***
Всё остальное время Лекса вела себя идеально: отважилась посмотреть в окно, немного поспала, наполняя моё сердце нежностью: разглядывать спящую Лексу было одним из самых моих любимых занятий; смущённо извинилась перед стюардессой, когда мы выходили из самолёта, виновато тащила мою сумку до такси, хотя я прыгала около неё воробушком и пыталась помочь. — Напиши лучше родителям, как долетели, — проворчала она, с усилием вырывая у меня из рук ручку сумки. — А твои родители в курсе уже, как ты долетела, то есть? — язвительно поинтересовалась я, сдаваясь и следя, чтобы Лекса не рухнула под тяжестью набранных вещей. — После того, что ты устроила, — усмехнулась Лекса, — весь Нью-Йорк, включая даже уволенных сотрудников компании моего отца, в курсе, что Александрия Вудс уезжает во Флориду и ей «наплевать на все бумаги»! Кларк, меня могли уволить, между прочим! — протянула она мне свой телефон. — Сама виновата, — пожала я плечами, строча сообщение маме. — Мало того, что ты воруешь мои слова, — прищурилась Лекса, — так ещё и жесты стала воровать? — Кто виноват, что ты заразная? — добавила я улыбающихся смайликов в сообщение. — Лучше бы заразилась любовью к порядку, — проворчала Лекса. — Аккуратнее, вон, по-моему, наша машина. Я оторвалась от телефона и увидела, что таксист, молодой бритоголовый парень в мятой белой футболке уже с ожиданием уставился на нас. Пока мы ехали в машине, Лекса жадно смотрела в окно, а я читала послания от Рейвен и Октавии: подруги, не стесняясь в выражениях, писали о том, как они отнеслись к моему спонтанному отъезду. «Гриффин, мы тебя даже не смогли проводить! Что с твоим телефоном?» — надрывалась Октавия, щедро сдабривая сообщения восклицательными знаками. «Кларк, ты бы знала, как орала Октавия!» — сдержанно информировала Рейвен. «Удачи, дочь! Будь осторожнее! Лексе привет!» — мама. — Тебе привет от мамы, — рассеянно бормотнула я, дотронувшись до локтя Лексы, которая уже почти наполовину высунулась в окно. — И ей, — просияла Лекса, выплёвывая волосы, которые развевались на ветру, как … — Лекс, как думаешь, если бы медузу ударили током, как бы она выглядела? — Медуз нельзя ударить током, — не почувствовала подвоха Лекса. — Представь себе, что возможно, — я показала ей фотографию, которую тайком сделала на телефон. — Что это за?.. — Лекса нахмурила брови и озадаченно склонила голову набок, пытаясь понять, что за абстракция изображена на экране телефона. — Похоже на порождение страсти между Чубакой и мочалкой. — Вудс, лучше бы никто не сказал! А я думала, что ты не способна к самокритике! — от души рассмеялась я. — Не догадываешься, что это? — Это я? — углядела Лекса. — Сегодня спим раздельно! — Шантажистка хренова, — хихикнула я, поймав на себе в зеркале удивлённый взгляд таксиста, который, впрочем, промолчал и тактично включил музыку громче.***
Это были лучшие каникулы в моей жизни! Возможно, потому что рядом со мной был любимый человек. Лекса, которая и без того была идеальной в отношениях, словно в знак примирения и принятия с моей стороны её такой, какая она есть, превратилась просто в ходячую мечту! Я беспечно держала её за руку, пока она выстраивала на телефоне маршруты, разыскивала интересные местечки и музеи, зачитывала вслух редкие факты. Мы побывали во многих известных городах штата, останавливаясь в небольших гостиницах, наслаждаясь хорошей погодой. Правда, в Лейкленде нам не повезло. — Ну и что это? — яростно вопрошала я, еле удерживая хлипкий зонтик, купленный за смешную цену в ближайшем магазине. Ливень шёл сплошной стеной, закрывая обзор, наверное, на ближайшие два метра. Крупные капли долетали до меня, оседая водяной пылью на ногах, заставляя морщиться от неприятных ощущений: в правом кроссовке уже страдала от