Золотой рассвет. Часть 3. Начало Эпохи

К немалому удивлению Валандура, семья его суженой не сказала ему ни единого дурного слова и ничем не попрекнула — напротив, ее родители постелили им общую постель в одной комнате, словно они уже были мужем и женой, а когда он заикнулся о немедленной свадьбе, посоветовали ему сначала отдохнуть с дороги и прийти в себя, а все важные вопросы обсудить утром на свежую голову. Где-то в полночь, когда они с Айор уже почти заснули, в своей колыбельке заплакал маленький Орхальдор. — Похоже, мокрый, есть он вряд ли хочет, я его недавно кормила, — молодая мать хотела было встать к младенцу, но Валандур ее остановил. — Лежи и спи спокойно, я сам займусь ребенком, — сказал он. — Ты и так по моей вине наверняка во время родов много чего натерпелась, что и вспомнить страшно, мне не стоило… — Ой, опять та же песня, прекрати ты наконец, — возразила ему Айор. — Можно подумать, что ты один удовольствие получал, а я как бревно лежала и в потолок смотрела. Между прочим, это я первая полезла к тебе целоваться, так что это ты спи. В итоге они решили, что займутся младенцем вместе; Валандур даже и не представлял себе, что судьба наконец над ним смилостивится и что он сможет вот так вот держать на руках своего ребенка — живого и здорового — и радоваться этому. Он вспомнил о том, как умер его первый сын — несчастный малыш был настолько тяжело болен, что смерть стала для него избавлением — и подумал, что ему до сих пор не верится в то, что после сущего кошмара ему все же улыбнулось счастье. Конечно, покойные родители бы не одобрили, что он решил после смерти Вардильмэ жениться снова и его второй женой станет южанка, но лишь благодаря этой удивительной женщине он вообще остался жив и не выпил яд. — Айор, — осторожно решился спросить он, — ты точно на меня не в обиде? — Точно, — с легкой укоризной ответила она. — Я же сама этого хотела. Сколько ты еще будешь меня об этом спрашивать? * На следующий день Валандур снова сказал родителям Айор, что хочет как можно скорее назвать их дочь своей женой. В знак серьезности своих намерений он положил перед ними на стол золотой самородок. — Я забрал из своего дома все ценности и накопления, какие смог, — сказал он. — Думаю, этого нам на первое время хватит, и на свадьбу, и на хозяйство. Я люблю вашу дочь и хочу как можно скорее на ней жениться. Отец невесты по-прежнему без единого упрека в адрес будущего зятя — Валандур не переставал этому удивляться, ведь на родине его за такое давно бы по стенке размазали и на весь город осрамили! — пошел в местный храм и договорился там со жрецами о церемонии бракосочетания. Свадьбу назначили на шестое октября; Валандур, все еще по-прежнему не веря до конца в то, что ему так повезло, с нетерпением ждал того дня, когда их с Айор наконец-таки объявят мужем и женой, но время от времени его безоблачное счастье с невестой и маленьким сыном, которого он ей, невзирая на все протесты, отдавал только кормить, омрачали тяжелые мысли. То и дело он вспоминал о своих друзьях, которые сейчас должны были направляться в Арнор; он был уверен в том, что с ними все благополучно, но тем не менее его все равно волновало, как они там и что о нем думают — ведь наверняка они считают его предателем и дезертиром. * Элендур забылся тяжелым беспокойным сном, а когда наконец проснулся, то сразу услышал знакомые голоса: один точно принадлежал Тхэссу, а вот насчет второго он засомневался — вроде да, голос знакомый, но, может, показалось? — Конечно, можешь с ним поговорить, — заверил полумайа своего собеседника, — ему уже немного лучше по сравнению с тем, что было. Не переживай, жить будет, скоро встанет на ноги — ну, шрам останется безобразный, но хорошо, что не на лице, под одеждой не видно. Тот, с кем он разговаривал, прошел в комнату, и Элендур не то с удивлением, не то