Золотой рассвет. Часть 3. Начало Эпохи

Прошло еще два дня. Гил-Галад надеялся на лучшее, но никаких изменений, несмотря на все усилия Саурона и Эриона, так и не наступило. Исилдур по-прежнему лежал с закрытыми глазами, не приходя в сознание, пусть мрачное предположение Пятого насчет всего нескольких часов, что ему остались, и не сбылось. — Ну, пусть не несколько последних часов, так несколько последних дней, — все равно он лишь развел руками. — Я очень сожалею, но на лучшее не надейся. Провалился мой эксперимент, я правильно говорил, что не стоит и надеяться. Король Нолдор часами просиживал возле постели своего несчастного родственника, время от времени поглядывая, дышит тот еще или уже нет. В конце концов он, не выдержав, вечером убежал выплакаться на порог, где, как ожидал, его никто не увидит, однако был сильно удивлен, когда его окликнул не кто иной, как Третий. Харадскому принцу эльф вполне симпатизировал — ему казалось, что Денна довольно доброжелательный и легкого нрава. Увидев зареванного Гил-Галада, он понимающе покачал головой. — Что ты, я не плачу, — смутился эльф, — просто дождь льет уже, наверное, пятый день… — А что тебя так напугало, что я тебя увидел? Думаешь, это позор? Зря. Это близкий тебе человек, тем более вы родственники. Странно было бы, если бы ты за него не переживал. Гил-Галад отвернулся, молча глядя куда-то вдаль. — А еще я тебе кое-что скажу — ты Эриона особо не слушай. Знаешь, есть такие люди, они берутся делать какое-нибудь дело, но не уверены в том, что все получится, вот и убеждают всех, будто бы ничего не выйдет. Со мной один такой в свое время в школе учился — вроде вполне прилично, но как даст учитель нам задание чуть посложнее, так он сразу начинал твердить, будто непременно получит плохую отметку и ничего не сделает. Король Нолдор незаметно вытер слезы. — Он тебе одно верно сказал, — продолжал тем временем Денна, — нуменорцы и в самом деле очень живучие. Вполне вероятно, что и Исилдур очухается где-нибудь через недельку. Кстати, дам тебе еще один хороший совет — если хочешь, чтобы он побыстрее пришел в себя, то говори с ним, может быть, он тебя слышит. Присутствие близких родственников или друзей всегда улучшает состояние раненых или больных. Эльф вновь ничего не ответил и отвернулся, однако слова Третьего вернули ему почти утраченную надежду. Несмотря на это, на следующий день ничего не изменилось, и это были уже пятые сутки страха и непрекращающихся переживаний. — Я провел в твоей стране лучшее лето в своей жизни, — наконец решился сказать Денне Гил-Галад, — и в те дни был совершенно счастлив, я даже и не думал, что такое бывает. Солнце, море, все просто прекрасно, мои друзья и родичи рядом… только сейчас, наверное, я переживаю худшую осень в моей жизни. — Ну, не надо таких резких слов, — ответил харадский принц, — я думаю, худшая у тебя уже была в тот год, когда тебя твой трахнутый идиот-герольд едва не убил. Ты заранее ни о чем не суди. В своих догадках Денна был недалек от истины: возможно, он судил по себе и по своему опыту, но сознание и в самом деле возвращалось к Исилдуру очень медленно, словно он находился под огромной толщей воды и из-под нее мог слышать чужие голоса, но был не в состоянии ни открыть глаза, ни хоть что-то ответить, хотя, пусть еще толком того и не осознавая, смог узнать тех, кто говорил. Это чувство было бы сложно описать или представить себе здоровому человеку — вроде бы как ты узнаешь говорящего, но не можешь ни ответить, ни поймать мысль о том, что тебе знаком тот, чей голос ты слышишь. Гил-Галад продолжал сидеть возле своего родича, лишь изредка отвлекаясь на еду и сон — впрочем, очень недолгий. Решив последовать совету Денны, время от времени он разговаривал с Исилдуром обо всем, что приходило в голову, и в итоге на шестой день его усилия все же увенчались успехом. Тяжело вздохнув, он собрался было отлучиться на полчаса, однако в это мгновение заметил, что ресницы раненого слегка затрепетали, словно он пытался открыть глаза, но это оказалось для него пока что непосильной задачей. Недолго думая, король Нолдор позвал Эриона