мокрого носка ступня. Я поёжилась и вопросительно посмотрела на Лексу. Та, с блестящими от восторга глазами, наблюдала, как лужи, вспарываемые струями дождя, пузырились, словно кипящая вода. — Это же дождь, Кларк! — прокричала она, в её голосе слышался сдерживаемый детский восторг. — Не слепая, — ворчливо вогнула я уже сломанные спицы зонтику. — Слепая, — убеждённо сказала Лекса, — ты же художник, Кларк! Как ты можешь этого не оценить! Немногочисленные люди, в основной массе, несчастные туристы, столпившиеся под небольшой крышей магазинчика с сувенирами, могли наблюдать, как темноволосая девушка, с горящими от возбуждения глазами, торопливо скидывала с себя обувь, беспечно оставляя их у дверей. Она выбежала прямо на площадь, раскинув руки, запрокинув голову вверх, подставляя лицо тут же смягчившимся каплям дождя. — Ты с ума сошла? — завопила я, косясь на людей, стоящих рядом. — Конечно! В такой дождь? Кларк, тут любой сойдёт с ума! Бросай ты свой зонт, иди ко мне! — она весело кружилась, топая по лужам босыми ногами. Я зачарованно смотрела на её стройную фигуру: ноги блестели от дождя, джинсовые шорты потемнели от воды и безнадёжно прилипли к коже, раньше свободная футболка тесно облегала тело; волосы спутались и висели мокрыми прядями, что выглядело очень… завораживающе. Она прикусила губу, старательно балансируя, чтобы не поскользнуться на мокрой, вымощенной булыжником, дороге. Вокруг улыбались люди, доставая телефоны, засверкали вспышки фотоаппаратов. — Ну, ненормальная… — покачала я головой. И скинула кроссовки. Всё равно промокли.***
— Напомни, зачем мы вообще включили Лейкленд в наш маршрут? — чихнула я. — Что за вопрос? — размешивала, постукивая ложечкой о края стакана, какой-то порошок от простуды Лекса. — Мы хотели посмотреть на лебедей! — Мы? — возмутилась я. — Мы! — повторила Лекса. — Кларк, ты же знаешь, что теперь нет таких понятий, как я или ты. Есть только мы. Держи, — протянула она мне лекарство, вынув ложечку. — Осторожнее, горячо. — А предупредить, что невкусно, не входило в твои обязанности? — я грела ладони о тёплые стенки стакана и брезгливо вдыхала парок, образующий в воздухе замысловатые седые узоры. — Ты всегда такая зануда или только когда болеешь? — Когда рядом со мной Александрия Вудс, — я поморщилась, сделав глоток отдающего какой-то полевой травой напитка. — Значит, всегда, — бодро улыбнулась Лекса. — Ну же, Кларк, глоточек за маму! Глоточек за мистера Кейна! — Он же велел тебе так не звать его, — припомнила я, послушно отпивая вонючую дрянь. — Это его старит! — Привычка, — мимолётно бросила Лекса. — Глоточек за Октавию… — Ох, Октавия сама за себя выпьет! — капризно отвернула я голову в сторону. — Глоточек за Ре-ейве-ен, — тянула девушка, словно уговаривая маленького ребёнка съесть ненавистные комочки манной каши. Я послушно глотнула. — И глоточек за меня, — ехидно прищурилась Лекса, выжидательно уставившись на меня. — Можно умереть от жажды? — скривилась я. — Могу помочь. — Умереть от жажды? — Нет, — она забрала стакан из моих рук, отставив его на стол, заставленный пузырьками с каплями от насморка, таблетками от горла и прочей ерундой, которую накупила встревоженная Лекса. — Закрой глаза. — Я тебя боюсь, — шутливо отшатнулась я в сторону. — У тебя куча таблеток! Лекса мигнула. — В смысле, — тут же исправилась я. — Ты можешь меня ими напичкать. Чёрт, Лекс!.. Я не имела в виду… Короче, ладно, я закрыла глаза. Я действительно решила, что лучше уж заткнуться и закрыть глаза, но настороженно прислушивалась к каждому шороху, пытаясь понять, что она будет делать. Попытки эти продлились до первого прикосновения её губ к моим. В голове сразу приятно зашумело. Она нежно поцеловала меня в уголок губ, чуть усмехнувшись, потом