с облегчением узнал своего старого знакомого — Гил-Галада. Так вот кого Тхэсс имел в виду! — Aran Meletyalda, — тихо поприветствовал его нуменорец. — Вы все-таки живы. Гил-Галад попытался изобразить ободряющую улыбку, что далось ему нелегко — прошлой ночью он нализался так, что ему и в самом деле стало плохо, и почти до рассвета его выворачивало наизнанку в уборной. Келебримбор, впрочем, все понял и не попрекнул брата ни единым словом — напротив, он принес ему чашу с отваром, который снял последствия необдуманной попойки, и уложил его спать. Несмотря на отвратительное самочувствие, проспал он недолго — ему не давало покоя случившееся с его родичами, поэтому, как только он узнал о том, что Элендур пришел в себя и в состоянии говорить, то сразу же пошел к нему. — Я жив, ты не обознался, со мной все прекрасно. Ты сам… хотя не говори, я и сам все вижу, попал ты в передрягу. Мне очень жаль, — эльф решил, что наилучшим решением будет сейчас не говорить ему ничего про отца — бедняга и так не в лучшем состоянии. — Ну ничего, самое главное — что сейчас ты с нами и в безопасности. Элендур окинул своего дальнего родича внимательным взглядом. Прошло от силы два года, а Гил-Галад так сильно изменился, одежда на нем совсем непривычная, коротко обрезанные волосы едва-едва успели отрасти со дня той ужасной истории с Амартом, лицо загорелое, словно он все это время на юге провел, однако он, несмотря на все это, остался прежним Гил-Галадом, всегда готовым помочь другим и поддержать их в трудный час. — Aran, скажите мне только одно, — он хотел добавить «чтобы я мог умереть спокойно», но счел за лучшее не озвучивать эту мысль, — чтобы меня совесть постоянно не мучила, а то после того, как я за невиновного не заступился, она мне покоя не дает. Я уже понял, что тогда это были все-таки вы, а не каукарэльдо… скажите мне, тот юноша, которого мой отец отправил на костер, а вы его спасли, Амарт — он жив? Или никто не смог ничего сделать? Он умолк, будто эти слова отняли у него последние силы. Гил-Галад взял его за руку, и во взгляде эльфа не было ни капли осуждения — только сострадание и сочувствие. — Не переживай так и не казни себя, ты сделал все, что мог. А что тебе еще было нужно предпринять в таком случае — взять меч и родного отца зарубить, и Валандура вместе с ним? А с Амартом все хорошо, я его не так давно навещал, когда вернулся с востока от своих дальних родичей — он шел на поправку, но ты об этом поподробнее лучше вон Тхэсса расспроси, это он его лечил. — Спасибо вам, — Элендур почувствовал, что у него камень с души свалился. — Ведь только благодаря вам этот юноша жив остался. — Все будет хорошо и у него, и у тебя. Все пройдет. Все самое страшное уже позади, раны заживут, и все постепенно забудется, пусть тебе сейчас и сложно в это поверить. Старший сын Исилдура, конечно же, не верил в его слова, как не верил и Тхэссу, ему казалось, что оба они лишь напрасно его утешают, а на деле просто продлевают его мучения, но после жесткой отповеди родича возразить эльфу он не решился. Ну да ладно, по крайней мере, он умрет с чистой совестью, лишь благодаря Гил-Галаду никто из дунэдайн не стал жестоким убийцей невиновного. — Как вы выжили? — спросил он короля Нолдор. — Я думал, что Элронд вас убил. И если уж вы сумели от него вырваться… как слуги Саурона с вами не расправились? Эльф подумал, что, с одной стороны, не стоит утомлять разговорами человека, который совсем недавно был на грани смерти, с другой — он понимал, что Элендура, потерявшего едва ли не всю семью и пережившего неимоверные страдания и ужас, надо хоть немного отвлечь. Он начал рассказывать ему о том, как жил все это время — о своей встрече с братьями, которых он считал давно погибшими, о свадьбе с Эрилинлэ и примирении с Сауроном, о том, как узнал о жутком происшествии с Амартом, и о многом