. А вы как?
— Тоже неплохо, — ответил его гость. — Зашли вот к тебе, хотим чего-нибудь вкусненького к ужину купить да жене моей нитки и ткань нужны, обещала она мне к празднику рубашку вышить. Я вот что спросить хотел: что это за странный паренек? Я его уже не первый раз в твоей лавке вижу, и, честно говоря, не нравится он мне. Кто он такой?
— Мне тоже, — хмуро вставила его жена.
— А что случилось? — беспечно произнес удивленный Эруан. — Чего в нем такого особенного? Рассыльный это мой, вроде парень как парень, вполне хороший, Амартом зовут. Ни в чем дурном не замечен, вина не пьет, не ворует, не опаздывает, грязными словами не ругается, девушек не лапает, я ему даже проверку поначалу устраивал — оставлял деньги, ключи от кладовой, еду на видном месте, ничего не взял.
— А ты не замечал, Эруан, что он все время в черном ходит? — вопросительно посмотрела на лавочника Риан. — Мне это вот в глаза бросилось, тут мой муж прав, странно все это.
— Прямо как эти… в Нуменоре, — Ангрим стиснул зубы, чувствуя, как после встречи с Амартом страшные воспоминания нахлынули с новой силой. — Думаешь, я хромым калекой остался, потому что в детстве с забора или с лошади упал? Мой двоюродный дядя в свое время продал дом и отдал все свои богатства, чтобы вытащить нас с Риан из темницы, и ему еще очень повезло, что он нарвался на жадного морадана, который польстился на все эти сокровища и согласился нас отпустить, а начальству своему наврал, что якобы замучил нас до смерти. Мы потом у чужих людей из милости ютились и боялись нос на улицу высунуть. В жизни не забуду этих тварей. Просился я с королем на войну, да отказали мне — жаль, а то убил бы хоть одного в отместку за то, что они с нами делали!
Эруан сочувственно покачал головой. У него были свои счеты к морэдайн, потому что на свет он появился отнюдь не в счастливом законном браке и даже не просто как результат слепой взаимной страсти харадки и нуменорца: один из ублюдков-арузани надругался над его матерью, когда той было всего девятнадцать лет, тем самым перечеркнув все мечты юной девушки о любви и семейном счастье. К сыну она, впрочем, относилась вполне хорошо, понимая, что мальчик не виноват в том, как появился на свет, и не отвечает за злодеяние своего родителя, но еще в раннем детстве он мечтал о том, чтобы его папаша сдох самой страшной смертью, какую только можно себе вообразить; с огромным наслаждением Эруан прикончил бы мерзавца собственноручно за то, что тот обошелся с его мамой, как с вещью! Ангрима и Риан он знал уже очень давно и, конечно, замечал, что у них нет детей и его сосед очень сильно хромает, но как человек воспитанный не стал задавать вопросы — мало ли что. Однако он даже и представить себе не мог, что это дело рук морэдайн. И вот теперь их слова по поводу Амарта… да, эти черные одежды выглядят и в самом деле подозрительно, неужели этот честный и вежливый паренек и впрямь один из прислужников Врага?
— Так-так, — протянул он. — Вы меня пугаете. Я раньше даже и внимания не обращал на то, что мальчик этот все время в черном ходит…
— И имя у него странное, — добавила Риан.
— Лучше бы он, право слово, пил, сквернословил и воровал у тебя со стола яблоки! — с досадой и возмущением поддержал ее муж. — Те, что нас пытали, тоже были все из себя очень чистенькие и хорошего воспитания, грязными словами не ругались, когда ломали мне кости!
Его жена закрыла лицо руками и зарыдала в голос. Эруан почувствовал себя неловко.
— Простите, я не хотел…
— Да кто бы хотел, вон как эта гадина умело спряталась, — зло прошипел Ангрим. — И где, в столице Гондора! Был бы король здесь, я б уж не поленился, дошел бы до дворца да рассказал страже, кто у нас здесь живет, пусть с ним власть имущие разбираются!
— Я завтра же его рассчитаю, пусть идет куда хочет, — на бедном лавочнике не было лица; дрожащими руками он вытащил из деревянного ящика мотки разноцветных ниток для Риан. — Надо же так вляпаться. А я думал, он по родителям покойным траур носит… но, в самом деле, не восемь же лет!