оставила невесомое прикосновение в другом уголке губ, затем шепнула, останавливаясь в миллиметре от меня: — Всё ещё боишься? — Нет, — выдохнула я. Я почувствовала, как её губы расплылись в улыбке, а потом она углубила поцелуй. Я виновато подумала, что могу её заразить, но эти мысли тут же вылетели из головы, когда она начала изучать мой рот языком, чуть прикусывая нижнюю губу. Меня с головой накрыла волна нежности, а кожа покрылась мурашками. Вскоре не стало хватать воздуха и казалось, что мир вокруг просто сузился до размера маленького шара, в котором были мы, наше дыхание, горячие губы и её зелёные глаза, дарящие столько любви, что внутри всё сжималось от осознания величия и силы её чувств. Я обхватила её голову руками и прижалась лбом к её лбу. — Ты горячая, — будничным голосом сообщила Лекса, переведя дыхание, остановив свои руки на моей талии, нежно поглаживая. — Очень откровенно, — игриво приподняла я бровь. — Нет, Кларк, прости, но… Думаю, у тебя температура. Так, может, всё же сделаешь глоточек за меня? — Какая ты противная, — не отстраняясь, исподлобья пронзила я её взглядом. — Прямо как это лекарство. Лекса мягко поцеловала меня в щёку. Я подобрела, наслаждаясь её тёплыми губами, которые оставили приятные ощущения на щеке. — Выпью уж немного, — проворчала я. Лекса таким же образом оставила поцелуй на другой щеке. — Или литра два, — улыбнулась я. — Нет уж! — легко расцепила наши объятия Лекса. — У меня и так сейчас было ощущение, что я целовала старичка-лесовичка! — Ну и познания, — поморщилась я, — сама виновата. Если бы купила мне порошок с малиной, сейчас наслаждалась бы… — Тем, что ты ещё больше разболелась, — перебила меня Лекса. — Натуральные травы всегда полезнее! — Ага, поэтому ты эти натуральные травы высыпала из пакетика и размешала ложкой, — язвительно откликнулась я. — Но пациент-то, скорее, жив, чем мёртв, — привычно пожала плечами Лекса. — Тебе грех жаловаться! — Я бы взяла ещё один грех на душу, — проникновенно сказала я. — Какой именно? — Что ты скажешь о чревоугодии? — Ох, отправлюсь в какой-то там круг Данте вместе с тобой, — вспомнила Лекса «Божественную комедию». — В третий, — уточнила я. — Тебе виднее, — покосилась она на мой живот. И я обиделась.***
Мы бродили по узеньким улочкам старейшего города Флориды — Сент-Огастина, Лекса с восторгом оценила здание деревянной школы. — Представь, Кларк, ему более трёхсот лет! — Выглядит неплохо, — равнодушно кивнула я, больше наслаждаясь тем, как Лекса осматривала местные достопримечательности. Сама я не была в восторге от активного отдыха, предпочитая сидеть где-нибудь на природе, делая наброски. Но мы с Лексой честно поделили время, поэтому сейчас, сойдя в очередной раз с забавного красного поезда, который передвигался по исторической части города, девушка восхищённо дотрагивалась до стен домиков, сделанных из ракушечника, замирала перед массивными зданиями восемнадцатого века. И ворчала, когда я просила её где-нибудь посидеть. — Кларк, мы ещё насидимся в твоём парке! — Моём парке? — возмутилась я. — Эверглейдс — это не просто мой парк! — Знаю, — скривилась Лекса. — Не будь занудой. Зато когда мы посетили озеро Окичоби, Лекса забрала назад все свои язвительные насмешки над моим стремлением попасть в Национальный парк Эверглейдс. — Ты серьёзно думала, что это просто какой-то парк? Типа, лавочки, тир, качели, фонтаны? — поражённо вопрошала я. — Отстань, — стеснительно краснела Лекса, торопливо вбивая в поиск название и округляя глаза. — Ладно, признаю, я была идиоткой. — Господи, — простонала я. — Что? — покосилась на меня Лекса. — И почему я разбила свой телефон? Девушка напряглась, не зная, что ответить, виновато поджав губы. — У меня там был такой чудесный диктофон! Я бы