другом — в этот миг он подумал, что вся его прежняя жизнь по сравнению с нынешней была каким-то гнилым болотом. — Так что теперь у меня есть своя семья — жена и маленький сын. После того, что случилось с твоей покойной бабушкой, я, признаюсь честно, очень боялся за Эрилиндэ, когда ей пришло время рожать, но, к счастью, все прошло благополучно. Элендур слабо улыбнулся, про себя не переставая удивляться такому повороту событий. — Как назвали? — Нендил. — Красивое имя. Гил-Галад не знал, не сболтнул ли ненароком чего лишнего, что могло сильно расстроить его несчастного родственника, но тому, казалось, немного полегчало даже от одного его присутствия. — Потом я съездил в гости к своему дяде Майтимо, — продолжал он, — попросил прощения за свою глупость у него и у Макалаурэ с Элеммакилом. Они меня недаром предупреждали… они-то были правы, а я вот, увы, нет. — Если бы мы все знали раньше, — тихо ответил Элендур, — если бы вы знали… а я узнал и не смог ничего сделать… — А у меня к тебе в связи с этим как раз один важный вопрос, — король Нолдор внезапно помрачнел. — Сейчас мы пытаемся разобраться, чьих именно грязных рук это дело. Тот устало прикрыл глаза. — Мы оба это знаем. Элронд. — Тут все не так просто, — покачал головой эльф. — В общем, у меня к тебе вот какая просьба. Только не сейчас, а когда ты хоть немного окрепнешь и в себя придешь. Ты успел увидеть того, кто пытался тебя убить? Даже не лицо, а хотя бы в общих чертах? — Да. Там было темно, но я его увидел… я его очень хорошо разглядел. Эльф встал со стула. — Потом, когда ты будешь в состоянии, — попросил он, — покажи его нам с Майроном. По осанвэ. Мы хотим знать, кто именно это был. Вполне вероятно, что мы оба его знаем. Такая перспектива, впрочем, привела Элендура в ужас, что было неудивительно. — Покажу, — твердо ответил он, — но только тебе. Не ему. Эльф попытался что-то возразить. — Я тебе говорю, что мы оба должны его увидеть. — Aran, вы издеваетесь? Вы хотите, чтобы я открывал свой разум этому чудовищу и мысленно с ним говорил? Гил-Галад понял, что слишком поторопился. — Прости, я не хотел тебя пугать. Только нам очень нужно увидеть того, кто хотел тебя убить. Это важно. Элендур снова прикрыл глаза. — Да какое это имеет значение… Эльф не знал, как его поддержать и пожалеть — у него было странное чувство, будто он утратил доверие своего родича, и думал о том, что теперь делать. — Для меня — имеет. Я хочу знать, кто с тобой такое сделал. — Вы и так знаете. Только не надо предлагать мне осанвэ с Сауроном — на такое я не согласен. Король Нолдор вздохнул. — Ну хорошо, я тебя устрою? Мне все-таки нужно увидеть образину этого урода. Свою семью я никогда никому не прощу. Ладно, давай пока не будем об этом, мы еще успеем с тобой побеседовать, а сейчас попробуй лучше немного поспать. Все будет хорошо. — Спасибо… Некоторое время оба молчали, потом губы эльфа тронула печальная улыбка. — Зря ты Майрона так боишься. На самом деле он не такой плохой, как ты думаешь. — Я никого не боюсь, даже его. Просто на то, что вы мне предложили, я не согласен. Сами-то пробовали? Гил-Галад хихикнул. — Уж поверь мне, пробовал, никто меня не съел и рассудка я не лишился. * После того, как Исилдур вместе со старшими детьми покинул Осгилиат, Аллуа, не теряя времени, решила в свою очередь как можно скорее собираться домой. Пришла пора возвращаться: с одной стороны, у нее, конечно, останется приятное воспоминание, да и появлению на свет ребенка она будет очень рада, с другой — безусловно, куда лучше было бы, если бы такого не произошло. С тех пор, как умер ее муж Ауранна, к ней пытались свататься многие мужчины, да и она сама не отказалась бы распрощаться с одинокой вдовьей жизнью, если бы ей повстречался действительно достойный претендент на ее руку и сердце, но ни один человек пока не смог понравиться