Ангриму тем временем удалось как-то успокоить свою несчастную супругу, и теперь она, достав из кармана передника платок, вытирала слезы.
— Не надо, Эруан, — ответил он. — Ты уж лучше веди себя как обычно, не подавай виду, будто мы что-то заподозрили. Лучше понаблюдай за этим пареньком повнимательнее, вызови его как бы случайно на откровенный разговор, может, что сболтнет, а то вдруг мы зря тут кипятимся и он ни в чем не виноват, просто и в самом деле по родителям траур слишком долго носит, любил их очень сильно. Пусть пока работает, как работал. Надо дождаться, пока король с войсками в столицу вернется, к тому времени что-то да узнаем, к племяннику-то его бесполезно обращаться, тому все равно, и вмешиваться он не станет. Не надо ничего предпринимать, а то вдруг он поймет что да тайком своих на помощь позовет, и пиши пропало. Сейчас ведь в городе стражи мало, все боеспособные мужчины на войне, это я, калека, здесь отсиживаюсь, пока все с Врагом сражаются. Но ничего, от меня тоже есть польза. Если этот Амарт и впрямь из арузани — надеюсь, что мало ему не покажется. Хотя тогда странно, что он к тебе на работу нанялся, морэдайн же принципиально не работают, тем более не занимаются чем-то трудным и грязным. Даже торговать в их понимании — и то дело жалких «низших», я уж не говорю о том, чтобы товары разносить или там пол в лавке мести.
Лавочник пожал плечами.
— Пол подметать или порядок наводить я его иной раз прошу, он никогда не отказывается.
— Может, тогда мы и в самом деле ошибаемся? — засомневалась Риан. — И никакой он не морадан вовсе…
— Может, и так, — согласился с ней муж. — Но лучше перебдеть, чем недобдеть, а то вражий прислужник по приказу своего повелителя и в самом деле пол мести или ящики таскать согласится, чтоб внимания к себе не привлекать. Если он действительно ни в чем дурном не замешан — так никто его и не тронет.
Ангрим собрался уходить, но вдруг остановился.
— Где он, кстати, живет?
Эруан задумался.
— Если мне не изменяет память, то, кажется, говорил, что снимает комнату или угол у Лалайт, жены гончара Асгона.
— Она к тебе за покупками часом не заглядывает?
— А то как же, заглядывает. На прошлой вон неделе за солью приходила.
— Как в следующий раз придет, — посоветовал ему Ангрим, — ты ее попроси тоже незаметно к пареньку этому присмотреться. Кто к нему приходит, о чем с ним разговаривает, что он в своей комнате делает, ну и всякое такое.
Риан снова всхлипнула и вытерла слезу кончиком платка.
***
Вот как все бывает — лихорадка,
злость, ощущение беспомощности,
которое делает хороших людей
жестокими.
Из трейлера к фильму «Бэтмен против Супермена»
Вечером того дня Риан и ее муж, как и все обычные супружеские пары, поужинали, помыли посуду, поговорили обо всяких насущных делах и легли спать, но в разных постелях. Они любили друг друга с ранней юности, но никогда не жили как муж и жена: зверства безумных морэдайн навсегда закрыли им дорогу к личному счастью и разбили в прах надежды на то, чтобы когда-нибудь иметь обычную семью и детей. С одной стороны, им хотелось этого, с другой — оба были не в силах перешагнуть через себя и дотронуться друг до друга, понимая, что между ними всегда будет стоять призрак кровожадного Миналбэля, пусть Исилдур и прикончил злобного морадана больше ста лет назад.
