Ты рядом

      — Разумеется, она призналась только потому, что поняла: взяв её кровь на анализ, мы всё равно обнаружим это.       — И?..       — Она не говорила, как вообще втянулась в это дело, но поверь, там были не какие-то безобидные препараты. Бросила она полгода назад, даже меньше. В семье, видимо, всё знали, потому что она лежала в больнице на реабилитации, примерно месяц.       У меня всё поплыло перед глазами. «Лекса? Моя Лекса — наркоманка?» Я прекрасно знала — ещё бы, мама — врач! — что сказочки про бывших наркоманов — чаще всего красивые сказки. Жить и думать, куда пошёл человек: просто погулять или за дозой; не доверять ни на секунду, ждать самого страшного… Неужели это всё будет с нами?       — Кларк?..       Я попыталась что-то сказать, но в горле всё перехватило от ужаса, а внутри началась неслабая нервная дрожь.       — А сейчас?       — Видимо, реакция на те таблетки, помнишь, она выпила после выпускного? «Нейдорил». Это очень сильное обезболивающее, к тому же с успокаивающим эффектом. Кто знает, во что превратился её организм за…       — Я поняла. Всё. Хватит, — у меня начала раскалываться голова, хотелось выбросить телефон и никогда больше не слышать всего, что сейчас тяжёлым молотом обрушилось на меня так неожиданно.       — Стоп. Анализы будут готовы послезавтра, тогда уже и можно будет паниковать. Или, наоборот, успокаиваться.       — Успокаиваться? Мам, ты шутишь?       — Кларк, я врач. К несчастью, мне приходилось сталкиваться с наркоманами за годы практики. Ты не представляешь, в какой стадии нам их доставляют. И не представляй, потому что знать тебе это не надо. Я велю тебе успокоиться, потому что Лекса прошла курс реабилитации, она не настроена вновь возвращаться к прошлому. И сознание она потеряла не из-за принятой дозы, а из-за принятого обезболивающего. Ещё раз: я её не защищаю. Но и хоронить раньше времени её не стоит. Слышишь меня?       — Да, — еле слышно прошептала я.       — Вам нужно поговорить. Я выразила своё мнение по поводу того, что ты не в курсе. Лексе ты действительно дорога. Думаю, она сама тебе всё расскажет.       «Расскажет, как же, — мелькнуло у меня в голове. — Как она там сказала? Всё хорошо и не из-за чего беспокоиться?» Внутри меня разгоралось свирепое пламя ярости. Мама верно расценила моё молчание и продолжила, как можно твёрже:       — Прежде чем ты наломаешь дров, всё же прислушайся к моему совету: вам следует поговорить. Спокойно поговорить.       — Я поняла, мам. Спасибо. Кхм, я… Ты не возражаешь, я бы хотела…       — Конечно, до свидания. И помни: мы с Маркусом всегда тебя поддержим, так что любая помощь, которая тебе понадобится…       — Да. Спасибо.       Я отключилась. Господи, почему всё так сложно с этой девушкой? Это не жизнь, а какие-то качели! То вверх, то вниз. То упадёшь — а тебя по затылку. «Как Лексу в детстве». Что с ней делать? Мои чувства метались, словно бешеные звери в клетке: бросались в разные стороны, рычали, стонали, уставали и ложились отдохнуть в уголке, грызлись друг с другом. В один момент, клянусь, увидев Лексу, я бы, ни секунды не задумываясь, рявкнула бы «Дракарис!», процитировав очень известную блондинку из «Игры престолов»; в другой момент мне хотелось замотать её в плед и унести на край света, где никакие наркотики (ГРЁБАНЫЕ НАРКОТИКИ!!!) не грозили бы ей. Теперь я вспомнила, почему Лекса чуть заметно ёжилась, когда я распекала Октавию за то, что она позволяет себе заваливаться ко мне в нетрезвом виде. Все в компании нередко посмеивались надо мной: Кларк — хранитель печени. Я беззлобно называла их дураками и продолжала получать удовольствие на вечеринках от общения с людьми, а не от алкоголя. Понятное дело, она бы и не заикнулась, что она наркоманка (бывшая наркоманка, Кларк!), я бы сразу!.. Сразу что? Стоп. Вот мне известно о том, что она принимала наркотики. Какие чувства у меня перевешивают? Убить её, какие же ещё? Это понятно; а кроме того, чтобы нарушить пару десятков статей уголовного кодекса?       Я полистала фотографии в телефоне: с выпускного, в ресторане, вот «идеально» получившаяся Октавия, при виде которой хочется вызывать экзорциста; Рейвен с вытаращенными глазами пытается выловить из салата свою серёжку, фото нашей заплаканной троицы: как же! Расчувствовались, что отныне не будем ходить на пары, хотя до этого дружно их проклинали не один год. Фотографировала как раз Лекса. А вот и наши совместные фотографии: она целует меня в щёку, а я, полузакрыв глаза от нежности, машу Рейвен, чтобы она отдала телефон и не смущала нас. Я вздохнула. Попробуй тут откажись от неё, если она сама сейчас — мой наркотик.       

