Стайлз остается с Питером наедине. Омега все также сидит на железном столе, кутаясь в плед и болтая ногами, обдумывая слова Дитона. Если Внутреннюю Омегу не успокоить, то Стайлз погибнет меньше, чем через десять лет, но если избавить от этой силы, то… Питер потеряет единственный шанс вновь приобрести силу и стать, наконец, счастливым. Стайлз считал себя бесполезным, потому что он человек, и даже его блестящий ум не помог бы обрести старшему Хейлу крупинку счастья, а тут такая удача! С такой силой Стайлз бы мог даровать Питеру все, абсолютно все в этом мире, а взамен бы млел в его объятьях и таял от поцелуев.
Вздохнув, Стилински обнимает коленки, прижав их к груди, и смотрит на оборотня, стоящего у окна и задумчиво перебирающего пальцы. Хейл так ничего и не сказал с момента их уединения, и омега уже весь извелся. Его эмоции наверняка чувствует мужчина, но продолжает ничего не делать — понимает, что сейчас упускает такой отличный шанс. Также Стайлз понимает, что его Питер слушать не станет, но…
Хей… Ты… Ты меня слышишь? — мысленно зовет Омегу Стайлз, робко отводя взгляд от спины мужчины.
Конечно, Стайлз. Что тебя тревожит?
Я… Может, ты поговоришь с ним? Я даже не знаю, что он чувствует, а ты… Ты сильнее, может, что и узнаешь?
Как пожелаешь, Стайлз. Отпусти меня.
Стайлз тяжело вздыхает и расслабляется. Его сознание мутнеет, перед глазами сплошная чернота, и он позволят себе заснуть.
Питер вздрагивает, как только чувствует теплое дыхание на шее. И как только мальчишка сумел так тихо подкрасться? Обернувшись, Хейл замирает, смотря точно в серебристые глаза омеги. Оборотень сглатывает, ведь ему толком не удалось ни поговорить, ни коснуться этого сильного благородного существа. Вспомнив, как вел себя с Омегой охотник, Питер кланяется. Омега незамедлительно отвечает на поклон, и они одновременно выпрямляются, снова сталкиваясь взглядами.
— Ты не должна здесь быть, — тихо шепчет Питер, едва смея коснуться подушечками пальцев румяной щеки мальчишки. Когда Омега подается на прикосновения, оборотень оглаживает щеку ладонью, лаская большим пальцем скулу. — Мне жаль, что жизнь Стайлза потревожила твой сон, но… Тебе не место в этом мире.
Голос Хейла мягкий и нежный. Он не хочет быть грубым и грязным рядом с эти существом. Мужчина вежлив не из-за принципа, а из-за
понимания того,
кто перед ним стоит. Это не какая-то шавка, не какая-то очередная тварь. Это — сущность его истинной пары, великая сила, благородное существо. Это — его Омега. И Омега это понимает, она это чувствует, поэтому лишь ласково улыбается и целует альфу в кисть.
— Я проснулась не из-за жизни Стайлза, душа моя, — шепчет Омега, поглаживая теплую руку Питера, — я проснулась из-за невероятного света, из-за страшной войны. Я проснулась от одного единственного желания, обладающего невероятной силой.
— Какого? — словно под чарами тихо спрашивает Хейл, не отрывая взгляда от солнечного серебра.
— Я проснулась из-за страшно-сильного желания Стайлза, — Омега затихает, даря оборотню еще один поцелуй в руку, и продолжает, — сделать счастливым тебя, Питер Хейл.
Оборотень замирает. Боже. Глупый, глупый, глупый мальчишка. Неужели Стайлз настолько отчаялся, что его желания приобрели не словесную силу, а самую настоящую? Неужели несправедливость в этом мире и огромная тяжелая цепь проблем настолько сковали этого человека, что пробудили столь могущественную силу? Если бы… Если бы Питер хоть немного проникся, если бы он хоть что-то попытался сделать со Стайлзом, этого бы не произошло. Стилински бы так не мучился. Не страдал.
— Ты ведь понимаешь, — продолжила Омега, второй рукой повторяя жест Питера — накрывает ладонью щетинистую щеку оборотня, даря тепло и ласку, —
что я могу тебе дать. Питер, душа моя, родной мой, позволь мне сделать тебя счастливым, ну хоть немного, хоть чуточку, но счастливым.
— Как же я был глуп, — устало выдыхает Хейл, перехватывая руки Стайлза и прижимая к своим губам, целуя каждую костяшку, — был настолько ослеплен ненавистью и злобой, что совсем не видел лучика света. Боже…
— Я — сила, Питер, — прерывает его Омега, светя своим серебром, — я испытываю лишь то, что испытывает мой человек. Единственное чувство, которое мне подвластно, — чувство родины. Я чувствую это в твоем волке, Питер. Все и всегда говорят, что Альфы делают для Омег все, лишь бы стали его парой. Нет.… Нет же, Питер, — Омега берет в ладони лицо мужчины, слушающего каждое тихое слово, каждый выдох и вдох пары, — Омеги делают и отдают намного больше, слышишь? И Стайлз лишь хочет счастья для тебя. Так позволь ему… Позволь нам сделать это.
Питер тяжело вздыхает. Перед глазами широкой лентой летит вся его жизнь. Счастливая и беззаботная пора до пожара, смерть и слезы родных и их гибель, страшный яростный огонь, безумие, одиночество и смерть. Но между некоторыми пролетает гиперактивный подросток с широкой улыбкой, яркими глазами и россыпью родинок по всему телу. И только сейчас Хейл понимает, как много Стайлза в его жизни. Сколько слов было сказано этим мальчишкой, сколько он сделал для него, скольким пожертвовал, но ему казалось, что он делает слишком мало… И вот к чему это привело.