Когда все это произошло, Ангрим был еще совсем юным — ему не исполнилось и тридцати, вряд ли он был старше этого Амарта. Он знал о грозящих Верным опасностях, но старался об этом не задумываться и не боялся, что нечто подобное может произойти с ним самим и его семьей: молодость беспечна, а будешь забивать себе голову тревогой за будущее — так жить перестанешь. Мысли его в основном занимала Риан, которая жила с ним на одной улице; как-то раз он обмолвился при отце, что девушка ему нравится, и тот, одобрительно улыбнувшись, через пару дней пригласил ее вместе с отцом и матерью к ним в гости. Тут Ангрим наконец-то смог заговорить с Риан и понял, что она понравилась ему еще больше; когда их родители поняли, что дети друг к другу неравнодушны, то решили их поженить. Счастливые жених и невеста считали дни до свадьбы, после которой наконец-то смогут целыми днями быть вместе, но первая брачная ночь обернулась для юных супругов вместо радости сущим кошмаром. Люди не зря советовали отцу Ангрима не устраивать пышное торжество, чтобы не привлекать к себе внимания, но тот лишь отмахнулся — все-таки единственный сын женится, как не отметить такое событие! Морэдайн из Тайной Стражи во главе с небезызвестным Миналбэлем, решив испортить заклятым врагам праздник, ворвались к ним в дом и под предлогом того, что семья жениха якобы хранила у себя запрещенные книги, перебили на глазах у Ангрима и Риан всех их родичей, не пощадив даже детей, а самих молодоженов бросили в темницу.
Миналбэль требовал, чтобы арестованные сознались в несовершенных злодеяниях или, на худой конец, в укрывательстве преступников, но тем было нечего сказать. Тогда глава Тайной Стражи, взбешенный их упорным молчанием, хладнокровно надругался над юной женой Ангрима у него на глазах, глумливо смеясь над тем, что Верная тварь наверняка не касалась супруги до брака, а потом случилось самое страшное. Впоследствии, проклиная Миналбэля с его дружками и этот черный день, Ангрим думал, что лучше бы родился уродом, знай он раньше, что с ним приключится — порезал бы себе лицо ножом, чтобы на него уж точно никто бы не позарился. Конечно, тогда на него не посмотрела бы и его любимая Риан, но уж лучше бы было так и ничего этого не произошло бы. Когда-то он радовался своей молодости, красоте, тому, что на него смотрят девушки… пока Миналбэль не отдал хорошенького Верного на потеху своим прислужникам.
После сегодняшней беседы с Эруаном Ангрим не мог заснуть и лежал, таращась в потолок: встреча со странным юношей в черном вновь пробудила к жизни жуткие воспоминания о прошлом. Его несчастная Риан, которая захлебывалась слезами и молила о пощаде, а он не мог ничем ей помочь — двое морэдайн крепко держали закованного в цепи узника, не давая ему отвернуться. Миналбэлю пришлось с ней повозиться — Риан была девушкой не робкого десятка и сопротивлялась, хотя глава Тайной Стражи был намного сильнее, пыталась вцепиться мерзавцу ногтями в глаза и даже ударила его коленом в пах, но все ее отчаянные попытки отстоять свою честь только разозлили морадана. Риан рыдала в голос от боли, унижения и безысходности, и слезы на ее разбитом лице мешались с кровью, сорванный брачный наряд, красотой которого восхищались все приглашенные, валялся на полу грязной тряпкой, а Ангрим мог только смотреть на то, как Миналбэль творит с его женой все, что подсказывает ему воображение. Он думал, что хуже уже быть не может, но жестоко ошибся.
— Не говори потом, что я не предлагал тебе во всем сознаться. Последний раз тебя спрашиваю: ты будешь говорить? Да или нет? — с издевкой спросил глава Тайной Стражи.
— Нет. Мне нечего сказать, — Верный не понимал, чего тот от него хочет, в то мгновение еще думая, что это просто какая-то ошибка, хотя морэдайн хотелось просто поиздеваться над очередными жертвами и удовлетворить свою извращенную тягу к истязаниям; а для того, чтобы угодить в темницу или на костер, было вовсе не обязательно открыто идти против воли короля.
— Тебе же хуже. Начнем, — нагло хмыкнул прислужник Ар-Фаразона.
Миналбэль подошел к Ангриму и с силой ударил его кулаком в лицо. Несчастный не удержался на ногах и свалился на пол, чувствуя, как рот наполняется кровью из разбитых губ. Он не пытался сопротивляться или уклоняться, когда мучитель продолжил жестокое избиение — и бесполезно было, и оковы мешали, просто закрыл руками лицо, защищая его от ударов, и тихо вздрагивал от ужаса и боли. Морадан с наслаждением пинал беззащитную жертву коваными сапогами, в ярости не видя, куда попадает; пара ребер у несчастного пленника уже явно треснула, но Ангрим ни разу не застонал — молчал, стиснув зубы. Наконец Миналбэль, слегка подустав, грязно выругался и произнес:
— Ну что, будешь упорствовать?