ей так, чтобы она дала ему свое согласие. Нынешний верховный король дунэдайн, впрочем, был бы очень неплохим вариантом — а что, такой писаный красавец! — если бы не одно «но», вернее, даже несколько: во-первых, не свободен, а чужого ей не надо, да и местные законы не дозволяют развод даже по взаимному желанию и согласию супругов, во-вторых, он все-таки из Верных, к тому же знатного рода, и этим все сказано. Разумеется, это было не слишком приятно — в кои-то веки раз ей повстречался человек, который смог ее заинтересовать, но по целому ряду причин они не могут быть вместе, однако Аллуа радовало другое: ребенок, рожденный от такого отца, наверняка возьмет от него все самое лучшее и будет напоминать ей о странном приключении на войне, которого она уж точно не ожидала. Все эти месяцы они жили, избегая откровенных разговоров, стараясь не задаваться вопросами о причинах, толкнувших их в объятия друг друга, и не загадывая, что ждет их в будущем. Узнав о предстоящем отъезде Исилдура в Арнор, Аллуа приняла нелегкое, но единственно возможное решение: сразу после этого незамедлительно покинуть Гондор, и больше верховный король дунэдайн ее не увидит — конечно, потом ему будет очень больно, но так лучше для всех. Вообще-то она собиралась сбежать в Ханатту после их первой встречи наедине еще в Мордоре, однако он почему-то решил, что она для него прямо-таки запредельно важна, а то, не ровен час, и вообще в самом деле в нее влюбился, а она не решилась настаивать на своем уходе и лишний раз кого-то злить — история с Амартом доказала, что последствия необдуманного поведения могут быть непредсказуемы, еще хорошо, что ее саму в итоге вместе с этим безмозглым юнцом на костер не отправили. Однако теперь час настал, и долго размышлять Аллуа не стала. Пришло время возвращаться домой, в конце концов, появления на свет младенца она ждала только в декабре, а сейчас шел сентябрь, и у нее как раз была возможность благополучно добраться до своих родственников на юге. Вытащив из-под кровати заранее припасенную дорожную сумку, она усмехнулась: интересно, какое будет выражение лица у Денны, когда он снова ее увидит и все поймет? Потом она быстро сложила туда все свои вещи: вот ожерелье из мифрила с алмазами, как раз подарок Исилдура — можно будет его надевать и вспоминать, как жаль все же, что они ни при каких обстоятельствах не будут вместе… Обидно, конечно, но тут ничего не попишешь — если бы не все дурацкие законы, придуманные светлятником исключительно для того, чтобы отравлять людям и эльфам жизнь, всем было бы куда легче. Насколько же лучше в Ханатте, там нет этих предрассудков, живи с кем пожелаешь и разводись, а потом вступай в новый брак хоть двадцать раз, хоть сто, никто и слова не скажет, все свободны! Тут же и вторично выйти замуж или жениться не смей, потому что так решили великие Валар — убийцы, палачи и мучители как своих, имевших несчастье им довериться, так и чужих. Бросив печальный взгляд в окно, она взялась за дверную ручку, но обнаружила, что дверь не открывается. Сначала Аллуа решила, что замок просто заклинило, но после второй попытки заподозрила неладное. Так и есть: заперто снаружи. Мысленно она приказала себе не паниковать: вполне вероятно, что кто-то запер дверь по ошибке, но даже если это и не так, нужно сначала все выяснить, а потом уже действовать по обстановке. Она села на кровать, решив немного подождать, и где-то через полчаса до нее донесся голос Менельдила, которому Исилдур поручил править Гондором в свое отсутствие: — Леди Аллуа, вы уже проснулись? Чувство того, что что-то явно неладно, в этот момент стало еще сильнее. Эльфийка осторожно подошла к двери. — Уже давно, — она попыталась изобразить неведение и снова дернула за ручку двери, будто собиралась ее открыть и впустить гостя. — Не пытайтесь выйти, — в голосе Менельдила