***

      Неприятный звук пришедшей смски заставил меня недовольно открыть глаза. Кто вообще пишет честным выпускникам, заслужившим отдых, так рано?.. Еле-еле я рукой нащупала телефон. Голова кружилась, а глаза закрывались сами, хотя я вытаращивала их изо всех сил, силясь прочитать сообщение.       «Он уже ждёт!» Прикреплённый файл — фотография блинчика. Две ягодки вместо глаз и джемом нарисована улыбка.       Лекса, кто же ещё. Я застонала и рухнула на подушку: уснуть мне удалось уже глубокой ночью, ибо я бессмысленно лазила в интернете, чтобы хоть чем-то занять мозг, который упорно отказывался отдыхать. Девять утра, а она уже приготовила блинчики? «Кларк, она реально тебя любит, — прошептал мне мой желудок. — Не понимаю, почему ты до сих пор не оделась и не помчалась к ней?» «Потому что она хочет спать! — возмутились глаза. — Читала всякую гадость до трёх утра!» «Вы не могли бы все заткнуться?!» — прикрикнул мозг. Внутренний слух солидарно поддакнул. Победил, на самом деле, мочевой пузырь, который, не церемонясь, отправил меня в ванную комнату.       В голове, если серьёзно, был кавардак. Знает ли Лекса, что я знаю? А если она знает, что я знаю, то будет ли она делать вид, что не знает, что я знаю? Скороговорки закончены, здравствуйте, можно, пожалуйста, такси? Спасибо. В течение пяти минут? Они издеваются? Почему так быстро? Да не сигналь ты, видишь, я иду? Видишь, мои кроссовки обходят канализационный люк? Наступить на крышку — плохая примета! Ты можешь выключить это долбаное радио? Когда я уже приеду? Знакомый почтовый ящик.       — Привет, Лекса.       Ну какого чёрта? Если бы вы её увидели, вы бы просто пожали плечами и сказали: «Что? Наркотики? Пфф, да хоть содержание притона и публичного дома одновременно! Зато она в коротких шортах! А эта майка? Вы видели что-либо более обтягивающее? Кожа, разумеется, не считается».       — Привет, — она, внимательно оглядев и зацепившись взглядом на лице, радостно обняла меня. — Судя по тому, что ты приехала так поздно, мои блинчики могут быть как угодно отвратительны на вкус!       — Как себя чувствуешь? — проигнорировала я её тираду.       — Вполне жизнеспособно.       — Сие прекрасно.       — Ого! С чего такой возвышенный слог?       — Не знаю, не придумала, — честно ответила я, торопливо стягивая обувь и захлопывая дверь. — Привет.       — Мы же здорова… — не закончила говорить Лекса, потому что я уже закрыла ей рот поцелуем. У неё перехватило дыхание, но она охотно включилась в игру. Знаете, кто всё испортил? Нет, не чей-то звонок. Нет, не то, что подгорали на кухне блинчики. Не землетрясение. Нет, не то, что я уронила на пол сумку, когда язык Лексы уверенно скользнул мне в рот. Я даже смогла ответить, причём так, что будь у Лексы закреплён на спине рюкзак, он бы тоже свалился.       «Эй, Кларк! Мы хотели поесть!» — грёбаный желудок завопил это так возмущённо и громко! Я почувствовала, как губы Лексы расплылись в довольную улыбку:       — Гриффин, ты ничего не ела после нашего вчерашнего разговора? — выдохнула она, сдерживая смех.       — Ела, — задыхаясь от эмоций, ответила я. — Просто твои блинчики выглядят очень аппетитно.       — Прозвучало сейчас так грязно — подмигнула она мне, обхватив меня кольцом сплетённых рук.       — Неважный из тебя повар, думаешь вовсе не о еде!       — Зачем мне думать о еде? — покосилась Лекса на мои губы.       — Затем, — решительно шагнула я вперёд, чуть не сбив её с ног, — что твоя девушка голодна.       — Твоя девушка тоже голодна, — поныла Лекса, но послушно поплелась за мной, не отпуская рук, плотно прижимаясь мягкой грудью к спине. Мы шли, как сиамские близнецы, сросшиеся всем, чем было можно. И шли до кухни мы минут пять, потому что я шипела, когда Лекса неуклюже (подозреваю, специально!) наступала мне на ноги, а потом, хихикая, просто висела на мне, объявляя, что она мешок картошки. Я кряхтела и, еле выдерживая её вес, ворчала, что такого тяжёлого мешка картошки не бывает. «Мешок картошки? Она реально наркоман, Кларк, я тебе всегда это говорил!» — зазвучал внутренний голос. «Заткнись, — беззлобно оборвала его я. — Ничего, что ты тоже порождение моей воспалённой фантазии?» Голос смутился и замолчал.       — Лекс, погоди, помою руки, — еле усадила я её на стул. — Шикарно всё выглядит, — жадно втянула я носом воздух.       — Не стоит, — деланно смутилась Лекса, поправляя шорты и разглаживая майку на груди.       — Я не о тебе, — однако я не могла оторвать взгляда от её скользящих по белой ткани смуглых рук с тонкими длинными пальцами. — А о столе.       Девушка насмешливо приподняла бровь:       — Кларк, если ты говоришь не обо мне, а о столе, то, прости, что твои глаза забыли у меня в области груди?       — Подумала, что к блинчикам не хватает копчёной грудинки! — ляпнула я и сама ужаснулась своей тупости.       — Думаю, ты бы сошлась с Ганнибалом Лектором (прим. Персонаж романов Т. Харриса, психиатр, практикующий на своих жертвах каннибализм; известен по экранизациям «Молчание ягнят», «Ганнибал» «Красный дракон»), — ехидно протянула Лекса и щёлкнула пальцами, потому что я и не собиралась отрывать взгляда от её тела. — Эй, Кла-арк! Ванная там! — изящным жестом руки задала она мне траекторию.       Я вошла в ванную, как всегда, вдохнув полной грудью (по-моему, частота употребления этого слова зашкаливает в моей голове!) наполненный запахами шампуня, мыла, гелей, в общем, всего, что так напоминало запах Лексы. Желудок снова заурчал. «Идиот, — злобно прошипела ему я, — не мог попозже подать сигнал! „У нас проблемы, мы хотим есть!“ Посмотрите на него! Тоже мне Хьюстон, блин!» Желудок вновь отреагировал на слово «блин» не так, как хотелось. Издевательство какое-то.       Я намыливала руки и смотрела в зеркало.       «Кларк, если серьёзно, то вам же с Лексой надо будет поговорить».       «Знаю».       «Когда?»        «Может, не сейчас? Она так рада! Такая домашняя… Видела, сколько она всего наготовила? Как мило всё оформила? Так ждала. То, как она на меня смотрит — не подделать! Здесь она не врёт!»       «И что теперь делать? Проблема-то от этого не уйдёт!»       «Может, подождать? Мама сказала, через пару дней будут готовы анализы. Будет лучше, если я буду рядом с Лексой».       — Эй, ты там уснула? — постучала Лекса в дверь.       — Иду, — откликнулась, напоследок прошептав своему отражению: — Подождать, как подождать.