Nous ne sommes

- Матье, иди сюда. Понаблюдаешь за Оливье на записи, тебе полезно для роли. Карно молча кивает и устраивается у стекла: он и сам чувствует нехватку знаний о дирижерах и их жестах. Шультес за стеклом зябко поводит плечами. Кажется, что ему просто холодно, но прямой пристальный взгляд прожигает спину даже сквозь стекло. Конечно, ему не привыкать быть на виду, перед кем-то, работать на публику. Он уже давно не новичок, но пристальный взгляд Матье почему-то смущает, заставляет нервничать и в сотый раз перепроверять партии, выискивая недостатки. - Итак, три-четыре, - Оливье делает первый взмах рукой и мир для него прекращает существовать на какое-то время, как всегда, как раньше. Но только сейчас он все равно продолжает чувствовать прямой немигающий взгляд точно в центр, между лопаток. Внимательный, прожигающий, изучающий и ловящий каждое движение. Шультес отстраняется. Он привычно указывает оркестрантам кому и когда вступать, как всегда ловит малейшие изменения мелодии и старается сделать их неслышными. Взгляд Матье продолжает жечь между лопаток. Взмах, правая рука указывает и продолжает задавать ритм, левая - с оттягом в сторону, указать на новые звук. Три минуты кажутся вечностью. Оливье замирает и вместе с ним замирает оркестр, затихает музыка и Шультес снова возвращается в привычный мир, где за эти три минуты не изменилось ровным счетом ничего. Он оборачивается и сталкивается взглядом с Матье. Тот так и сидит напротив стекла, в той же позе, что и до записи. Казалось, он даже не пошевелился с тех пор... И дышать перестал. Шультес трясет головой, сбрасывая наваждение, а когда снова смотрит в стекло - Карно уже нет. Вздохнув с непонятным ему самому облегчением, Оливье спешно сбегает на улицу, ему как никогда необходим свежий воздух. Однако сегодня судьба явно решила подшутить над ним и у выхода, опираясь на стену, стоит Матье. Закрыв глаза, он что-то шепчет едва слышно, на грани слуха и Оливье все никак не может уловить слов. Внезапно Карно открывает глаза и в упор смотрит на Шультеса. Оливье судорожно сглатывает, пытаясь понять, почему же он так нервничает-то? И знакомы не первый день, а один альбом уже записали, а почему-то... Странно. - Матье? - Шультес наклоняет голову, вежливо улыбаясь. - Nous. Ne. Sommes, - четко выговаривает Карно, отталкиваясь от стены и нависая над Оливье, глядя, кажется, не в глаза, а в душу. Черные глаза горят каким-то демоническим огнем и Шультес уже мысленно прощается с жизнью, как Матье отстраняется. - Les valets de personne, - со странной горечью заканчивает он предложение и трясет головой. Через несколько секунд перед Оливье стоит уже давно привычный, такой, как всегда, Матье Карно с самыми обычными карими глазами и чуть улыбается. - Прости, вживался в роль. Никак не могу теперь отвязаться от мысли, что я недостаточно собран, недостаточно харизматичен и недостаточно резок для нее. Вот и пытаюсь постоянно, пробую разные варианты, проверяю, что лучше сработает. Извини, если напугал, - Матье улыбается смущенно и виновато, глядя чуть исподлобья. Шультес усмехается и хлопает его по плечу. - Да ничего, всегда рад помочь. - Спасибо, - снова улыбается Матье и, кинув на Шультеса совершенно нечитаемый взгляд, быстро скрывается в коридорах студии, оставляя после себя сотню вопросов и слабый запах сладкой туалетной воды. - Зеленый чай и ваниль, - определяет Шультес, принюхавшись, пожимает плечами и вгрызается в подаренное Натальей яблоко. Почему-то его не покидает ощущение, что только что он не заметил самого главного.