зазвенел металл. — Зачем вы заперли дверь? — Аллуа сделала вид, что ничего не понимает, но ей уже стало ясно: племянник Исилдура задумал какую-то гнусность. Ей давно бросилось в глаза, что сынок высокомерной мораданэт время от времени кидает на своего двоюродного брата Элендура довольно злобные взгляды, но она не придала этому значения: мало ли, всякое бывает — может быть, братья просто не ладят, в конце концов, какое ей дело до отношений в чужой семье, тем более что она в их доме лишь случайный временный гость. Однако теперь она все отлично поняла: было похоже на то, что любящий племянник уже давно спланировал против дяди и братьев что-то нехорошее. — Ради вашей же безопасности, — почтительным тоном ответил он. — Я очень сожалею о том, что в плену вам пришлось пережить… всякое, но сейчас все позади, и я надеюсь на то, что в ближайшее время вы наконец-то сможете увидеться с теми, кто дорог вашему сердцу. Однако я пообещал им, что передам вас только им лично с рук на руки, поэтому я и запер дверь на ключ — чтобы уж никто больше не причинил вам вреда, пока вы вынуждены находиться здесь. Честно говоря, я и не думал, что мой дядя способен на нечто подобное, но вам больше нечего бояться, сюда он, осмелюсь надеяться, больше не вернется. Аллуа похолодела от испуга, но тут же снова взяла себя в руки. Читать Менельдилу мораль о том, что он подлый ублюдок, будет попросту глупо и бесполезно — он считает, что он прав, и все равно поймет все по-своему, хотя на деле-то цель у него одна — чтобы его задница прочно сидела на гондорском троне. Однакое если скажешь — обидится да еще разозлится. Поэтому во избежание неприятностей эльфийка решила изобразить хорошую мину при плохой игре и дождаться Денну — уж на него она могла положиться всегда и во всем. Если бы не ее нынешнее состояние, она спокойно задурила бы мерзкому племянничку Исилдура голову, вылезла бы в окно, и по ту пору ее бы и видели, но сейчас ей приходилось думать не только о себе, поэтому такой выход из положения отменялся. Нет, не зря ей этот Менельдил сразу не понравился — в отличие от спокойного и выдержанного Элендура, парень скрытный, себе на уме, а тут еще и выяснилось, что он придумал какую-то пакость, чтобы избавиться от дяди, а потом со спокойной совестью занять трон и делать, что хочется! Вот ведь злобный ублюдок! Однако придется какое-то время, пока за ней не приедут Денна и Сайирхатта, делать вид, будто все в порядке — она уже успела понять, что Менельдил довольно-таки опасен. — Все необходимое у вас будет, не беспокойтесь об этом, — продолжал тем временем нуменорец вкрадчивым голосом. — Кстати, как вы себя чувствуете? — Все в порядке, спасибо, — ровно ответила Аллуа. Ага, чуть ли не заискивает, значит, все-таки кого-то побаивается — неужто Денны? А вот это не зря, Третий за членов своей семьи любого в порошок сотрет. — Отдыхайте, — любезно посоветовал он. — Если вам что-либо нужно, то зовите меня, я прикажу — из-под земли достанут. Учтиво попрощавшись, он ушел, а Аллуа еще долго стояла около двери и вслушивалась в то, как его шаги затихают в коридоре. Ребенок в ее чреве беспокойно задергался — видимо, почувствовал ее состояние и понял: что-то не так. Она провела рукой по животу, чтобы немного успокоить малыша. — Иэрнэр, — еще до появления сына на свет она дала ему имя, — похоже, что у твоего папы большие неприятности, а я ему ничем помочь не смогу, придется ему и твоим старшим братьям самим из этого выпутываться. Зато у тебя есть твоя мама, и с ней ты можешь ничего не бояться. Я тебя в обиду не дам, а еще скоро за нами приедет Денна, и мы отправимся домой. Тот, услышав голос матери, и в самом деле успокоился и затих, но у самой Аллуа на душе было очень тревожно. Она не знала, что за мерзость задумал Менельдил, и ей очень не хотелось, чтобы с Исилдуром и его старшими сыновьями