***
Я медленно зашёл на кухню. Мама чуть ли не подпрыгнула, увидев меня. Она удивлённо уставилась, оглядывая меня с ног до головы, потом усмехнулась и продолжила пить свой кофе. Я сел за стол, подвинул свою кружку с ароматным напитком и уставился в одну точку, которая называется ничего. — Что это с тобой? В последний раз видела тебя таким, когда у тебя чёрный лак закончился, — поняв, что шутка была неудачной, мама сделала ещё один глоток и спросила, уже не издеваясь: — Ладно, что случилось? — Я не могу найти свои любимые джинсы. И лак, кстати, тоже, — с расстановками произнёс я, расстроенно поглядывая на почти уже обгрызенный лак на ногтях... Мама опять усмехнулась, но попыталась скрыть это, снова сделав глоток. — Какая трагедия, — с сарказмом произнесла она, по привычки приглаживая такую всегда идеальную причёску. — Нет, серьёзно, мои любимые джинсы. Как теперь я нормальное первое впечатление смогу произвести без них? — мне, конечно же, хотелось, чтобы Донна обняла меня и успокоила (а лучше бы сразу сказала, куда спрятала мои джинсы!), поэтому я начал лепетать о том, что без них я обязательно стану в новой школе изгоем, и все девушки, только посмотрев на меня, будут в отвращении морщить носики. Но я, правда, слишком гиперболизировал масштабы «трагедии»: меня и в прошлой школе не считали крутым парнем (но я прилично похудел за это время, и никто теперь не имеет права назвать меня жиртресом, хотя... думаю, неплохо было бы скинуть ещё хотя бы пару килограмм), так что я уже почти привык к издевательствам. Я был уверен: в этой школе я не должен облажаться. Пока я размышлял, мимо как раз проходил до безумия счастливый Майки, и он просто считал своим долгом что-нибудь да ляпнуть: — Хотел бы произвести нормальное впечатление — не красился бы в красный, — я медленно вскипал от злости, становясь под цвет моих волос. Я не хотел признавать, что брат был отчасти прав: ядерно-красный — слишком ярко, заметно... и ядовито. Но я сам ведь хотел, чтобы меня замечали. Я привычно поправил причёску, медленно приходя в норму. Донна переводила взгляд то на меня, то на Майкса, ожидая моего ответа. Я, не растерявшись, глубоко вдохнул и ядовито процедил сквозь зубы: — А ты вообще заткнись, мелкий, — я практически видел небольшую растерянность на лице брата, но тот через секунду улыбнулся: — Ой, не злись ты, ухожу я, — он махнул мне рукой, типа, «всё в порядке, братишка», и скрылся за дверью. Мама смотрела вслед уходящему Майки и, сделав очередной глоток, обратилась уже ко мне: — Говоришь, что джинсы любимые потерял? — несмотря на грохот и мат где-то за дверью (получил Майкс по заслугам!), поинтересовалась мама. — А что на тебе тогда? Я медленно перевёл взгляд на свои ноги, и знаете что? Я — нечто. Да, я искал свои любимые джинсы, которые всё это время были на мне! Это сказывается недостаток сна. Точно. Допив свой кофе, я молча поплёлся к себе, но остановился, глядя в своё отражение. Я провёл рукой по спутанным волосам, грустно улыбнувшись. Мне нужна моя расчёска. Сейчас же. Я перевернул пол комнаты, осмотрел свой рюкзак, залез на четвереньках в кухню, осматривая пол в поисках этой злосчастной расчёски! Но её нигде не было! В итоге, я получил пару мелких синяков, пока спускался с лестницы, шишку на лбу, потому что не заметил дверной косяк, и осуждающий взгляд мамы, в котором можно было отчётливо проследить фразу «Мой сын — придурок». Я без сил упал на диван, нащупывая учебник Майкса. Понимая, что брат мог назло стащить мою расчёску, я быстро полетел на второй этаж, подбежал к комнате Майки, но успел поскользнуться и больно приземлиться на задницу. Я быстро встал и, отряхивая пятую точку, услышал непонятные звуки за дверью. — Ну давай... давай ещё немного... ещё немного... — не удержавшись, я заржал в голос. Майкс замолк, и я вошёл, засмеявшись ещё громче. Майки пыхтел, пытаясь застегнуть пуговицу на джинсах. Кто-то поправился... — Не надо было столько жрать! Майкс злобно уставился на меня, пока меня скручивало от смеха: — Иди куда шёл! — Я к тебе шёл! — выкрикнул я, стирая выступившие от смеха слёзы. В тот момент мне казалось, что Майки хочет, чтобы я умер в муках. — Куда ты спрятал мою расчёску?! — заорал я, несмотря на то, что брат стоял всего в метре от меня. — Где-то здесь, — он окинул взглядом комнату. А ещё говорил, что у меня жуткий срач! Я довольно ухмыльнулся: не один я старательно хотел прихорошиться перед приходом в новую школу. Я взглянул на брата, и меня охватила злость: глаза Майкса были подведены (а смысл-то?), а моя подводка стояла на тумбе. — Спасибо, ты очень помог, — в эти несколько слов я старался вложить как можно больше желчи и сарказма. — На кровати моей посмотри. Мне всю ночь что-то на ней спать мешало, — спокойно заявил Майки, совершенно «незаметно» пряча мою подводку в задний карман своих джинсов. Я проигнорировал последнее действие брата, ступая по этому невероятно мягкому ковру к кровати Майкса. Я сорвал простыню и посмотрел на расчёску. Видимо, не стоило вчера так усиленно праздновать прибытие в давно такой родной штат Нью-Джерси. — Спасибо, Майки, и меньше жри — больше задница влезет! — кинул я, прежде чем хлопнул дверью; скоро послышался крик брата, более похожий на «Ненавижу, грёбаный придурок», — я улыбнулся. Приближённо по этому сценарию у меня начинается каждое утро. Весело, да?***