и сообщил ему об увиденном. Тот, впрочем, отнесся к его словам довольно скептически. — Да быть того не может, — сказал он, — либо тебе показалось, либо это просто рефлекс, такое иногда случается даже тогда, когда человек уже почти труп. Если интересно, могу объяснить, что это такое. — Давай, — охотно согласился Гил-Галад. — Мне вас с Майроном всегда очень интересно слушать, когда вы рассказываете, что как в мире устроено. Сколько лет я жил на свете — ничего толком не знал даже о том, что в моем теле как работает. Все часто говорят якобы о мудрости Нолдор, но на деле оказывается, что все знания на свете для нас — попросту тайна за семью печатями. Эрион начал говорить, и буквально через пару мгновений оба они увидели, что Исилдур все-таки и в самом деле открыл глаза — совсем ненадолго, у него не хватило сил даже на то, чтобы задержать на чем-то взгляд перед тем, как снова впасть в беспамятство, но это все-таки случилось. Случилось даже несмотря на то, что Пятый считал это невозможным! — Тебе все-таки не показалось, — Эрион выглядел потрясенным до глубины души. — Быть не может. — Не может, не может, а вот все-таки может, — вид у Гил-Галада был торжествующий. — Денна мне отличный совет дал. Неужели история с Элендилом тебя ни в чем не убедила? — Ну, не знаю, — тот неопределенно пожал плечами, — во-первых, у меня в жизни ни разу не было такого, чтобы мне самому было прямо уж совсем плохо, во-вторых, у меня нет настолько близких родственников или друзей, если, конечно, не считать Ульбара. В свое время еще до моего знакомства с Властелином от меня все старались держаться подальше, когда узнавали, что я увлекаюсь всякими сомнительными экспериментами — я вследствие одного из них и слуги своего лишился, тот был вполне добровольно согласен поучаствовать в нашем опыте, однако все прошло более чем неудачно. Меня за это едва на виселицу и не отправили. — Наплевав на все твои заслуги. Вот она, благодарность — и ничего, что этот сомнительный эксперимент может помочь спасти чью-то жизнь, даже много жизней. Впрочем, после выходок Элронда меня уже ничто не удивляет, — решил поддержать его король Нолдор. — Я еще понимаю, если бы ты против воли пациентов на них экспериментировал, а ты сам говорил, что они иной раз сами тебя о чем-то таком рискованном просили. Чуть что в сторону от общепринятого… Эриону не очень-то хотелось развивать эту тему, поэтому он снова перевел разговор на состояние раненого. — Честно тебе скажу — обещать ничего все равно по-прежнему не могу, по идее, с таким вообще не живут, — пояснил он, — и я не уверен в том, что ему вскоре снова не станет хуже, и тогда все точно закончится очень плохо, но если он, вопреки всем моим ожиданиям, все же хоть ненадолго очнулся — надежда есть, пусть и очень слабая. * Вымокший до нитки и перемазанный грязью Олло вернулся к своим друзьям в Аст Алтар и рассказал им обо всем, что с ним произошло. Гэленнар приказал своим помощникам поскорее принести ему чистую сухую одежду, подогретого вина и чаю с медом, после чего велел приятелю поскорее переодеться и выпить теплого питья, иначе он рискует свалиться с больным горлом или — что куда хуже — с застуженными легкими. Потом он позвал к себе Ахэира и попросил Олло еще раз пересказать ему все в подробностях. Тот, внимательно выслушав продрогшего и напуганного товарища, поспешил его успокоить. — Что, если Ортхэннэр и в самом деле решит меня найти? — воскликнул Олло, сжимая в ладонях обжигающе горячую чашку с чаем и не обращая внимания на то, что жар от нагретой кипятком глины становится уже почти нестерпимым. — Прекрати, — почти в один голос ответили Ахэир и Гэленнар. — Ты сам-то веришь в то, что сейчас говоришь? То, с чем ты столкнулся не так давно — не что иное, как обычный блеф. Я тоже могу дать кому-то в глаз, но это не означает, что я могу причинить ему больший вред! — подытожил Соот-Сэйор. — А что, если все-таки… — робко возразил незадачливый убийца. — Меня увидели. Я же вам не просто так об этом говорю. Мне не удалось уйти оттуда незамеченным — меня успел увидеть тот эльф из рода Финвэ, про которого я вам рассказывал, не