— Я вам уже объяснил, мне нечего сказать. У нас в доме не было никаких книг, нас кто-то оклеветал, мы не нарушали приказ короля… — с трудом прошептал арестованный.
Миналбэль пнул его еще раз.
— На сутки в камеру.
— Не много ли? — засомневался кто-то его из подручных.
— Молчать! — рявкнул морадан. — Мало! Есть и пить не давать.
Двое гвардейцев подняли Ангрима с пола и потащили к выходу.
…Абсолютная темнота. Сырость. Связанный по рукам и ногам узник, раздетый донага, лежал на полу страшного подземного каземата. Со стен мерно капала вода, сильнейший холод пронизывал до костей, нечем было прикрыться, не во что закутаться, а из-за стягивавших все тело веревок даже нельзя было свернуться клубочком, чтобы хоть немного согреться. Два треснувших ребра невыносимо ныли, в ушах звенело, и Ангрим не помнил, долго ли так пролежал, мучаясь от дикой боли во всем теле и замерзнув до полусмерти, но в какой-то момент дверь распахнулась, и вошел Миналбэль в сопровождении четверых подручных.
— Ну что, не передумал, поганец? — глумливо захохотал он.
— Нет, — простонал Ангрим, пытаясь повернуться так, чтобы хоть как-то видеть вошедших.
— Ну ладно. Ты об этом пожалеешь. Знаешь, мальчик мой, ты очень симпатичный. Кожа у тебя просто шелковая, личико красивое, — начальник Тайной Стражи наклонился и с издевательской улыбкой провел ладонью по щеке своего пленника. — Ты понял, о чем я? Такие лапушки, как ты, иногда и собой торгуют. А я добрый, я решил позволить своим людям поразвлечься с тобой бесплатно.
Этого Ангрим уже не выдержал. Он понял, что морэдайн сорвали с него на допросе всю одежду не только для того, чтобы просто унизить и поиздеваться, зная о стыдливости Верных. По собственной наивности раньше он думал, что такое возможно только с девушками… оказалось, что нет.
— Пожалуйста, не надо! Пощадите меня! Убейте, изуродуйте, сделайте со мной что угодно, только не это! — взмолился он.
— Надо же, перестаешь упорствовать… Я знаю, как сломить таких, как ты. Давай, говори, кто еще из твоих друзей и соседей хранит у себя эльфийские книжки — и ты свободен! — самозабвенно вещал Миналбэль.
Ангрим побледнел. Он понял, что морадан хочет заставить его оговорить кого-то из знакомых, чтобы потом тоже бросить этих людей в темницу по ложному обвинению.
— Нет…
— Если ты не заговоришь, я дам им с тобой поразвлечься. Выбирай, — ухмыльнулся глава Тайной Стражи.
— Вы можете надругаться над моим телом, но вы не имеете власти над моей душой! Я не могу вам ничего сказать!
Миналбэль злобно усмехнулся.
— Как хочешь, эльфийская крыса. Я пойду, а вы тут развлекайтесь, господа, только до смерти его не залюбите.
Дверь за прислужником Ар-Фаразона с грохотом захлопнулась. Один из морэдайн, глядя на связанного юношу со сладострастной улыбкой, вставил факел в кольцо на стене и достал нож, чтобы разрезать веревки.
— Начнем, друзья мои.
Анрим уже понял, что разжалобить Миналбэля по определению невозможно, но решил попробовать упросить его подручных не делать гнусностей.
— Послушайте, я вас очень прошу, если у вас сердце есть… Не надо, не делайте ничего со мной!
— Надо же, Верная тварь пощады запросила! Не бойся, тебе понравится. Или ваш дорогой Эру это запрещает?
— А вам никто этого не запрещает?
— Не знаем, ни король, ни его советник, ни Арун-Мулькэр нам ничего не говорили! — расхохотался гвардеец. — Ну что, господа, кто желает этого красавчика первым? Не забывайте, что бесплатно.