записала эту фразу, — продолжала я издеваться. — И слушала бы, и слушала бы, и слушала! — Балда. — Лекс, помнишь, ты дала мне в первый день нашей встречи послушать колыбельную, которую сама исполнила? — Припоминаю что-то, — едко ответила Лекса. — Ты могла меня очаровать, просто произнеся эти правдивые слова: «Я, Александрия Вудс, признаю себя идиоткой», — смаковала я. — Слышишь? — Слышу, как у кого-то крыша поехала, — с достоинством ответила Лекса. — Это что, шутка из детского сада? Ты запомнила её на полднике и с тех пор думала, где бы применить? — Кларк, мы должны побывать в парке орхидей! — резко перебила меня Лекса, вычитав что-то в телефоне. — Скажи честно, ты придумала его, чтобы не проиграть словесную перепалку. — Не вижу соперников, — подслеповато поводила руками вокруг Лекса. — Тогда одна отправишься в парк орхидей. Кстати, почему именно туда? — Узнаешь! — загорелись в глазах Лексы странные огоньки.***
Знаете, почему ей туда хотелось? Эта, мягко говоря, любительница цветов, ещё в детстве прочитала какой-то рассказ (прим.: Г.Уэллс «Странная орхидея»), где непонятная орхидея чуть не убила главного героя, который любовался её нежными бутонами, вдыхая сладковатый, дурманящий аромат. Она надеялась найти такую, чтобы подсунуть мне на день рождения. Я покрутила пальцем у её виска и заявила, что следующий город, который мы посетим, — Орландо. Лекса с любопытством выясняла, почему, пока не оказалась у билетных касс на колесо обозрения «Глаз Орландо». Побледнев не хуже, чем её возлюбленный герой перед смертью, она вцепилась в мой рукав и умоляла не заставлять её подниматься на эту невообразимую высоту. — Кларк, я не выдержу! Тут больше сотни метров! — в ужасе задрала она голову, пытаясь разглядеть, где кончается этот колосс. — Сто двадцать два, — меланхолично прочитала я реальные размеры аттракциона. — Тем более! Мне с детства не нравилась эта цифра! — Почему? — Мне приснился сон, где я упала с колеса обозрения, высота которого, — о ужас! — была ровно сто двадцать два метра! Это был явно вещий сон! — Врёшь, — недоверчиво посмотрела на неё я. — Лекса, я не знала, что ты такая трусишка. — Я не боюсь ничего, Кларк, кроме высоты! — И полётов на самолёте! — Это вполне логично! — Но это же безопасно! — поразилась я. — Ты же водила меня на крышу! Там, знаешь ли, тоже было высоковато. — Это единственная высота, которая меня не пугает. — Но мы же поедем вместе! — я взяла её за руку, не в силах поверить, что она правда так боится высоты. Девушка затравленно смотрела на меня, покусывая нижнюю губу. — Мне обязательно так делать? — Мы приехали в чёртов город только ради этого! — не выдержала я и раскрыла все карты. — Что? — вытаращила глаза Лекса. — Это тебе моя месть за орхидеи! — Гриффин, — закатила глаза Лекса. — Тащись за своими билетами. — Ты не шутишь? — Нет, двадцать минут — и я вновь на земле, — вздохнула Лекса. Я расцеловала девушку и побежала к кассе, оставив её любоваться колесом.***
Мы бродили по песку Форт-Лодердейла, разглядывая многочисленные яхты и катера; загорали на лежаках на берегу Атлантического океана в Майами, подставив тела жаркому солнцу. Лекса задумчиво чертила пальцем разные узоры на песке, пока я жаловалась, что к моей коже не прилипает такой красивый загар. Она лениво переваливалась на другой бок и продолжала слушать дифирамбы в адрес её смуглой кожи. Потом я не выдерживала, хватала её и тащила в воду, пока она визжала что-то вроде «Гриффин, у меня песок теперь везде!» Я не забывала каждый день посылать фотографии с наших совместных поездок Рейвен и Октавии, звонила маме. Лекса даже не ворчала, что я оккупировала её телефон, сама она полностью отдалась нашему путешествию, погрузившись в общение со мной, с природой; больше всего её