что-нибудь случилось — и ведь не предупредишь теперь, ничего не скажешь, они все далеко, а она застряла здесь, в Осгилиате. Оставалось лишь ждать и надеяться на лучшее. * Время тянулось долго и медленно — Валандур с огромным нетерпением ждал дня своей свадьбы, и еще никогда недели не казались ему настолько длинными. Погода на жарком юге постепенно менялась — конечно, зимой здесь и не пахло, но все равно к началу октября стало немного прохладнее, а третьего числа даже прошел довольно сильный дождь, пусть лужи и высохли в два счета. — У вас в Гондоре я впервые увидела снег, — как-то раз поделилась с ним Айор, когда он заговорил с ней о погоде. — У нас его почти никогда не бывает, разве что высоко в горах. — Вот и хорошо, что не бывает, — ответил Валандур, — я снег и дождь терпеть не могу, поэтому мне у вас и нравится. Родители Айор заказали у лучших мастеров города подвенечные наряды для жениха и невесты; когда будущих супругов позвали примерить эти роскошные одеяния, невеста заметила, что по лицу ее нареченного пробежала внезапная тень. — Что-то не так? — осторожно поинтересовалась она. — Все хорошо, не обращай внимания. Все даже лучше, чем может быть. Я просто вспомнил всякое. Когда я брал в жены свою покойную Вардильмэ, мы были лишены всего этого. Если бы… — он не договорил. — Прости. Я не хотела этого касаться, если тебе до сих пор больно вспоминать… — Я тебе говорю, не обращай внимания, в этом нет твоей вины — и быть не может, — Валандур отрешенно посмотрел в сторону. — У нас не было денег на такие наряды, ведь свихнувшийся Ар-Фаразон душил всех непомерными налогами, так что по праздникам мы просто надевали лучшее из того, что у нас уже было. Не стоило надевать ничего яркого, — он окинул взглядом платье своей невесты, сшитое из ярко-алого шелка и украшенное золотыми нитями, — ты рисковал привлечь к себе внимание арузани, а они в свою очередь могли бросить тебя в темницу и сотворить с тобой все, что подскажет им больное воображение — живым из застенков Ар-Фаразона на моей памяти почти никто не выбирался, а если такое и случалось, то лучше бы не выбирался, потому что превращался в искалеченную телом и душой тень себя прежнего. Устраивать пышное торжество тоже не стоило — просто скромный обед в кругу семьи, иначе… я тебе уже все рассказал. В ночь с пятого на шестое октября, прямо перед своей свадьбой, Валандур никак не мог заснуть — ему по-прежнему не верилось в то, что все это происходит с ним. Айор проснулась, чтобы попить воды и покормить ребенка, и увидела, что ее почти что уже муж лежит с открытыми глазами и смотрит в потолок. — Не спишь? — тихо спросила она. — Да, не могу что-то заснуть, мысли всякие в голову лезут. После того, что я натворил, мне казалось, что ничего хорошего в жизни у меня уже не будет, что судьба мне непременно отомстит за то, что я сделал с этим Амартом. Миналбэль ведь в итоге жестоко поплатился за свои выходки — его мой лучший друг Исилдур мечом проткнул. Морэдайн догадывались, что это он, но доказать ничего не смогли, тем более что за него кто-то из соседей заступился — соврали, будто бы он в тот день в другом месте был. — Ну, это ему сильно повезло, — сказала Айор. — Если бы им удалось доказать, что это он убил Миналбэля, то не сносить бы ему головы, да и не только ему, но и всем его родным и близким. Жених и невеста проговорили почти до рассвета — Валандуру время от времени даже казалось, что он знал эту девушку всю свою жизнь и может говорить с ней буквально обо всем. — То, что с тобой случилось, не скоро забудется, — успокоила его Айор. — Однако то, что ты вообще смог выжить в этом кошмаре, хорошо само по себе, иначе я бы сейчас с тобой не разговаривала. Конечно, ты еще долго будешь все это переживать, будут и кошмары сниться, и мысли всякие мучить, да ты и сам все понимаешь. — Для меня