Измученный и избитый узник попытался оказать сопротивление, но силы были явно неравны — дело кончилось только еще двумя сломанными ребрами. После веселой ночки один из солдат, охранявших тюрьму, принялся упрашивать Миналбэля перевести его охранять другое место, поскольку едва не сошел с ума от криков и рыданий несчастной жертвы. Вряд ли хоть один человек в здравом рассудке мог вынести эти вопли боли и отчаяния, поэтому просьба стражника была вполне естественна… для обычного простого человека, который просто пришел на службу и выполнял свою работу.
Наутро несчастного юношу, которому не удалось поспать ни минутки и который едва держался на ногах после развлечений подручных Миналбэля, снова потащили в зал для допросов. Морадан по-прежнему сидел за столом с неизменной злобной усмешкой.
— Ну что, расслабился вчера и получил удовольствие? Так тебе и надо. Что теперь мне скажешь? — засмеялся он.
— Нет, — прошептал Ангрим пересохшими губами.
— Говори. Я же вижу — тебе плохо, — глава Тайной Стражи изобразил на лице притворное сочувствие. — И спать тебе хочется, и есть, и пить, да и болит все наверняка. Ничего из этого ты не получишь, если не расскажешь мне все, что знаешь. Ну?
— Нет. Лучше умереть.
— Надо ж, какой упорный! — с непритворным удивлением воскликнул Миналбэль. — Слушай, парень, ты меня затрахал, я вообще-то намеревался вчера пойти и к хорошей девушке посвататься, а вместо этого оказался вынужден возиться с тобой, скотина! Что ж, мы с тобой еще что-нибудь сделаем. Посмотрим, как ты тогда запоешь. Тиски, господа. Тащите.
Лежа в ледяной камере с переломанными костями, Ангрим думал, что им с Риан пришел конец и теперь, если он не умрет от пыток, их обоих ждет мучительная смерть на костре, но двоюродный дядя юноши, единственный из его родичей, кому удалось остаться в живых благодаря счастливой случайности — в день свадьбы Ангрима он был болен и не пришел на праздник, решился на отчаянный шаг, чтобы спасти своего несчастного племянника и его жену. Будучи человеком относительно состоятельным, он продал все свое имущество и предложил морэдайн огромную взятку за жизнь и свободу Ангрима и Риан. Один из гвардейцев оказался то ли слишком жадным, то ли не в меру жалостливым и согласился поправить свое финансовое положение. Солгав Миналбэлю, что арестованные умерли от пыток, он отдал едва живых пленников их родичу.
Звать врача или даже знахарку было рискованно, и дядя Ангрима, которого приютили у себя какие-то случайные знакомые, выхаживал искалеченных родственников сам. Его племянник, лежа в жару и бреду, постоянно думал о том, жива ли Риан. К счастью, та не умерла, хоть жестокое надругательство не прошло бесследно. Бедная женщина клялась, что непременно, как только разрешится от бремени, утопит отродье Миналбэля в ведре с водой или закопает живьем в огороде; люди смотрели на нее с сочувствием и не высказывали неодобрения — по всей Роменне тогда было много тех, у кого от рук морэдайн погибли друзья и родичи, кто стал жертвами изощренного насилия, пыток, избиений, а то и банальных грабежей, лишился жилья, имущества, стал глубоким калекой… К счастью, делать этого Риан не пришлось — девочка, то ли почувствовав намерения своей матери, то ли просто не захотев жить в этом жестоком мире, родилась мертвой. В итоге Ангрим и его жена постепенно оправились после перенесенных страданий, пусть бывший пленник без помощи врача и остался хромым на всю жизнь, но с тех пор так и спали в разных постелях — одна мысль о близости с собственной женой повергала несчастного в ужас, собственное тело казалось ему изломанным, оскверненным, отвратительным, он боялся смотреть на себя в зеркало, да и Риан чувствовала себя не лучше. Покинув Эленну на корабле Исилдура, они думали, что опасность миновала и больше ни с кем из их народа никогда такого не случится, хотя забыть пережитое все равно не сумели. Сейчас окончательная победа над злом была близка, и люди радовались, что все позади, но неужели один из приверженцев Врага сумел проникнуть сюда, в Осгилиат? Что он здесь выведывает? И ведь кого морэдайн выбрали для грязной работы — совсем молоденького парнишку, у них с Риан, если бы они все-таки решились подарить жизнь ребенку, мог бы быть такой сын!