— Если я позволю тебе остаться, — шепчет Питер, решаясь обнять хрупкое тело его пары за талию и прижаться лбом к его лбу, — вы оба умрете меньше чем через десять лет. Я не могу этого допустить. Прислушайся к моему волку, Омега, почувствуй то, что чувствует он. Вся вина перед вами, все извинения и мольбы о прощении, вся преданность и ласка только ваша. Прошу тебя, не забирай его, не надо. Стайлз — все, что у меня есть.
— Питер…
— Я буду счастлив, — прикрыв глаза, тихо-тихо всхлипывает Питер, вновь целуя омежьи руки, — если он будет рядом со мной всю жизнь.
Омега искренне и тепло улыбается. Мягкие теплые губы касаются лба оборотня, затем его скул, щек, кончика носа. И совсем по-детски невинное касание к его губам. Хейл прижимает теплое тело к себе ближе, наслаждаясь лаской и нежностью, пока не чувствует нервное дерганье рук Стайлза, его замешательство и непонимание. Стилински не пытается отстраниться, но и продолжить тоже не решается, поэтому Хейл, напоследок вновь поцеловав покрасневшие губы подростка, отстраняется и мягко смотрит в невероятно красивые глаза цвета горячего шоколада.
— Питер, — тихо вздыхает Стайлз, наблюдая, как оборотень ласкает большими пальцами костяшки омеги, не желая отпускать из своих рук, — вы… Вы говорили?
— Ты специально позвал ее? — без злобы и упрека, тихо спрашивает Питер, и слабо улыбается на неуверенный кивок мальчишки, — мы поговорили. И пришли к единому решению, мой дорогой мальчик.
— И… Какому?
— Ей пора, Стайлз, — Хейл зарывается пятерней в мягкие омежьи волосы, — ей пора домой.
***
Стайлз неуверенно топчется около корней пня великого и сильного дерева. Неметон помогла найти Внутренняя Омега, отпуская Стайлза, как только в поле зрения появляются сильные корни. От Стайлза веет неуверенностью и непониманием. Ну почему Омега не смогла убедить Питера оставить ее? Пусть это и грубо прозвучало. Стилински ведь смотрит правде в глаза: как только Омега заснет, он снова станет не нужен мужчине. И все эти переживания и пробуждения были напрасны?
Сын шерифа тяжело вздыхает, когда Питер заканчивает какие-то рисунки на пне той самой голубой пудрой и манит мальчишку к себе рукой. Омега покорно подходит к Хейлу, не решаясь посмотреть ему в глаза. Питер чувствует все эмоции и переживания, поэтому обнимает омегу за плечи и прижимает к своей груди, целуя в лоб.
— Ну же, Питер, — вновь пытается Стайлз, — здесь никого нет, давай просто уйдем. Питер, пожалуйста, это же твой шанс! Это… Это мой шанс…
Хейл качает головой и осторожно стирает большим пальцем слезы с румяных щек омеги. Подросток всхлипывает, но не отстраняется. Мужчина целует поочередно обе щеки и смотрит в покрасневшие глаза мальчишки.
— Когда ты рядом, Стайлз, мне не нужна никакая сила, никакой мир у моих ног, никакая власть, — говорит Питер. — Когда ты рядом, я чувствую себя легко и свободно, словно ты маленький ключ от тяжелых цепей.
— Питер, я…
— Ты был единственный лучиком света моей почерневшей жизни, и я совсем не замечал тебя.
— Питер, но…
—
Ты единственный, чья смерть убьет меня.
Стайлз отвечает на горький от слез поцелуй, прижимаясь к мужчине ближе. Хейл целует его медленно и ласково, словно доказывая выше сказанные слова. Стилински позволяет усадить себя на холодный пень и, когда Питер садится перед ним на колени, утыкается лбом в его плечо, открывая шею для более глубоко проникновения когтей в плоть.
— Не хочешь попрощаться с ней? — тихо спрашивает Стайлз, когда видит смертельные когти оборотня.
— Я с ней уже простился, — отвечает мужчина, поглаживая ладонью шею Стилински, — она — воплощение твоей великой силы, но она предназначена моему волку, в шерсть которого она вот-вот окунется, согреваясь его теплом и млея от его ласки. Для меня же предназначен только ты, Стайлз, и только тебя я хочу целовать и обнимать. Только ты, душа моя.
Стайлз закрывает глаза и расслабляется в сильных руках. Он не успевает даже вскрикнуть, когда когти раздирают плоть на его шее, как глаза вспыхивают ярким серебром, спина выгибается, и Питер может лишь прижать тело к себе ближе, погружаясь в чужое сознание.
Серебристая Лисица встречает Черного Волка в странном, но приятном месте. Глубокий лес, где-то урчит великая река, мягкая трава под лапами приятно щекочет подушечки. Волк устраивается в тени могучего дерева с широкой и густой листвой и с тихим урчанием позволяет лисице прилечь рядом, уткнуться мордой в его шерсть и тихо уснуть под сердцебиение благородного хищника.
***
— Что ж, Стайлз, твоя Омега заснула, — говорит Дитон, убирая призму в коробку, а коробку — в шкаф, — но сон ее еще чуток, поэтому тебе придется постараться, чтобы она больше не просыпалась.
— Но я ведь теперь не один, — тихо отвечает Стайлз и получает ласковый поцелуй в лоб от Питера.
— Никогда, душа моя, — слабо, но искренне улыбается Хейл, прижимая омегу к своей груди, — больше не один.
И оборотень чувствует счастье и спокойствие внутреннего волка, осторожно покусывающего ушко серебристого лиса под боком.