С неохотой, но отец согласился отвезти нас с Майксом в новую школу, ворча, что это в последний раз и что мне стоило тщательнее следить за своей тачкой. Я лишь разочарованно вздыхал, вспоминая, как въехал в то дерево. Отец, естественно, был на меня зол, поэтому лишил меня моей же машины на два месяца. Но больше тогда мне досталось от Майки... он начал мне читать нотации, что красный цвет волос на меня плохо влияет. Я категорически отрицал это. Да, я стал смелее, свободнее, стал лучше выбирать людей, но не вижу здесь чего-то плохого. Мэдисон тоже так думает. Мэдисон Фаррелл — моя лучшая подруга из Нью-Йорка. Она была единственной, которая мне сказала: «Джерард, поднимайся, будущее в твоих руках», и я поднялся. На самом деле, несмотря на то, что мы виделись неделю назад, я уже безумно скучал по подруге, по ночным посиделкам с попкорном и карамельками и по готовке чего-то вкусного. Даже Майкс после приезда сюда, в Джерси, который, кажется, вовсе не изменился за эти два с лишним года, упоминал, что обязательно будет звонить Мэдисон каждый вечер, ведь только ей он мог поведать все свои секреты. Я водил пальцем по стеклу, рассматривая не очень живописные пейзажи за стеклом. Нью-Джерси всегда был таким ленивым и мрачным (из-за частых переездов, кажется, мы побывали во всех городах штата, но никогда не приезжали туда ещё раз, так что можно было утверждать, что Джерси-Сити стал исключением), каким я его себе и запомнил. Я следил за дорогой, вспоминая, как сам ходил здесь. Пусть мы в этом городке пробыли не больше полутора лет, но я правда уже изучил этот дождливый городок вдоль и поперёк: у меня даже была своя карта, на ней я отмечал места, где уже успел побывать, и к отъезду в Нью-Йорк она уже горела красным цветом. Я знал, к какой школе вёз нас отец, по его словам, она была одной из лучших здесь. Старательно не замечая толчков со стороны брата, я поправил причёску и услышал обеспокоенный голос Донны: — Приехали, — будто не веря своим словам, прошептала она, касаясь Майкса. Тот удивлённо пискнул, толкая коленом меня. Я торопливо попытался вылезти из машины, но я не был бы мной, если бы не зацепился за что-нибудь. Этим «что-нибудь» оказались мои наушники, которые мистическими образом обмотали школьную сумку Майкса. «Вот дерьмо», — шипел я, развязывая непонятные узлы из проводков наушников. — Сколько времени? — поинтересовался я, наконец-то разогнувшись и полностью — а не по частям! — оказавшись на свежем воздухе. За мной выбрался и брат, закрыв дверь. — 6:39, — без особой радости проговорил отец, и в мгновение ока машина скрылась из виду, молча оставив нас с Майки, злых, но немного шокированных здесь, у входа в школу, за которым нас ждёт новая жизнь. — Вот совсем обнаглели. Не попрощались даже. Я вообще молчу, что они не сказали: «Мой любимый сынок Майкл, самый замечательный и адекватнейший в нашей семье, прошу тебя, чтобы ты поглядел за своим старшим братом-балбесом и уберёг его задницу от полов, потолков и лестниц», — я обиженно надул губу, но мысленно согласился с некоторыми словами брата: родители даже не попрощались, а я обязательно опозорюсь на всю школу. Я первым сделал шаг в неизвестность. На удивление, я увидел только парочку сонных учеников, которые о чём-то лениво разговаривали, и — не поверите! — они даже меня не заметили, поэтому я спокойно показал им фак. Майкс заржал на заднем фоне, и эти двое удивлённо уставились сначала на него, а потом и на меня, и искренне улыбнулись, заметив мою красную шевелюру, помахали нам, крикнув «привет», в то время, как я чувствовал себя полным идиотом: я серьёзно облажался. — Я Дин! — крикнул один, прыгая на одной ноге. — Я Бен, — уже спокойно произнёс другой, пока я улыбнулся, восхищённый таким тёплым приветствием. Я помахал ребятам: — Я Джерард, а это, — я забегал взглядом, пытаясь найти брата, но того и след простыл. — Майкл Джеймс Уэй! — завопил я и сразу же побежал к лестнице, услышав напоследок что-то похожее на «удачи, чувак». Я полетел вверх по лестнице на второй этаж, сразу же осматриваясь: этот этаж, так же, как и первый, был отделан в синих оттенках. Свернул направо и, совершенно забыв об ограниченном запасе воздуха в лёгких, продолжал бежать по коридору. С каждым метром становилось всё темнее и темнее, но я не останавливался, пока не натолкнулся на стену, в которой была дверь. Я прислонился спиной к стенке, жадно вдыхая воздух и держась за больной бок; за дверью послышался непонятный шорох — я вздрогнул. И ту же секунду я услышал душераздирающий вопль Майкса. Вспомнив что-то про вампиров и решив, что за минуту из брата никто выпить всю кровь просто не успеет, я вернулся к двери. Я аккуратно надавил на ручку, ощущая, как целый табун мурашек пробегает по телу, и то, что я увидел, повергло меня в настоящий шок.