Поймав себя на этой мысли, Ангрим почувствовал досаду, злость и жажду мести. Нет, так нельзя, конечно, мальчишке, если он и в самом деле из этих, действительно задурили голову и он не понимает, какому страшному злу служит, но это не повод жалеть морадана, каким бы юным и симпатичным тот ни выглядел. Ведь в свое время никто не пожалел и не пощадил ни их с Риан, ни их близких!
Он повернулся на бок и закрыл глаза. Сон не шел, но надо было все же постараться заснуть, иначе наутро будешь чувствовать себя разбитым…, а потом выяснить, что за человек этот Амарт, и если он действительно носит траур по родным, то ему сильно повезло. А вот если это мораданское отродье… Ангрим никогда не был кровожадным, жестоким и мстительным человеком, даже к тому, что приходится рубить головы предназначенным в еду домашним животным, он относился как к досадной необходимости, но тут внезапно ощутил восторг и злорадство, представив себе, как юного морадана тащат со скованными руками в темницу через весь город или жгут живьем на костре. Придется взять все в свои руки и защитить себя и Риан, да и не только себя, потому что он не имеет права допустить, чтобы еще какие-нибудь несчастные пережили в застенках у морэдайн то же, что и они! Теперь они уже не беспомощные и бесправные подданные негодяя Ар-Фаразона, который мог бросить их в тюрьму или убить на основании того, что ему просто так захотелось. Если Эруан или Лалайт заметят что-то подозрительное, он тотчас же пойдет к королю и расскажет ему о юном морадане, а тот пусть уж сам решает, что делать с этим Амартом, благо ему как наследнику рода Элроса тоже есть за что поквитаться с арузани.
***
Раздав заказы покупателям и получив с них деньги, Амарт вернулся в лавку, передал всю выручку Эруану и помог тому навести порядок в погребе и вытереть пыль с полок и прилавка. Собираясь домой, он купил себе немного засахаренных фруктов к чаю, две толстых восковых свечи и несколько листков белой харадской бумаги.
— Дорого бумага-то стоит, — сокрушенно покачал головой торговец, когда юноша отсчитывал ему деньги. — Наверное, милой своей хочешь письмо написать? Думаю, она оценит. Когда я был молодым, то своей будущей жене тоже стихи под дверь подсовывал. Потом спустя много лет нашел у нее в комнате шкатулку с моими посланиями — так самому стыдно стало, что за чушь сочинял!
Лавочник рассмеялся. Амарт, напротив, смутился.
— Нет у меня пока что милой, — ответил он. — Я иногда стихи сочиняю… сказки…
— А что за стихи? — поинтересовался Эруан. — Может, покажешь?
Юноша опустил глаза и смутился еще больше.
— Да это тоже чушь… Просто так…
Попрощавшись с торговцем, он пошел домой; на улице было довольно холодно и уже смеркалось, и он, придя в свою комнату, сразу развел в очаге огонь и зажег свечу. Юноша не сразу снял уличную одежду — подождал, пока дома станет хоть немного теплее, а потом, повесив плащ на вбитый в стену гвоздь, принялся готовить ужин. Намазав сковороду куском сала, он развел муку водой, добавил немного соли и сделал себе несколько лепешек. Утолив голод, он вскипятил чайник, заварил свежий чай и сел за стол. Вчера он начал писать рассказ о любви менестреля Гэлрэна к прекрасной Элхэ и даже успел сочинить стихотворение, которое тот мог бы посвятить своей возлюбленной, но у него было слишком мало бумаги. Теперь он купил еще немного и решил продолжить свое повествование.
Сердце мое — в ладонях твоих,
Вместо цветов ландыша — спелые ягоды,
Схожие с каплями крови,
Крови твоей, моя жизнь…
Взяв с потемневшей от времени деревянной полки перо и чернильницу, он аккуратно, стараясь не посадить кляксу, вывел на листе новую строку.
«Гэлрэн огорчился, когда Элхэ не взяла его венок; разумом он понимал, что у него больше нет надежды на взаимность, но в душе еще надеялся на то, что когда-нибудь она все же ответит на его чувство. Однако сердце Элхэ было отдано другому, и сама она в тот миг еще не знала, что пронесет эту любовь и память обо всем случившемся через века и тысячелетия…»