знаю, что он там делал. Он может доложить обо всем Ортхэннэру, ведь было темно, но светила луна, и я оказался с открытой головой. Пару мгновений все молчали, потом Соот-Сэйор разразился целым потоком ругани в адрес Ортхэннэра, который вообразил о себе невесть что, и его нового дружка. — Я не знаю, как это надо себя не уважать, — наконец завершил он свою бранную тираду, — чтобы поддерживать какое-то общение с этим типом и еще принимать его у себя в гостях. Дело его, конечно, но лично я бы на месте Гортхауэра ни с кем из потомков проклятого рода не то что и здороваться не стал бы, но и рядом стоять бы погнушался. Ахэир закивал, поддерживая своего товарища. — Грустно все это, — тихо проговорил он. — Вот так вот считаешь кого-то своим другом, думаешь, что вы на одной стороне, а потом оказывается, что он вообразил себя властелином мира и считает, будто ему все обязаны в ноги кланяться! Олло наконец допил чай и теперь хмуро смотрел прямо перед собой. Месть свершилась, но легче ему не стало — на словах все казалось таким простым, когда они не так давно обсуждали в Аст Алтар все подробности, однако теперь все еще больше усложнилось! — Что же до твоих опасений, — сказал Ахэир с загадочной улыбкой, обращаясь к нему, — то даже если вдруг Ортхэннэр и в самом деле вздумает тебя разыскать и отплатить тебе за нарушение его повеления, отдавать которое он, между прочим, не имел никакого права, потому что мы ему не подчиненные, присягу не приносили и клятву верности не давали, то у меня в свою очередь есть кое-что для него. Его приятель вздрогнул. — Что именно?! — Не торопись. Отдохни, приди в себя и ложись скорее спать, а утром я тебе обо всем расскажу. Я решил немного подстраховаться и кое-что придумал. * Было далеко за полночь, но королю Нолдор было не до сна. Он думал прежде всего о том, что ему делать и как быть, когда его несчастный родственник окончательно придет в себя — возможность плохого исхода он даже не рассматривал. Безусловно, первое время он даже не сможет говорить, более того — ему однозначно будет очень страшно, и нужно будет его успокоить и объяснить ему, что произошло. Он сидел на стуле рядом с его постелью, не спуская взгляда с его неестественно бледного лица, и мысленно удивлялся тому, что ему совершенно не хочется спать, хотя в иное время заснул бы прямо на этом стуле. Глубокой ночью — до рассвета было еще очень и очень далеко — эльф заметил, что Исилдур снова пытается открыть глаза. Именно пытается, потому что это у него не получалось — лишь слегка дрожали ресницы. Гил-Галад снова подумал о том, что недавно говорил ему Денна. — Исилдур, — он встал и подошел ближе, взял своего родича за руку. — Исилдур, я здесь, рядом с тобой. Это я, твой друг Гил-Галад. Открой глаза. Посмотри на меня. Просто открой глаза. В этот миг лицо раненого чуть дрогнуло, как будто от боли, черты его едва заметно исказились, и нуменорец слегка шевельнул здоровой правой рукой. Эльф понял, что он его услышал; дело оставалось за малым — чтобы он окончательно очнулся. — Ну давай, — снова попросил он. — Открой глаза. Усилия Гил-Галада увенчались успехом: Исилдур все-таки открыл глаза и посмотрел прямо на него, пусть пока что и не очень осознанным взглядом. — Ты меня узнаешь? — тихо спросил король Нолдор. — Все хорошо. Ты был тяжело ранен, но все обошлось, жить будешь. Тебе было очень плохо, но со временем все пройдет. Его родич силился понять, что происходит и где он находится; поначалу у него перед глазами был какой-то туман, но потом он постепенно рассеялся, и Исилдур увидел перед собой знакомое лицо. Он силился вспомнить, что случилось, и пока что не мог это сделать; одно он знал точно — они оба должны были давно быть мертвы, и он сам, и Гил-Галад. Губы нуменорца едва заметно дрогнули, и хотя пока он вряд ли был в состоянии сказать хоть слово, король Нолдор был вне себя от радости — все-таки его родственник был жив, пусть пока и в тяжелом состоянии. — Ну наконец-то ты очнулся. Пока что не пытайся говорить, — как можно спокойнее произнес эльф, стараясь ничем не выдать своих переживаний, — все будет в порядке. Вижу, как