главное, что ты меня понимаешь, — ответил он. Пришло время готовиться к свадебной церемонии. С рассветом город начал постепенно просыпаться — яркие лучи солнца оживили краски зданий и пышно цветущих деревьев, усыпали золотом гладь реки. В полдень жених и невеста в сопровождении родных и знакомых семьи вошли в храм, фасад которого был выкрашен в ярко-алый и золотой цвета, как и праздничные одежды будущих супругов. Внутри было прохладно и относительно темно, если не считать горевших повсюду маленьких светильников и большого огня в чаше посреди зала. Валандур не слишком хорошо себе представлял, что делать, поэтому всецело доверился Айор и ее родственникам. Церемонию должен был провести главный жрец местного храма; он поприветствовал желающих вступить в брак, а потом поинтересовался, по доброй ли воле они пришли сюда и не связаны ли семейными узами с другим человеком. — Я пришла в это священное место по доброй воле, — ответила Айор. — Я свободна и хочу взять этого человека в мужья, чтобы жить с ним в любви и согласии до тех пор, пока нас не разлучит смерть либо один из нас не захочет по своему желанию расторгнуть наш союз. Валандур на одном дыхании произнес те же слова брачной клятвы; многое в местных обычаях казалось ему странным — в частности, то, что брак можно расторгать по желанию одного из супругов, но ему слишком хотелось быть вместе с Айор, пусть даже он брал ее в жены и не по законам дунэдайн, однако он сам отрезал себе путь в прошлое. Жрец велел жениху и невесте подойти к священному огню посреди храма. — Если вы тверды в своем желании стать мужем и женой, — сказал он, — я прошу вас в знак этого соединить ваши руки над священным пламенем. Валандур с радостной улыбкой протянул руки навстречу Айор и взял ее ладони в свои. Он чувствовал кожей жар, исходящий от огня, но он был не обжигающим — скорее согревающим и приятным. В волосах его невесты вспыхивали яркие огоньки самоцветов, а на ее лице было выражение беспредельного счастья. Внезапно ему снова вспомнилась его первая свадьба — ни он, ни Вардильмэ так не радовались тому, что теперь могут быть вместе… Считанные мгновения, когда он держал за руки свою невесту и чувствовал тепло огня, показались ему вечностью. Благоговейную тишину разорвал голос жреца: — Теперь вы муж и жена. Живите долго и счастливо в мире и согласии, и да благословит ваш брак Великое Солнце. Под сводами храма разнеслись ликующие возгласы младших жрецов и гостей, наперебой поздравлявших молодоженов. Рука в руке Валандур и Айор спустились по ступеням храма и прошли по каменным плитам, сквозь которые пробивалась трава. — Знаешь, — внезапно сказала Айор, — еще до нашего знакомства, вернее, даже еще до войны, мы с Аллуа как-то раз решили погадать. И вот мне выпало, что я выйду замуж и у меня будет ребенок. Я тогда решила, что гадание лжет, быть такого не может, просто день для него неблагоприятный. Оказалось, что это я ошиблась — оно не лгало. Потом я об этом совершенно забыла — то одно, то другое, из головы вылетело, а тут вот вспомнила. — Я очень рад, что все так вышло и я встретил тебя. А ты сама не жалеешь, что оставила свое служение? — Валандур подумал, что это могло быть очень важно для его жены, а теперь по его вине она потеряла часть своей жизни. Молодая женщина радостно улыбнулась. — Ну… разве что совсем немножко, зато у меня есть ты и Орхальдор, и я вас люблю. — Думаю, у нас еще дети будут, — с надеждой произнес новобрачный. — Я тоже вас люблю, тебя и нашего сына. Вы — самое дорогое, что у меня есть. — Конечно, будут, — ответила его жена. По возвращении домой молодоженов ждал богато накрытый родственниками стол; на время торжества присмотреть за младенцем согласилась одна из соседок. Потом, когда гости разошлись и молодые супруги остались одни в своей спальне, Валандур, уже готовясь ко сну, вспомнил о своих