вдохновила наша поездка по железнодорожной трассе мимо озера Окичоби. В это озеро она влюбилась моментально, ни разу не пикнув, пока я делала наброски, также не в силах оторваться от потрясающих видов. Но я хотя бы работала, а она просто часами сидела рядышком, смотрела на воду, иногда бродила по берегу, строила небольшие замки из песка, которые я высокомерно окрестила жалкими кучками. Она не обижалась и выводила рядышком: «Кучка Кларк». Я оскорблённо повелевала, чтобы она переименовала это обратно в «Замок Кларк». Мне ужасно не хотелось возвращаться обратно. Я готова была прожить так сто лет: по вечерам, правда, мне приходилось долго сидеть, выполняя заказы по работе, отсылая их по почте, Лекса в это время лежала рядом на кровати клубочком или читала мне что-нибудь вслух. Рейвен, с присущим ей тактом, интересовалась, выполнена ли главная цель нашего путешествия. Когда Лекса мельком увидела это сообщение, она вопросительно подняла бровь: — Гриффин, у тебя была какая-то главная цель в этом путешествии? Потратить все деньги? Сделать больше ста набросков? Вымотать мне нервы? Перепробовать все сорта мороженого? Довести меня до инфаркта в самолёте? Я загадочно улыбнулась, пока Лексу не осенило. — Гриффин, по-моему, ты спускаешься ещё глубже в ад за свои грехи! — Сладострастники были во втором круге, — скромно улыбнулась я. — Так вот куда нас хотели поместить наши соседи! — припомнила Лекса гневные стуки в стену ночью, когда мы чрезвычайно громко нарушали их покой звуками, далёкими от храпа. — Какая разница, куда они хотели нас поместить, — обвила я Лексу руками. — Хоть в девятый круг, только бы это не заканчивалось, — и я уже в который раз испытала головокружение от того, во что перерос наш начавшийся невинно поцелуй.***
Мы лежали, обнявшись, рядышком. Лекса спала, а я грустно поглядывала на будильник, который должен был нарушить наш покой через девять минут. Лекса начнёт одеваться, до этого приготовив нам завтрак, потом привычно поцелует меня, укроет одеялом и уйдёт на работу. Я поваляюсь полчасика в кровати, прижимая к себе её подушку, вдыхая запах её волос, её тела, потом пойду на кухню, где меня будут ждать блинчики, красиво нарезанные фрукты, поджаренный тост, пончики… Но самое главное — на холодильнике будет висеть записка от Лексы с пожеланием доброго утра. Каждый раз она придумывала что-то новое. «Тосты подгорели, но и ты сегодня ночью храпела!» «Добрый день. Я всё же надела пиджак, пахнущий нафталином. Не забудь помыть посуду. Твоя зануда». «Я дико опаздываю, поэтому просто — доброе…» «Я тебя люблю!» «Обойдёшься без завтрака: мне сегодня снилось, как мы ещё раз прокатились на этом чёртовом колесе!» «Я нашла грязный носок у себя под кроватью. Гриффин, серьёзно? Съезжай немедленно! П.С. Джем к блинчикам в холодильнике. Доешь и уходи!» Я в течение месяца каждый раз босиком, торопливо закутавшись в плед, бежала на кухню, чтобы прочитать её послания; иногда я это делала, как только за ней закрывалась дверь. Я не могла жить без её слов, без записочек, без её внимания, без Лексы. Никто в жизни не окружал меня такой заботой. Вся моя жизнь будто оказалась в сложенных ладонях Лексы, которая бережно держала эти ладони около сердца, так что я чувствовала каждое его биение, каждое переживание, каждый радостный перестук. Рейвен с Октавией, когда мы собирались, как прежде, втроём посплетничать, порой задумывались, а не отбить ли им у меня Лексу. Я безмятежно сообщала, что отобью им обеим почки, после чего они приходили к выводу, что Мёрфи и Линкольн не так плохи. Я прокручивала в голове события прошедшего месяца после того, как мы приехали из Флориды. Ресницы Лексы дрогнули, она приоткрыла глаз: — Почему не спишь? — хриплым от сна голосом спросила она. — Смотрю