тебе плохо, но скоро все пройдет. В серебристо-серых глазах Исилдура застыло страдание; Гил-Галад видел, что он пытается ему улыбнуться, но то, что у него в итоге получилось, больше походило на гримасу боли. Сил ни на что другое у него больше не осталось, и он вновь провалился в нечто среднее между сном и беспамятством. Эльф вздохнул отчасти с облегчением, отчасти с плохо скрытым испугом и решил сам попробовать хоть немного выспаться; несмотря на все свои старания, этой ночью он спал совсем немного, а ранним утром, едва забрезжил рассвет, рассказал о произошедшем Саурону — ему показалось, что тот, в отличие от Эриона, куда более трезво оценивает возможности своих пациентов. — Ну я же тебе говорил, — терпеливо повторил Черный Майа. — Жить будет, хотя лечиться ему после такого придется долго. Я, кстати, заходил к нему, пока ты спал, и проверил, в каком он состоянии — выглядит даже немного лучше, чем вчера и позавчера, самое страшное позади, думаю, теперь точно не умрет, хотя полное восстановление займет достаточно много времени. Вид у Гил-Галада был беспомощный и растерянный. — Мне бы твою уверенность в себе. — А ты себя не накручивай, — с легкой усмешкой ответил Саурон. — Я отлично понимаю, что тебе страшно, это вполне естественно — бояться и за других, и за себя, но не надо давать страху взять верх над тобой. Поешь немного, а потом пойдем и еще раз посмотрим на нашего родственничка, кто знает, может, он снова в себя придет. После завтрака Гил-Галад в сопровождении майа снова пошел к Исилдуру; тот, казалось, просто спал, если бы не чудовищная бледность и черные круги под глазами. Саурон знаком отпустил одного из своих людей — эльф не знал его имени, но ему было поручено присматривать за раненым, когда рядом никого не было — и, подойдя ближе, пощупал пульс. — Сердцебиение пока неровное, но уже лучше, чем было, — заключил он. — Исилдур, ты как? Слышишь меня? — осторожно спросил король Нолдор. — Слышит, — почему-то сделал вывод майа, хотя раненый не шевелился и не открывал глаз, но Гил-Галад почему-то ему поверил: раз он так говорит, значит, так и есть. Внезапно веки нуменорца приподнялись, и на этот раз он смог относительно легко открыть глаза и посмотреть на своего родственника. По голосам он понял, что в комнате есть кто-то еще, но двигать головой ему пока что было невыносимо больно — более того, жуткую боль вызвала даже попытка вздохнуть чуть поглубже. Он не сводил взгляда с лица короля Нолдор; сейчас он пока что не мог восстановить в своих мыслях все, что с ним случилось, и поэтому не очень понимал, что изменилось в облике его друга и что произошло с ними обоими, если они до сих пор живы. — Так ты просто спишь, а не без сознания, — произнес эльф самым беззаботным тоном, на какой только был способен. — Все хорошо, самое страшное позади. Исилдур снова попытался шевельнуться, но даже слабое напряжение вызвало вспышку настолько запредельной боли в шее и груди, что он едва снова не лишился чувств. Однако его мучила чудовищная жажда, и ему надо было хоть как-то попросить воды. — Пить, — еле слышно вымолвил он, хотя при попытке произнести даже одно слово у него от боли потемнело в глазах и он даже не представлял себе, как будет глотать воду. Гил-Галад взял со столика чашку, налил в нее воду из стеклянного графина и медленно поднес ее к губам своего родича; тот, превозмогая боль, сделал несколько осторожных глотков — жажда была сильнее, потом немного перевел дыхание и, собравшись с силами, допил воду до конца. — Как ты себя чувствуешь? — спросил король Нолдор. — Хотя лучше молчи, я задал глупый вопрос. Тебе пока лучше вообще не шевелиться и даже не пытаться что-то сказать. Попробуй лучше поспать еще немного, во сне все быстрее заживает и силы восстанавливаются. Тебе было очень плохо, но теперь ты точно скоро поправишься. Исилдуру хотелось бы, чтобы Гил-Галад рассказал ему о том, что все-таки случилось с ними обоими, но он и в самом деле ощущал невообразимую слабость и сам не заметил, как в следующее мгновение и в самом деле заснул глубоким сном без ставших ему привычными кошмарных сновидений.