друзьях, оставшихся в западных землях. — Как-то там сейчас Исилдур и его дети, — сказал он, снимая свой праздничный наряд. — Наверное, уже в Арноре. — А там холодно, — улыбнулась его молодая жена, надевая новую ночную рубашку из нежно-персикового шелка. — И дождь. А может, уже и первый снег. — И первые морозы ударили, — ответил бывший гондорский военачальник. Он и предположить не мог, что в этот день, когда он праздновал свою свадьбу и который мог по праву назвать самым счастливым в своей жизни, его лучший друг лежал при смерти. * Со страшной ночи на берегу реки прошло уже двое суток. Король Нолдор едва ли не все время проводил у постели своего несчастного родича, но тот по-прежнему не приходил в себя и лежал неподвижно с закрытыми глазами. Эрион, видя, как эльф переживает, настоятельно посоветовал ему даже и не надеяться на лучшее. — Мне не слишком приятно тебе такое говорить, — произнес он. — однако надежды почти нет, скорее всего, он уже и не очнется, дело не просто плохо — не знаю, зачем Властелин тебя обнадеживает, но с такими ранами не живут. Знаешь, в чем беда моего народа? А в том, что мы слишком живучи и выносливы. С одной стороны, это и хорошо — нуменорец может выкарабкаться после достаточно тяжелых, но не смертельных ран, с другой — ты все видишь сам, да и я как врач много раз видел. Там, где другой умер бы на месте безо всяких лишних мучений, мой соплеменник может промучиться еще много дней, и лучше бы Властелин дал ему спокойно умереть у нас на столе, а не затягивал агонию. В следующее мгновение он пожалел о том, что только что сказал — Гил-Галад смотрел на него, с трудом сдерживая рыдания. — Неужели совсем ничего нельзя сделать? — Есть у меня одна идея, только это, во-первых, очень небезопасно, во-вторых, я сомневаюсь в том, что ему это вообще поможет. У него не просто смертельные раны, но и страшная потеря крови. Можно попробовать сделать переливание, но тут последствия непредсказуемы. Я в свое время еще на первой своей работе сделал много попыток такого, но результат был примерно серединка на половинку — иногда люди выживали, а иногда умирали в муках. Пока что мне не удалось полностью понять, как это действует, но могу сказать одно — если я переливал кому-либо кровь его близкого родственника, успешных случаев было куда больше. Однозначно совместимы в этом близнецы, но если брата или сестры у пациента нет, то может подойти кто-то из кровных родичей, хотя и не всегда. Дело рискованное, но и это может не помочь — да я уверен, что в нашем случае и не поможет. Гил-Галад хотел было сказать, что ради спасения своего родича готов и на такое, но кто-то внезапно вмешался, не дав ему даже и рта открыть. — Его я в этих целях использовать не советую, мой милый братец недавно напился в хлам и блевал в туалете, уж не знаю, какой у него там после этого коньяк вместо крови, а вот я, думаю, могу тебе подойти. Мы с Исилдуром кровные родичи, более того, Эарендил — мой сын, а это значит, что люди из рода Элроса — мои прямые потомки. Думаю, что хуже никому от этого уже точно не станет. Король Нолдор обернулся и увидел, что за его спиной стоит Маэглин. — Так, братишка, пошел вон, иди поспи, — приказал он королю Нолдор. — Тебе отдохнуть надо, а мы все-таки попробуем попытать счастья. Пятый нерешительно кивнул. Гил-Галад направился к выходу. — Спасибо тебе, — сказал нолдо Эриону уже в дверях. — Это за что еще? — удивился Пятый. — Если бы я вашего родственника на ноги поставил, можно было бы и благодарить, а так сдается мне, что он все равно последние часы доживает. Я все-таки военный врач и лечу раненых, а не возвращаю никого с того света, тем паче в тех случаях, когда повреждения несовместимы с жизнью. Тот ничего не ответил и вышел из комнаты, напоследок бросив взгляд на Исилдура; тот по-прежнему лежал не шевелясь, с закрытыми глазами.