на тебя, — улыбнулась я, прикрыв глаза от нахлынувшей нежности, придвинувшись к ней поближе (хотя куда уж ближе?) и мягко ткнувшись носом в шею. — А почему сколько грусти в голосе? — Лекса безошибочно угадывала любой оттенок чувств в моём голосе. — Вспоминала Флориду, — честно ответила я, чуть проводя кончиками пальцев по её обнажённой руке, — как там было здорово. — Ты же почти не спала ночами. — Ну, — чуть покраснела я. — Из-за этого я готова не спать никогда. — Я не про это, — чуть усмехнулась Лекса, поймав мою руку и поднеся к губам, нежно поцеловала каждый пальчик. — Ты же вынуждена была работать по ночам. Помнишь, как ты бесилась, когда твои наброски не загружались почти час? — Ну и что? — провела я большим пальцем по её скуле, словно пытаясь стереть оставшийся от подушки красноватый след. — Зато днём мы с тобой где только ни были! — И ты бы не жаловалась больше с утра, что готова душу дьяволу продать за часик сна? — прищурилась Лекса. — Нет, — уверенно сказала я. — Ну, тогда, — протянула Лекса. — Я хотела приурочить это к дню рождения, но… — Что? — села я, уставившись на неё совиными глазами. — Помнишь мой халат? — Ещё бы, — содрогнулась я. — Ты надумала его сжечь? — Нет, достань-ка его. — Издеваешься? — Ну, пожалуйста, — с нажимом сказала Лекса, тихонько сжав мою руку. Я секунд пять смотрела на неё с недоверием, потом легко спрыгнула с кровати, вызвав, наверняка, негодующие стоны соседей снизу (бедные, что только не пришлось им услышать за последний месяц!). — Он же где-то на дне шкафа, — открыла я дверцу, мимолётно взглянув на себя в зеркало: ну и гнездо на голове! Как меня только Лекса любит? — Знаю. Также знаю, что ты бы туда в жизни не полезла, любопытная сорока. — Что за интриги? — я с трудом вытащила откуда-то из недр шкафа пакет с халатом, прогоняя неприятные воспоминания: этот дурацкий кусок ткани закрывал весь обзор на тело Лексы! — В кармашке посмотри, — преувеличенно равнодушно потянулась Лекса и зевнула, с сожалением взглянув на будильник. Я жадно сунула руку в правый карман — пусто. В левый — что-то зашуршало. Я вытащила на свет божий какие-то плотные бумажки. — Это…? Лекса села поудобнее, наблюдая за мной. — Это? — Да-да, — довольно произнесла она. — ЭТО БИЛЕТЫ В ПАРИЖ??? — Если ты закричишь ещё громче, то тебя прибегут поздравлять Рейвен и Октавия. Я стояла, ошеломлённая, растрёпанная, в мятой футболке с пятном на боку (тайком от Лексы я таскала завтрак в постель, там он казался ещё вкуснее), глаза у меня не могли вернуться в привычное положение, гуляя где-то в области лба. — Но если ты будешь молчать, то я начну волноваться, — немного напряжённо произнесла Лекса, явно нервничая из-за того, что я истуканом застыла, судорожно сжимая в руках билеты. Не знаю, как, но с трёх метров один прыжком я скакнула в кровать и набросилась на Лексу с объятиями, чуть не задушив её. — Лекс, я тебя люблю! Обожаю! ПАРИЖ! — Меня любишь или Париж? — чуть ревниво осведомилась она, польщённо покраснев от удовольствия. — Тебя, — начала покрывать я поцелуями её лицо, без разбора попадая то в лоб, то в глаза, то в нос, то, наконец-то, в губы. — Тебя люблю, Лекс, очень люблю! Откуда ты вообще такая взялась для меня? — Из автобуса, — еле ответила Лекса. — Я тебя люблю, Кларк, — на секунду отстранила она меня. — Очень люблю. И только когда ты рядом, чувствую, что живу. Я, растаяв, просто смотрела на неё, опустив руки. Она так же просто смотрела на меня и улыбалась. — Я люблю тебя, Кларк, — повторила она. — И знаешь, что? — Что? — Завтрак сегодня готовишь ты.***
Ну, вы понимаете, почему я люблю эту девушку? И понимаете, насколько мне повезло, что каждое утро просыпаясь, я могу шептать ей: «Ты рядом!» А в ответ всегда услышу: «Я люблю тебя, Кларк».